Голова не исчезла. Она по-прежнему шипела и шевелила волосами-змеями.
Количество ненормальностей зашкалило, и инстинкт самосохранения окутал мозг туманом животного ужаса.
Не контролируя себя, Максим Геннадиевич отпрыгнул прочь от кровати.
В спину уткнулись пальцы, попытались ухватить, оцарапать.
Ликин рванул в санузел. Его сотрясала крупная дрожь, так что рука не с первой попытки попала по ручке. Наконец дверь открылась, и он ввалился в тесную комнатушку.
Кап… кап… – неплотно закрытый кран монотонно ронял влагу.
Из зеркала уставилось перекошенное лицо с расширенными глазами. В их темной глубине сплелись в яростной борьбе страх и безумие.
То, что из зеркала смотрел не ужасный монстр из кошмара, а он сам, пускай и утративший частично человеческий облик, позволило Максиму Геннадиевичу взять себя в руки. Не полностью, но достаточно чтобы действовать, а не метаться в приступе паники.
Пустив воду, он подставил под тугую струю пылающее лицо. Отфыркиваясь, перевел дух.
С ним что-то происходило. Что-то очень нехорошее… Нужно принять этот пугающий факт и искать выход.
Закрыв кран, дрожащей рукой снял с сушилки полотенце, вытерся. Прислушался к доносящимся из соседней комнаты звукам.
Постанывал холодильник. В механические звуки вклинилось шипение. Или это воображение играло со слухом дурную шутку?
Желание поверить, что временное помешательство прошло, что отголоски ночного кошмара растаяли, сильно. Вот только натянутые до предела нервы не позволили самообману обрести силу.
В четырех стенах санузла все обыденно. Нет ни кошмарных видений, ни торчащих из стен частей тела… может, если он побудет здесь дольше, то и остальной мир вернется к привычному порядку.
А если дело не во всем мире, а исключительно в номере? Не на пустом же месте сформировались рассказы о проклятых жилищах.
Мысль показалась Максиму Геннадиевичу настолько привлекательной, что он даже дернулся, сгруппировавшись, словно перед боем.
Точно, нужно выбраться из номера, пообщаться с людьми и все будет хорошо.
– Все будет хорошо, – словно мантру повторил Максим Геннадиевич, распахнув дверь санузла.
Стон непроизвольно сорвался с губ.
Голова у изголовья кровати тряхнула волосами и зашипела, словно гадюка, готовящаяся к броску. Рука сжала кулак, хрустнув костяшками, погрозила указательным пальцем.
Держась на оставшихся крохах решимости, Максим Геннадиевич подошел к голове и притронулся ко лбу пальцем. Твердый. Кончики пальцев ощутили сальные волосы. Накатило желание постучать по нему костяшками и заявить: «Глухо как в танке». В последний момент страх пересилил кураж, и Ликин не решился на столь вопиющий поступок. Вместо этого повел головой из стороны в сторону, особое внимание уделяя углам.
– Это ведь какая-то шутка? – спросил он, всматриваясь в темный зазор между потолком и крышкой одежного шкафа. Где-то внутри он понимал, что происходящее не розыгрыш, а реальность, пускай и нереальная. Но желание найти разумное объяснение очень сильное. Увы, ни намека на скрытую камеру.
Зато абсурда в избытке.
Голова подрагивала, сквозь шипение порой прорезалось скрипящее хихиканье. Рука грозила и оскорбляла.
– Что тебе от меня нужно? – склонившись почти вплотную к закрытому волосами лицу, проорал Максим Геннадиевич. Срывавшаяся с губ слюна оставила на волосах белесые комки.
Хихиканье, в котором почудилась насмешка.
Нервы не выдержали напряжения, сдали.
Схватив мобильник и ключ, Ликин выскочил из номера. Одиночество стало нестерпимым. Окрепла уверенность, что если он пообщается с кем-нибудь, неважно с кем, наваждение уйдет и все вернется на круги своя.
В коридоре пусто. Ни горничной со стопкой чистого белья, ни уборщицы с пылесосом и тележкой на непременно поскрипывающих колесиках. Постояльцев тоже не наблюдалось. Ощущение, что во всем здании он остался наедине с безумными видениями.
Максим Геннадиевич направился в дальний конец коридора, прислушиваясь у каждой двери. Он готов постучаться в номер к незнакомому человеку и задать самый нелепый вопрос, вплоть до «не найдется щепотки соли?» Главное, услышать в ответ человеческую речь. Пускай даже мат.
Но за закрытыми дверями царствовала тишина.
На этаже восемь номеров, включая его. Каждый отмечен красивым кованным номером, сияющим начищенной бронзой.
В дальнем конце коридора, за шторой из плотной ткани, обнаружилась узкая дверь. Она легко открылась, и Максим Геннадиевич вышел на балкон.
Горячий воздух слизнул бусинки пота со лба.
Небольшое пространство, рассчитанное на одного курильщика, забрано со всех сторон кованой решеткой. Виноградная лоза в палец толщиной, густо переплетаясь с колючими ветвями роз, образовали преграду, надежнее тюремной. Забраться в отель через балкон не удастся при всем желании, равно как и покинуть его.
Вид с балкона открывался на самую что ни на есть глухую подворотню, где кроме гниющего со времен царя Гороха остова кареты ничего нет. На черных от грязи стенах не видно даже привычных надписей, оставленных юными бунтарями, бросающими вызов равнодушному миру посредством брани и мата. Впечатление, что сюда никто не заходил многие и многие десятилетия, а то и века.
И звуков никаких не доносилось. И это в центре города среди бела дня!
Унылая картина лишь усилила тревогу. Как-то все вокруг ненормально. Словно в беспокойном сне, одном из тех, что часто являются перед каким-нибудь ответственным событием.
"Не буду терять время. Нужно срочно с кем-то пообщаться…" – Максим Геннадиевич вернулся в коридор, прикрыв за собой дверь и задернув штору.
Ряд дверей и по-прежнему ни одной живой души. Мертвой, к счастью, тоже не наблюдалось.
"Уж уж стойки администратора кто-нибудь точно есть", – встрепенулся Ликин. Может даже милая администратор еще не сменилась.
Несмотря на неуместную мечтательность мысли, Максим Геннадиевич ускорил шаг.
Лестничный пролет змейкой обвивал шахту лифта.
Остановившись у зеркальных створок, мужчина вдавил кнопку вызова. Она сменила цвет с зеленого на красный. Что-то в общественных заведениях стимулирует желание пользоваться этим чудом техники даже для перемещения на один-единственный этаж.
Кабинка ползла медленно, словно не на второй этаж, а как минимум к пентхаузу небоскреба.
Максим Геннадиевич переминался с ноги на ногу, жалея, что не пошел пешком. Но уйди сейчас как-то глупо.
Створки кабины приветливо разошлись, приглашая прокатиться. Мягкий свет, красный ковер на полу, огромные зеркала с трех сторон и на пололке.
Зайдя внутрь, Максим Геннадиевич ткнул в кнопку, помеченную цифрой "1", и глубоко вздохнул. Усилием воли растянул губы в улыбке. Не появляться же на люди с испуганным лицом. Подумают еще что нехорошее.
Створки захлопнулись быстрее, нежели открывались. Кабина вздрогнула, отметив начало движения вниз. Что-то скрипнуло, засопело… возникло впечатление, что ее опускал не механизм, а какой-то тролль, страдающий от жуткого похмелья.
Покачиваясь, кабина неспешно опускалась. Сопя и скрепя.