Розалина снимает сливки

– Неужели он настолько плохо с тобою себя вел? – поинтересовалась Анвита.

– Не… не совсем. Но когда изо рта парня то и дело вылетает «милая», «чика», «девочка», понимаешь, что это за тип.

– И почему с красавчиками всегда такая проблема? – Анвита тяжело вздохнула.

– Потому что они красавчики и им не надо стараться.

– Эй, – возразил Рики. – Я красавчик, и я стараюсь.

Розалина к тому времени уже чувствовала себя несколько виноватой. Она не хотела делать из Гарри урода. Просто… человека с определенным прошлым и определенным набором ценностей. А учитывая, сколько слухов здесь ходило, она рисковала нечаянно пустить слух, что он – извращенец, и тогда никто не станет с ним разговаривать до конца сезона.

– Я… я, наверно, к нему несправедлива. Уверена, что Гарри – милый парень. Пойду спрошу, не хочет ли он пересесть к нам.

Во время короткой прогулки по газону Розалина воспользовалась возможностью присмотреться к другим участникам конкурса – честно говоря, она присматривалась к Алену. Она заметила его на скамейке рядом с Джози, видимо, в разгар оживленной беседы. Что было прекрасно. Это, безусловно, было прекрасно. Она не претендовала на его время или внимание, да и не стремилась с ним заговорить.

Но почему он сам этого не сделал? Не подошел. Не поздоровался. Не сделал ничего.

Да, ей не хватало практики. Но ведь у нее все равно получилось… хорошо? Ведь хорошо?

А еще плохо показывать чувства невовремя. На ТВ-шоу были другие конкурсанты и персонал. Они очень разозлятся, если увидят, что между ними что-то есть. Если между ними действительно что-то было.

Может быть, между ними был только поцелуй.

Или Ален был тактичен и старался не создавать поводов для сплетен.

Или губы Розалины случайно дали понять, что она хочет, чтобы он отвалил и никогда больше с ней не разговаривал.

– Ты в порядке, друг? – спросил Гарри, давая Розалине понять, что она стоит над ним дольше, чем собиралась.

– Что? Да. Я хотела сказать… – Она вдруг почувствовала, что снова оказалась в средней школе и говорит мальчику, что у нее есть подруга, которой он нравится, и надеется, что он не подумает, что эта «подруга» – это «она». – Эм…

Он поморщился. Как и следовало ожидать.

– Слушай, хотел спросить, я ведь не расстроил тебя в тот день?

– Расстроил меня? – повторила она, слегка ошеломленная.

– Да. Из-за имени. И из-за «милой». И из-за «девочки». И из-за «красотки». – Ей показалось, что он покраснел. – Просто не хочу, чтобы ты считала меня придурком.

Если честно, она вообще не привыкла думать о таких парнях, как Гарри.

– Нет. Вовсе нет.

– Отлично. Я просто, ну, это самое, уточняю. – Он вздохнул, что, к удивлению Розалины, значило «мне полегчало», а не «ты за это поплатишься».

– Потому что, – продолжил он, – иногда я что-нибудь ляпну, а потом думаю: «Господи, Гарри, ты полный кретин», и эта мысль не дает покоя.

Розалина бросила на него любопытный взгляд. Она привыкла, что ее постоянно парализует возможность неодобрения людей. Но о чем беспокоиться Гарри? Он симпатичный парень, который живет в мире приятелей, пабов и женщин, которые не возражают против того, чтобы их называли милыми.

– Мне кажется, многие про себя так думают. Только, скорее всего, без «кретина».

– Ладно. Хорошо. – Он на секунду замолчал, наверно, размышляя насчет «кретина» – странный вышел образ. – Спасибо, друг.

Розалина подозревала, что будет жалеть, что спросила, но ничего не могла с собой поделать.

– А почему ты внезапно стал звать меня «другом»?

– Ты сказала, что я не стал бы звать тебя милой, если бы ты была парнем. Я подумал над этим, и, знаешь, ты права. И либо так, либо начать звать своих друзей «милыми», а они явно начнут на меня коситься.

Она не могла понять, победила или проиграла.

– Наверно, это вполне справедливо.

– Кстати, ты хорошо постаралась на прошлой неделе. Все сделала правильно.

– Спасибо. Ты справился…

– Довольно средне, – добавил он с сожалением. – Мой шоколад не застыл, а украшения растаяли. Вечно с ними проблемы, скажи?

– Ну, время еще есть.

Он кивнул.

– С нетерпением жду завтра. Люблю хорошие пироги. Но как только мы оказываемся в бальном зале, какой-нибудь парень с камерой подходит и спрашивает: «Что ты делаешь, Гарри?», а я отвечаю: «Готовлю пирог, разве не видно?» А потом он говорит: «Можешь повторить еще раз, как будто не отвечаешь на вопрос?» Это так глупо.

Это вызвало у нее смех. Потому что, если разобраться, это и впрямь было глупо.

– Ладненько. – Он неожиданно ей улыбнулся. – Не смею задерживать, друг.

– Вообще-то… – Ох, и зачем она на это согласилась? Это было глупо, ужасно и даже снисходительно. – Анвита хотела спросить, все ли у тебя в порядке? Ты один. Здесь. Сам по себе. И я тоже. Если только тебя это не раздражает. Но если что, это была ее идея. Правда.

Он посмотрел на нее своими карими большими растерянными глазами.

– Я в порядке, спасибо. Просто обедаю. Думаю, насколько сильно испортил начинку.

– Мне кажется, мы все ее испортили и теперь об этом думаем. – Слова продолжали сыпаться из Розалины вопреки ее воле. – Мы заметили, что ты обычно держишься в стороне. И не знаем, это твой выбор, или ты нас терпеть не можешь, или решил, будто мы тебя ненавидим, или, может, у тебя аллергия на скамейки для пикников, или… по какой-то другой причине.

– Ничего я такого не думаю. – Он засмущался сильнее. – Я решил, что у вас свои дела, и не хотел вам мешать.

– Ничего особенного. Скорее, это из-за… стола.

Он перевел взгляд с нее на стол, встревоженно нахмурив брови.

– Проблема в том, что я плохо умею общаться с несколькими людьми одновременно.

– А разве кто-то умеет?

– Ну… да. Мой приятель Терри всегда вытаскивает меня во всякие компании и постоянно говорит: «Эй, Гарри, что ты делаешь в углу, почему ни с кем не разговариваешь? Это Джим и Бренда, я с ними только что познакомился». Не знаю, как он это делает.