Розалина снимает сливки

– Ты уже знаком с моим отцом. Ты бы оставил с ним человека, которого любишь больше всего на свете?

– Ты ведь выросла хорошим человеком.

Если не считать работы без карьерного роста, едва оплачиваемых счетов и смутной уверенности в том, что она все испортила, возлагая все надежды на телевизионное шоу по выпечке, то… да.

– «Хороший человек» – это как раз то, кем я стараюсь быть.

Его рот изогнулся так, словно он намекал ей запрыгнуть в его двуколку.

– Ты лучше, чем просто хороший человек. И ты это знаешь.

Это были лишь слова. Явно лишь слова. Но втайне она была рада, что он считал ее такой.

– Спасибо. Ты… тоже вполне хороший.

– Полегче. Такой лестью недолго вскружить мне голову.

Она застенчиво засмеялась.

– Медовоустая дьяволица. Да, я такая.

И он тоже рассмеялся, не так застенчиво.

Разумеется, именно в этот момент Розалина, испытывавшая огромное облегчение от того, что они, похоже, вернули… свое, чем бы оно ни было, запаниковала и попыталась снова все испортить.

– Так… мы… помирились? Значит, между нами… все хорошо?

– Розалина-эм-Палмер, – теперь его глаза говорили: «Выпрыгивай из моей двуколки в какое-нибудь место поинтереснее», – разве «хорошо» – это достаточно?

В ней все затрепетало – по-настоящему, без лжи. И она всем своим видом показала, что готова к поцелую, подняв голову и надеясь.

Но Ален лишь на мгновение взглянул на нее, прежде чем отойти.

– Идем. Если мы в скором времени не доберемся до речки, лучшие волны разберут без нас.

Они пошли дальше. И на этот раз молчание было комфортным. Или настолько комфортным, насколько это возможно, когда пытаешься придумать, что бы такого приятного сказать.

– Расскажи еще что-нибудь о себе, – предложил Ален. – Такое ощущение, что мы много говорим о том, о чем ты обычно не рассказываешь, и очень мало о том, о чем говоришь.

Ладно. Фокус был в том, чтобы не запаниковать и не соврать снова, чтобы прикрыть свою скучность.

– Что ж. Естественно, я люблю выпечку. У меня есть дочь. Ее зовут Амели. Я работаю в магазине канцелярских товаров, это очень интересно. Я пыталась научиться вязать, потому что мне кажется, что это здорово, но так и не нашла времени, чтобы что-нибудь связать.

– Да, я вижу в этом недостаток.

– Это часть материнства. Увлечения ребенка становятся твоими. Так что теперь я довольно много знаю об акулах, балете и космонавтах.

Он весело хмыкнул.

– А что насчет тех лет, когда ты еще не была мамой?

– Боже мой. Я все время училась. И даже научилась играть на скрипке, чтобы мое резюме выглядело более разносторонним.

– Это явно сработало. Ты попала в медицину. Кстати, где ты училась?

Она наморщила нос.

– В Кембридже.

– Ничего себе, как ты любишь переусердствовать!

– Не такой уж он хороший, как кажется. Обычный университет, только более известный.

– Все равно нельзя постоянно работать и совсем не отдыхать. – Последовала короткая пауза. – Ты что-то говорила о своей девушке.

Разве? Она была слишком занята самообвинениями, чтобы это помнить.

– Что? О Лорен? Я до сих пор с ней дружу. Она теперь в браке – но не с той девушкой, с которой мне изменила. В эти выходные она сидит с Амели.

Он одобрительно кивнул.

– Люблю, когда люди поддерживают связь со своими бывшими. Они как друзья с дополнительным бонусом – ты знаешь, как они выглядят голыми.

Они ступили на мост, перекинутый через изгиб реки, взошедшая луна пролила на воду серебристый блеск.

Ален остановился. Он был из тех мужчин, которые особенно хорошо смотрятся в монохромной гамме – с его ростом, легкой надменностью и острыми скулами.

– Я невольно заметил, – сказал он с напускной беззаботностью, – что ты упомянула о бывшей девушке и бывшем парне. Что, как понимаю, означает, что ты интересуешься… как бы сказать… самыми разными людьми?

Как правило, Розалина не любила, когда ее спрашивали об ориентации. Особенно парни, поскольку за этим часто следовало: «Ух ты, как сексуально, и я уверен, что ты находишь это наблюдение чрезвычайно лестным и совсем не фетишистским», или: «Круто, мы с моей девушкой давно хотели попробовать секс втроем». Но Ален подошел к этой теме достаточно осторожно, и ей было приятно подтрунивать над ним.

– О, да, самыми разными. Я встречалась с драматургами, инженерами, бас-гитаристом, адвокатом, флористом…

Он скривил рот.

– Ты же знаешь, что я не об этом.

– Брюнетками, блондинками, рыжими…

– Ладно. – Он поднял руки, будто сдаваясь. – Просто подумал, что было бы вежливо узнать, что я не заигрываю с лесбиянкой.

Прошло уже много времени с тех пор, как кто-либо делал хотя бы смутные шаги в сторону Розалины.

– Я – бисексуалка.

– Значит, по сути, с тобою можно заигрывать?

«Быстрее, Розалина. Ответь так, будто ты не отчаялась».