Зарисовки о разном

Внезапно погода начала резко меняться, небо заплыло кучевыми облаками, поднялся сильный ветер, вдруг метрах в пяти от меня со свистом грохнулся огромный кусок кровельного шифера, его сорвало порывом ветра с крыши рядом стоящего дома, он упал прямо передо мной, разлетевшись на мелкие острые кусочки. Я вздрогнул. Проходившая мимо пожилая женщина, посмотрев на меня, проворчала:

– А если бы кто-то там был, да на голову, убило бы, – сказала она, показывая скрюченным от ревматизма пальцем на шифер, и пошла дальше, ворча и покачивая головой. Я улыбнулся ей вслед и почувствовал, как по телу моему пошли мурашки. А ведь там должен был быть я, не подай милостыню нуждавшемуся, не задержись на пару минут, ища мелочь в кармане, был бы этот кусок шифера у меня в голове сейчас. Я посмотрел на небо – оно было чистое, глубокое, и подумал тогда: неужели это правда? Да не оскудеет рука дающего.

Неожиданный ангел

По облупленному потолку обшарпанной квартиры медленно полз рыжий таракан с длинными чёрными усами, он был стар и болен, у него не хватало двух задних лапок, именно поэтому не спеша, часто останавливаясь, чтобы перевести дух, он долго шевелил усами, прежде чем идти дальше, интуитивно предчувствуя опасность. Задние лапки ему повырывала вчера супруга, когда случайно нашла его вскарабкавшимся на чёрную соседку по коммуналке. Интуиция в этот раз ему не помогла: появилась тень, удар клюва, и он исчез навсегда в пазухах липкого птичьего желудка.

Сильно болела голова, во рту стоял страшный сушняк, как в пустыне Атакама, настроение никакое. Филипп тяжело посмотрел на часы с кукушкой, что висели в углу, показывало три часа ночи без двадцати, попытался вспомнить, что он вчера пил такое, от чего это взбесившиеся гномы, что жили в его голове, стучали молоточками по черепу изнутри. Синяя кукушка, что жила в настенных часах с незапамятных времён, осторожно высунула голову и боязливо осмотрелась по сторонам, только она собралась открыть свой клюв, чтобы закуковать, как в неё полетел дырявый тапочек с развалившейся подошвой, она увернулась, быстро заскочила назад, дверца закрылась, тапочек повис на часах. Почему кукушка была синяя, знал только жёлтый ёжик, который дружил с ней, он был в отпуске с прошлого понедельника и бессовестно опаздывал.

– Я те кукукну, лохудра.

– Сам мудак, пьянчуга несчастный, – раздалось из-за закрывающейся дверцы часов. Филипп мотнул головой, как бык перед тореадором, и стал тереть лоб ладонью, потом двумя указательными пальцами принялся массировать пульсирующие виски, пытаясь отогнать головную боль, гномы перестали стучать, лишь только один из них продолжал слегка постукивать по темени, тут он заметил чью-то белую волосатую ножку, выбившуюся из-под ватного одеяла.

«Блин! Что это такое ещё тут?» – подумал он. Взяв осторожно кончиками пальцев край конверта, быстро откинул его, под ним оказалась обнажённая женщина с белыми плечами и рассыпанными вьющимися волосами на подушке, как пик победы вверх торчал заострённый нос. Он привстал с кровати и, стараясь не шуметь, решил пройти в соседнюю комнату. Тут его сильно качнуло влево, расставляя ноги, как гимнаст, он постарался удержать равновесие, к счастью, его качнуло вправо, он смог даже выпрямиться.

– Ты куда? – спросила очумелым от сна голосом девушка с белыми плечами, приподнявшись на локте. Тяжело оторвав голову от подушки, отчего рассыпанные волосы полностью закрыли её лицо, она стала сильно напоминать кикимору с болота своим торчащим кверху острым носом.

– Пойду в соседнюю комнату, прилягу на диван, – ответил он, стараясь при этом поймать убегающий из-под ноги тапок, но тот подскочил, больно хлестнул его по голени и запрыгнул на стул.

– А вы кто будете, разрешите полюбопытствовать? – обернувшись, спросил он. В ответ тишина, изредка прерываемая сладким похрюкиванием и сопением острого носа. Наконец тапочек спрыгнул со стула и, заискивающе улыбаясь, позволил себя надеть, второй так и остался висеть на часах с кукушкой. Тут его сильно качнуло влево. Не успев выпрямиться, он полетел прямо на дверной косяк, больно стукнувшись головой об него, от этого на голове вскочила синяя шишка, которая сочувственно поинтересовалась:

– Жив курилка?

– Не твоё дело, – огрызнулся он, – нет у меня сигарет, кончились.

– Напрасно грубишь, я к тебе на неделю, не меньше, – краснея, промолвила шишка.

Наконец доковыляв до дивана, он плюхнулся на него и попробовал заснуть, но сон не шёл к нему, в голове путались обрывки каких-то мыслей, воспоминаний, неудовлетворенные желания. Он грустно посмотрел в окошко, где в прибитом золотыми гвоздями небе висел безжизненный рожок бледной луны, и почему-то озорно засвистел, согнув язык за зубами.

На подоконнике внезапно появилась светлая тень с серебристыми крыльями сзади, она смотрела на него не мигая, прямо в глаза.

– О, сколько же вас здесь? – плохо соображая, пробормотал он.

– Я за тобой пришел, Филипп, собирайся, пора уже, пойдём.

– Я – это кто?

– Твой ангел, мне поручено проводить тебя в рай.

– Ты часом не врёшь, друг мой, а чем докажешь, что ангел?

– Значит, мне не веришь, Филипп? – делая строгое лицо из ангельского.

– Верю, верю, – испугался я, – я щас всем верю, вчера у друзей с очаровательной соседской девушкой познакомился, а утром оказалась суседкой.

– Мы никогда не шутим, Филипп!

– Но позволь, дорогой, куда мне в рай! Ха-ха-ха, так я же курю, пью, с женщинами сплю невпопад.

– Да мы знаем всё это, но нам известно также, что ты редко врёшь, за родителями своими долгое время ухаживал, за друзей всегда заступиться и помочь готов, кошек и собак бездомных подкармливал, старушек через улицу под ручку переводил. Мы всё знаем, – сказал ангел, расправляя серебряные крылья, от которых в доме стало светло и тепло.

– Это всё хорошо, только вот одна небольшая проблемка есть, ангел мой, меня не Филиппом зовут, а Аркадием, может, ты адрес перепутал, дорогой?

– Я адрес?.. – с удивлением. – Сейчас проверю, – доставая из кармана белых брюк замызганную бумажку с непонятными каракулями на ней. – Город Крыжовль, улица академика Дятлова, 6, первый этаж, направо.

– Да нет, ангел ты мой, это улица профессора Сирина, 7, первый этаж, дверь направо.

– Так что же ты молчал до сих пор?

– Ну знаешь, не всякий день ангелы в гости к тебе приходят, давай познакомимся, – протягивая руку, – может, пригодится когда-нибудь, знакомства, знаешь, в наше время много чего значат.

– Нет у меня желания с тобой знакомиться, – резко оборвал ангел, – и времени нет, – вылетел он в форточку, даже не попрощавшись.

– А у меня тем более, – вмиг протрезвев и прыгая в окно вслед за ангелом, но в другую сторону. – Нет у меня времени знакомиться, – передразнивая и падая в траву под окном, –а у меня, может, вообще нет желания сидеть в раю с попами да со старыми девами арфу слушать, я Rock люблю, – падая и снова вставая, чтобы бежать куда глаза глядят, лишь бы подальше от нечистого места.

Бабочка апокалипсиса

Бледная девочка с грустными глазами сидела у окна и смотрела потухшим взглядом в пустынный двор, где раскалённый ветер мотал обрывки прошлогодних газет и облако серой пыли, он то стелился змеёй по земле, то взлетал вверх, тоскливо завывая. Ее припухшие, слегка потрескавшиеся губы были плотно сжаты, почти год как она не улыбалась. В соседней комнате неспокойно дремал отец, от постоянного недоедания он был слаб, изнурён, вот уже год как потерял работу и большую часть дня спал, чтобы забыться. Её сверстницы, друзья, так же как и она, сидели по домам, а всё потому, что на планете Земля началась бесконечная страшная засуха. Лучи солнца были очень вредны для нежной детской кожи, и они выходили поиграть на улицу только с наступлением темноты. Мать девочки работала в медицинской клинике, где ещё можно было найти хоть какую-то работу, убирала и занималась стерилизацией операционных инструментов. Сегодня она ждала доктора, своего шефа, который опаздывал, что было крайней редкостью. Муж доктора неделю назад срочно выехал в командировку на юг Бразилии, где его коллега из местного университета, такой же биолог, как и он, обнаружил в высохших джунглях Амазонки редкую бабочку Морфо из древнего семейства нимфалид, что стала большой редкостью, последний раз её видели двадцать лет назад, они должны были вместе проанализировать этот беспрецедентный феномен. Без особого труда они поймали миловидное насекомое и, усыпив его безвредным газом, посадили в стеклянную колбу. Возвращаясь назад на старом разбитом джипе, который прыгал и скакал как умалишённый кузнечик по иссохшему руслу реки, они попали под ледяной дождь, который своими острыми, как бритва, осколками искромсал джип и всё вокруг. Оба погибли, но колба уцелела, в последний момент профессор успел накрыть её своим телом, только крышка слетела с неё. Вскоре бабочка проснулась и, полухмельная, вылетела из-под осколков разбитого стекла. Взмах её крыльев в Бразилии уже давно не вызывал торнадо в Техасе, вокруг всё так высохло, что ураганы и смерчи стали обыденным явлением в повседневной жизни людей.

Она, молодой врач, неторопливо шла по пустынной улице и была очень грустной. Нет, она ещё не знала о гибели мужа, но ей предстояло сегодня позвонить директору по производству химических удобрений и пестицидов, чтобы сообщить о том, что он неизлечимо болен и дни его сочтены, она очень не любила это делать, поэтому шла медленно, оттягивая неумолимое время. Вчера, скрепя сердце, она уже сообщала жене фермера, что плод в её животе плохо сформировался, но фермер пока ещё не знал об этом. Он был на заводе, сидел в кабинете замдиректора и подписывал обоюдно выгодный контракт о покупке нового сорта маиса, который рос без дождя даже на отравленной пестицидами почве. Ему очень нужен был этот злак, ведь у него в хлеву теперь неподвижно стояли семь тысяч голов скота, недавнее приобретение, которых надо было теперь усиленно кормить и поить, чтобы погасить кредиты, поэтому он решил сам выращивать корма и сэкономить хоть на этом. Коровы в свою очередь бесконечно выделяли парниковые газы, в составе которых был аммиак и метан, разрушая ещё больше нездоровую атмосферу, усеянную озонными дырами. Над землёй, не прекращаясь, шли кислотные дожди радужного цвета.

И лишь только бабочка, которая вырвалась на свободу, летела над землёй, преодолевая расстояния, то уносимая порывами ветра, то улетая от него, она была очень рада свободе. Вот она уже бесшумно порхает на улицах города, а люди удивлённо смотрят ей вслед, кричат и хлопают в ладоши, плачут от радости, некоторые, особенно молодые, спрашивают друг у друга:

– Что это было? Что это?!

– Это бабочка! – со слезами на глазах кричал беззубый старик. – Бабочка!

Кто-то стал прыгать, чтобы поймать её, она резко вспорхнула и села на оконную раму, за которой жила бледная девочка с грустными глазами. Она осторожно, чтобы не вспугнуть, высунула руку и приблизила её к бархату крыльев. Бабочка не задумываясь села ей на палец, расправила свои чудные неоновые крылышки и, как молодая девушка, гордясь своей красотой, разрешила вдоволь полюбоваться собой, и только когда ребёнок улыбнулся, она вспорхнула вверх и полетела, ведь у неё было столько важных дел, ведь жизнь так коротка, чтобы жить одним днём, даже у бабочек.

Вспоминая судьбу старых моторов в шведском лесу

Если кто-то думает, что автомобиль – это кусок железа с мотором и машинным маслом внутри, то очень ошибается, мягко говоря. Даже если найдутся такие, кто уверен, что нынешние тачки, напичканные совершенными технологиями с заумной электроникой, оригинальными моторами, мало потребляющими топливо, и точным навигатором, являются всего лишь превосходным средством для передвижения, так же неправы, как и первые. Впрочем, ещё совсем недавно и я так думал, пока не оказался в южной части Шведского королевства, в лесу, около шахтёрского городка Бастнас, на кладбище автомобилей от прошлой эпохи.

Чудным сентябрьским утром, в окружении блестящей тучки мошкары, вместе с супругой мы оказались в лесу с друзьями-шведами, к которым приехали погостить на недельку, и очутились в самом разгаре грибного сезона. Как и все северные народы, которые большие знатоки даров леса, наши друзья ничем не отличались от своих соплеменников и были такими же заядлыми грибниками. До этого три дня непрерывно шёл дождь, в среду утром он прекратился, появилось невинное солнышко, и погода значительно улучшилась. Порядком устав сидеть дома, играть в преферанс, ведя заумные разговоры о том о сём, а больше всего ни о чём, раскупоривая очередную бутылочку Jameson caskmates, все радостно среагировали на своевременное предложение Андерса прогуляться по утреннему лесу и собрать немного грибов на ужин.

Сапоги сорок третьего размера со старой лыжной палкой я принял от него с нескрываемым восторгом, как молодой викинг меч от короля норманнов.

Лесная дорога, по которой, скользя, катился наш Jeep Cherokee, была вся размыта дождями, покрыта небольшими лужицами, местами глубиной по колено, точно помню, потому что пару раз приходилось выходить из машины и подкладывать ветки под колёса, чтобы вытащить его из липкой грязи. Через час-полтора, измученные разбитой дорогой, уже уставшие, но безгранично счастливые, мы очутились на месте, где, по словам Андерса, должно было быть море грибов и ягод. Его обещания и наши ожидания себя полностью оправдали – вокруг тут и там виднелись забавные шляпки болетовых, сыроежек, подберёзовиков, россыпи шаловливых опят с коричневыми ножками… Наши плетёные из веток лукошки быстро наполнялись дарами лета. Как всегда, меня единогласно выбрали носильщиком наполненных корзинок. Каждый раз, прежде чем отнести очередной сбор урожая в машину, я предупреждал, что скоро возвращусь, просил их не уходить далеко, но в этот раз меня предупредили о возможном направлении в витиеватом лабиринте тропинок, добавив, что дожидаться не будут, не маленький, мол, сам найдёшь дорогу. Болтая между собой, они потихоньку пошли, углубляясь в лес, на прощание помахав мне ручкой издали.

Северный лес отличается от других не только породами деревьев, но и своим нордический духом, недаром же именно здесь живут Альвы и Скоге, герои бабушкиных сказок, и не только они. Встреча с ними в лесу не сулит ничего хорошего путешественнику, могут заманить в болото или в чащу к неприкосновенным деревьям. Здесь есть как таёжные леса, так и смешанные, не редкость дуб, бук, святой скандинавский ясень со своей супругой Аскефруа, дерево, под которым нельзя даже мочиться под страхом неизлечимо заболеть, на севере – ель, сосна и берёза, из животных – лоси, косули, куницы, медведи. Высохшая за короткое лето павшая хвоя весело потрескивала под резиновыми сапогами, иногда прерываясь громким хрустом замшелой ветки, метрах в пятидесяти от меня выбежала рыжая лисица, с любопытством уставившись на меня, и через минуту скрылась за небольшим бугром у поваленной сосны с одиноко торчащими, осиротевшими корнями кверху. Где-то ухал тетерев, ныла иволга из самой глубины лесной чащи, был почти полдень, сосало под ложечкой, хотелось кушать. Я поставил корзины рядом со столетней елью и нагнулся, чтобы сорвать земляничку, стыдливо склонившую красную головку неподалёку от рыжих муравьёв, её вкус был ошеломляюще сладким, прямо нектар, только протянул руку за второй ягодой, как начала куковать кукушка, очень хотелось её спросить, сколько мне осталось жить, но поймал себя на мысли, откуда эта бездетная птица может знать дату моей смерти, не спросил и пошёл в сторону машины.

У каждого грибника есть своя техника поиска, но что касается меня, я их отыскиваю на нюх, как хорошая охотничья собака, либо по возможным местам произрастания, известных только мне в результате многолетнего опыта, аккуратно срезаю ножку, чтобы не повредить грибницу, осматриваю, нет ли червей, слизняков, и только тогда отправляю в корзину.

Конечно, когда я возвратился на поляну, моих друзей и супруги след простыл, их тропинку за это время я уже успел подзабыть, пришлось идти наугад, проклиная всё на свете, метров через десять заметил маленького боровичка под раскидистой ёлкой, он только недавно вылез из-под плотного коврика мха, вид у него был задорный, пузатый, даже запах имел душистый. Я аккуратно срезал его, попробовал на вкус – он жутко горчил, подозрения оправдались – желчный гриб, или, как его называют в народе, горчак, пришлось положить обратно, на место. Дальше тропинка была полностью заросшая папоротником, с вековыми соснами вокруг, справа от меня на замшелом пеньке поселились целым семейством невзрачные опята, чуть дальше от них блестел подосиновик, полный высокомерия и самодовольства, пока я не положил его в корзинку к остальным грибам. Незаметно для себя я как-то ушёл в сторону, вглубь леса, оказался в такой непроходимой чаще, аж удивился, что есть ещё такие леса на земле, пришлось просто продираться сквозь заросли колючей ежевики и кустарника. Впереди меня метрах в ста что-то поблёскивало, словно зеркало, сначала я удивился, первое, что пришло мне в голову, что это знак, который подают мне мои друзья, и я весело зашагал вперёд. Приблизившись на то расстояние, где можно было более отчётливо различать предметы, я изумился увиденному, мне захотелось даже ущипнуть себя, не сон ли это, кричать от восторга. Я смотрел и не верил своим глазам – вокруг сотни тысяч автомобилей различных форм, цветов, марок, и всё это в самой гуще непроходимого леса, где вокруг ни души на сотни километров. Настоящее кладбище старых автомобилей, я даже стал осторожно передвигаться, мне казалось, одно неловкое движение, и я потревожу их вечный покой. Это был истинный блеск и упадок былой эпохи, и я находился именно здесь сейчас, среди изъеденного временем и ржавчиной металлического памятника послевоенного возрождения.

Сначала мне показалось, что это только американские автомобили, но, подойдя ещё ближе, заметил на фоне всего этого ржавого металла пару-другую европейцев, которые мелькали тут и там, мало того что многие были в разобранном состоянии, в них вросли ветки и корни деревьев, пронзая насквозь капот либо багажник, было такое впечатление, что природа нас предупреждала о предстоящей катастрофе, о том, как она с нами обойдётся лет этак через пятьдесят. Не удержавшись от соблазна прикоснуться к прошлому, я осторожно ладонью скользнул по капоту старого Buick и сразу почувствовал щекочущее шелушение старой краски.

– Нравится? – кто-то спросил меня.