Ярость одиночества. Два детектива под одной обложкой

К Гроссману Ольгу допустили не сразу, а только после предъявления вишнёвого удостоверения сотрудника Следственного Комитета. Она давно являлась внештатным сотрудником и имела статус консультанта-психолога, но удостоверением козырять не любила, а здесь пришлось.

Кабинет Леонида Лазаревича показался ей таким же огромным, как и регистратурный зал, только без арфы, зато здесь царствовал массивный стол для конференций человек на сорок. Он стоял в середине комнаты в окружении развешанных по стенам портретов выдающихся медиков. В самой большой, витиеватой раме красовался лик «отца мировой медицины» Гиппократа. Венчало кабинетную композицию рабочее место профессора Гроссмана. Хозяин, увидев Ольгу, указал ей рукой на кресло с противоположной стороны стола. Однако Ольга несогласно покачала головой и двинулась ближе к месту, где в кресле, больше похожем на трон, сидел совершенно рыжий, рыхлый, с жёлтой суточной щетиной на лице владелец клиники профессор Гроссман. Его руки с закатанными до локтей рукавами белого халата тоже были рыжими от конопушек и золотисто-седых волос. От профессора пахло алкоголем.

– Ночь выдалась тяжёлой, – будто оправдываясь, сказал Леонид Лазаревич и, взяв с блюдечка ломтик лимона, сунул его в рот, – с автокатастрофы доставили четырёх человек. Резали до утра.

– Отчего к вам? – полюбопытствовала Ольга, – есть же клиники скорой помощи?

– Мы оказались ближе всех. А они пребывали слишком близко к смерти. Трёх удалось спасти… – профессор слегка прищурил глаза, игриво поинтересовался, – Какими ветрами вас занесло ко мне, красавица из Следственного Комитета? Где мы провинились? Что нарушили?

– Австралийскими ветрами, Леонид Лазаревич, – вздохнула, чуть улыбнувшись Ольга.

Гроссман, резко подавшись вперёд, рявкнул:

– Что с Региной?!

– Всё нормально, – поспешила успокоить профессора Ольга, – она жива, здорова.

– У неё неприятности с законом? – всё ещё волнуясь, вопросил Леонид Лазаревич.

– Я здесь, чтобы в этом разобраться.

– Значит, всё-таки влипла во что-то рыжая бестия, – выдохнул профессор, откидываясь на спинку кресла, – ну, правильно! Отца рядом нет, твори что хочешь!

Ольга дала Гроссману минутную паузу, чтобы успокоиться, затем попросила:

– Леонид Лазаревич, расскажите о здешних знакомых Регины. Меня интересуют те из них, которые по каким-либо причинам могли посещать её в Австралии.

– Её? – удивился Гроссман, – или его?

– И его, – поспешила ухватиться за фразу профессора Ольга. – Вы имеете в виду Бориса Эздрина. Он разве бывал в Сартове? У меня имеются данные, что Эздрин подал документы на выезд в Израиль, когда работал в пермской больнице. Сразу после этого уволился и из города исчез. Нигде более не регистрировался. Выехал из страны через два года из Петербурга. Эти два года убытие откладывал. Хотя получил в консульстве Израиля визу на въезд. Сообщал о задержке лично. Причины указывал разные, но все убедительные. Вы в курсе, где он обретался это время?

– Да в курсе! – равнодушно махнул рукой Гроссман, – здесь он прибывал, в Сартове. Борис с Регинкой жил у меня в доме без прописки и регистрации. Работал в моей клинике тоже без оформления. Жадный был скотина! На вольготное жильё в Израиле копил. Всё, что зарабатывал, перечислял матери. При этом пользовался моей платёжной картой. Его матушка там давно. Полностью до копейки перечислял, даже на здешнее проживание не оставлял. За счёт нас с женой кормились…

Ольга удивилась, спросила:

– Вас его предпринимательская деятельность устраивала?

Гроссман вздохнул:

– Моё еврейское сердце слишком мягко к чадам своим. Потом я всё ждал, когда это закончится. И закончилось… закончилось… Подцепил-таки мой зять жирную рыбу в виде очередного пациента. Выехать-то выехал, а икру из рыбины доил везде, где жил. Расстояния ему стервецу не помеха, а может быть и по сей день доит. К нему за этим делом мужики и в преисподню пожаловали бы…

– Фамилия, имя, отчество у рыбы есть? – у Ольги от волнения высохло во рту.

«Эта рыба, побывавшая в Австралии, может быть фигурантом в „деле“ и не второстепенным. Если, конечно, повезёт» – подумала Ольга, а вслух спросила:

– Списки пациентов доктора Эздрина можете представить?

Гроссман с удивлением посмотрел на гостью:

– Я лиц-то их не видел! Вернее, видел наверняка, но не знаю, что это именно они. Какие в этом случае документы? Каждый пациент имел свой код. Могу представить их медицинские карты. Пациент ХХ1, ХХ2, ХХ3 и так далее… Вы в курсе чем занимался Борис Эздрин?

Ольга отрицательно покачала головой, разочарованно подумала: «Размечталась, повезёт!»

Гроссман продолжал:

– Он андролог[9 - Андролог – врач, специализирующийся на лечении и диагностике болезней мужской половой сферы], ко всему прочему филигранный хирург, занимающийся пенэктомией[10 - Пенэктомия – операция на половом члене.] и фаллопластикой.[11 - Фаллопластика – это способ коррекции полового члена при различных нарушениях его анатомии.] Вы знакомы с такой специализацией или требуются разъяснения?

– У меня было дело об отсечении ревнивой женой детородного органа у неверного мужа, так что приходилось разбираться.

– Ну и славно, – обрадовался профессор, – приятно иметь дело с осведомлённым человеком. Я так понимаю, теперь вам не надо объяснять какого качества были у моего зятя пациенты. Не все, конечно, некоторые…

– Не поняла?

Гроссман вскинул обе руки вверх и рассмеялся громко с хрипотцой:

– Вы женщины приходите к пластическому хирургу увеличивать грудь, а богатые облечённые властью мужики тоже кое-что приумножают. Им льстит приятная тяжесть в штанах и чем больше и тяжелее долото, тем лучше. Но делают они это секретно, без объявлений и за очень-очень хорошие деньги. Такие операции проходят несколько этапов и растянуты во времени. Есть незаконченные, поэтому своего хирурга они и на краю света найдут.

Ольга понимающе кивнула, поинтересовалась:

– Леонид Лазаревич, Регина ваша единственная дочь?

Гроссман насупился:

– Во что она вляпалась, Ольга Анатольевна? – с мольбой в голосе спросил Гроссман, – я уже похудел от переживаний…

– Минуточку, – Ольга набрала номер на сотовом телефоне, спросила, – могу сказать профессору причину нашего интереса?

Получив ответ, продолжила:

– То, что я скажу, дальше этого кабинета выйти не может. Это вы понимаете, Леонид Лазаревич?

Гроссман приложил указательный палец к губам, прошептал:

– А Иде можно? Это моя жена. Она тоже ни-ни.

– Нет! – резко отрезала Ольга, но потом смягчилась, – пока нет. Дело в том, что их с Борисом автомобиль был использован как орудие убийства. Правда, ни Регины, ни её мужа в это время в городе не было. Они на три дня уезжали на водопады. Вернее, Регина вывозила Бориса подышать воздухом.

Лицо профессора выразило крайнее удивление:

– Она его вывозила? Почему? Регинка садится за руль под дулом пистолета, боится. Он, что сам не в состоянии?

Теперь удивилась Ольга:

– Вы, не в курсе? У Бориса инсульт, он парализован.

Гроссман сжал кулаки и закрыл ими глаза, застонал громко, со слезами:

– Ой, дура! Ой, я идиот! – он качался из стороны в сторону и повторял, – ой, дура! Ой, я идиот!