Мое земное воплощение. Миссия «Любовь»

Плетусь в ванную, пытаюсь разбудить тело, включаю холодную воду. Глубоко дышу от обжигающих ледяных потоков по лицу и телу. Выхожу на кухню уже бодрее, ставлю на плиту кофе. Старая добрая гейзерная кофеварка, в лучших традициях Италии, начинает призывно булькать. Я послушно снимаю ее и наливаю в любимую чашку. Настроение налаживается и хочется музыки.

Мы поцеловались – образ вспыхивает в сознании флешбеком. Замираю на полпути в спальню, пытаясь точно вспомнить, было ли это на самом деле или мне приснилось. Память упрямо троит, сбой в программе. Нет, я бы не забыла такое. Не могла же я это забыть? Ну пожалуйста, бессознательное, помоги вспомнить. «Срамота», – кричит Жириновский и тут я с ним соглашусь. Шикарный мужчина, идеальный вечер, возможно, первый поцелуй, и забыла? Так, ну в целом, это не смертельно. Выключаем лимбическую систему, активизируем префронтальную кору – не паникуем, а рассуждаем логически.

Уже спокойнее пью кофе, листаю телефон в поиске подсказок. В итоге решаю, что даже если мы целовались, это ничего не меняет. Оба выпили, поддались атмосфере, ничего особенного. Дыхание прерывисто и поверхностно – этими мыслями я только обманываю себя. Это как прикрыть газетой и сделать вид, что так и должно быть. Может написать ему сообщение? Какое? «Привет, мы вчера целовались?». Если да – он может расстроиться, что я не помню, если нет – подумает, что я навязываюсь. Оба варианта… «срамота», подсказывает Жириновский. Именно так, спасибо.

Делать нечего, пока просто пойду на работу. А дальше пойму все по поведению Ника. Это же как с котом Шредингера в суперпозиции. Поцелуя могло не быть, но сейчас он одновременно был и его не было. От этих мыслей чугунная голова становится тяжелее. Субличности прогоняют Профессора и я им благодарна.

Решаю ехать на такси. Думаю, написать ли Нику и если да, то что. Просто «доброе утро»? Экран высвечивает «мама» и я задерживаю дыхание. Успеваю сказать короткое «алё» и на меня обрушивается поток: «он тебя бросит, ты наивная и глупая». Она добавляет, что Ник заберет мои деньги и умотает с какой-нибудь шалавой, потому что у него на роже написано «жиголо». А в конце: «Попомни мои слова и не прибегай плакаться, только попробуй принести выродка в подоле». Так много хочется ей сказать, но получается только холодное «да, мама».

План на сегодня: выжить.

«Проснулась?» – звякает в телефоне.

«Уже на работе», – набираю, почти не глядя и сразу отправляю. На столе стопка бумаг на подпись и рассмотрение. Я врач или директор? Откуда столько документов? До середины дня полная запись, вечер свободный. Может получится уйти раньше.

«Пообедаем?» – приходит в ответ. Отправляю только смайлик, потому что в дверях показывается клиент. Перевожу на беззвучный и убираю телефон в стол. Ник хочет встретиться, потому что между нами что-то было, просто из вежливости или потому что хочет, чтобы между нами что-то было?

Дописываю заключение по патопсихологической диагностике и обнаруживаю, что на часах уже почти два. Голода нет, видимо, из-за абстинентного синдрома. «Отходосы» – подсказывает внутренний Жириновский, протягивая Богине бутылку пива, она недовольно морщится и требует смузи. Решаю поехать в свой любимый ресторан, где есть и смузи, и пиво, если вдруг понадобится. Вспоминаю, что сегодня без машины. На маршрутке, такси или просто прогуляться до ближайшей китайской закусочной. Сумка, пальто, телефон. На экране несколько сообщений и один пропущенный от Ника. «Я приехал» – останавливаюсь в коридоре, пытаясь понять смысл. Перечитываю чат: «Во сколько заехать?», «Заеду около двух», «Я приехал». Набираю ему, гудок прерывается мягким баритоном и я задерживаю дыхание.

– Спускаешься? – Утвердительно мычу, уже по классике. – Черный джип на парковке.

Захожу в лифт в уверенности, что мы все таки целовались.

Сибирский декабрь обжигает ветром, я поднимаю воротник пальто, надеваю перчатки. Взглядом, все еще растерянно, ищу машину. Через полминуты ко входу подъезжает огромное тонированное нечто, с обратной стороны хлопает дверь и Ник почти бежит в мою сторону по ступенькам. Бордовый свитер облегает широкие плечи, на ногах кеды и я переживаю, что он промочит ноги. Мужчина улыбается и протягивает мне широкую ладонь. Даже через перчатку чувствую тепло. Он открывает мне дверь и я почти расплываюсь от удовольствия, чувствуя себя настоящей женщиной. Богиня выводит отмытое чудовище, которое теперь выглядит милой пятнадцатилетней девочкой, с румянцем от стеснения и косичками. Моя романтическая жизнь закончилась, не начавшись, поэтому в свои 29 я ничего не знаю о флирте и мужчинах. Точнее знаю, но как психиатр.

Мы едем в мой любимый ресторан, он заказывает много мяса, объясняя похмельем, я заказываю салаты и смузи, по той же причине. Говорим, смеемся, а потом он отвозит меня обратно. Я неловко машу рукой на прощание, моя восьмиклассница улыбается и смущенно ковыряет ножкой.

Вечер проходит в компании оставшихся документов и бумаг. В шесть я собираюсь домой. На ресепшн трое девушек администраторов как всегда сплетничают. Разговор затихает, оставив в воздухе «это точно была наша Дылда, да, в черный джип». Вот это поворот, но ожидаемый, в клинике все про всех знают. Подхожу ближе, девочки картинно улыбаются.

– До свидания, Амалия Александровна! – слащаво тянут они в три голоса.

– Да, это я садилась в черный джип. Да, это был мужчина. Нет, мы не в отношениях, – серьезно говорю я, – пока не в отношениях. Хорошего вечера! – Окидываю застывшие фигуры и победным шагом следую к лифту.

Как приятно отстоять свои границы и еще приятнее сказать, что была с мужчиной. И это не просто абы кто, а моя первая и единственная любовь. Продолжаю улыбаться, заметив это только благодаря отражению в зеркальных стенах лифта. Пусть будет так. Эта женщина смотрит на меня глазами, наполненными смыслом. «Это гормоны» – пищит Профессор, задавленный Жириновским. «Дай девочке жить, можно сказать, она и не жила никогда. Без любви – это выживание, не иначе» – в свойственной ему манере почти кричит мой внутренний политик. Богиня говорит, что сегодня будет вечер наслаждения собой и никто этому предложению не противится.

Включаю Summer Walker – Deep, набираю ванну с пеной и солью, наливаю свежевыжатый сок, зажигаю свечи. Достаточно «богически»? Внутренняя Афродита одобрительно кивает. Как же порой непросто с этим нелепым телом, со всеми его выделениями отовсюду, старением, эмоциями и тяжестью. Но если научиться получать удовольствие, разрешить себе его, присвоить, признать – жизнь может стать чуточку приятнее. И базово – не сравнивать свою оболочку с другими, а ценить то, что есть. Сложнейший биомеханизм, который обеспечивает душе уникальный опыт. Даже в моем мире IC1101 те, кто проходит здесь практику, возвращаются почти героями, обретая статус и знания, дающие преимущества.

Несмотря на мой рост, социально неподходящую внешность и тяжелый характер, у меня есть я. Я есть и я здесь. Время отведенное на этот опыт может быть благословенным и расширяющим, а можно превратить его в Ад. Рецепт преисподней отлично знает моя мама.

Сравнивай себя с другими, особенно более успешными, но чтобы не чувствовать зависть и злость, принижай их достоинства и обесценивай достижения. Они – тупые, ты – молодец.

Не развивайся, потому что это страшно и больно. Практики не работают, психологи – шарлатаны, жизнь не изменится.

Делай больно другим, чтобы страдать не в одиночку.

Не подпускай к себе людей и никому не доверяй. Мир опасный и грязный.

Смысла нет, ни в чем. Поэтому не ищи ответы, просто следуй обстоятельствам. Ты ничего не решаешь, мы все – жертвы несправедливой жизни.

Хорошо живут только бандиты, воры и лживые политики. Они все «дурят нашего брата». Бедность – прерогатива святых мучеников.

Отрицай существование депрессии, психологических травм, СДВГ и аутизма. Тебе лучше знать – это все глупости от скуки, мода, раньше как-то жили и не было этого всего.

Прогони всех из своей жизни и оставайся одна, потому что так проще, спокойнее и чище.

Жалуйся всем и на все. Критикуй всех и все. Ненавидь, не благодари, надежно закрой сердце.

Если не построишь высоких стен – люди сделают больно, как родители, которые скорее всего, даже не хотели тебя.

Людей нельзя любить, все они – монстры и чтобы выжить, тебе придется стать одной из них.

Выбор. Выбор. Выбор. Выбор. Выбор. Выбор. Так выглядит жизнь. Каждое утро – выбор, с каких мыслей начать день. Потом – что надеть, чем позавтракать, как ответить на звонок курьера. Послать или поблагодарить? Книга или сериал? Улыбка или надменный взгляд? Нет правильного и неправильного, хорошего или плохого. Мы защищаемся, боремся, обижаемся на мир не просто так. Во всем есть СМЫСЛ, во всем есть позитивное намерение.

Как бы тяжело мне ни было от общения с мамой, я никогда не отвернусь от нее. Потому что знаю, где-то глубоко внутри, за стенами из металла и бетона, за сотнями острых копий и минными полями, она живая, любящая, настоящая. И ей очень больно. Части ее личности кричат и плачут в темницах, пытаясь вырваться наружу, но их оберегает суровый надзиратель. Его задача – уберечь от боли. Девочке, которой она была когда-то так часто и сильно причиняли боль, что психика не справилась. Она спряталась за железным куполом из токсичности, чтобы выжить. И она не умеет по-другому. Сколько бы я ни стучалась, двери закрыты. Я тоже делаю выбор – продолжать, потому что верю, что однажды меня впустят.

Глава 14. 14 декабря. Всемогущая любовь.

Витрины украшены гирляндами, на площади возвышается ель, декабрь сыпет на улицы все больше снега. Видимо, по акции. Я вглядываюсь в сумеречный город через окно кабинета и думаю о завтрашнем дне. Мы поедем к родителям Ника на ужин, это будет серьезнее, чем с моей мамой.

Она не звонила уже неделю, что странно. Звонки от меня игнорирует, я немного беспокоюсь, поэтому собираюсь к ней сразу после работы. На часах половина шестого. Записи на вечер нет и уже вряд ли кто-то придет. Улетаю в мечтания о том, как мама могла бы прийти ко мне на работу под конец дня и я бы показала ей кабинет, а потом мы бы поехали в любимый ресторан ужинать и долго говорили. Можно было бы сходить за покупками, я бы заметила, что ей понравилось и потом купила это как подарок на праздник. Мы бы резали салаты и выпили бокал шампанского. Мы могли бы чувствовать, что есть друг у друга и что мир за окном – просто декорации.

Без десяти шесть, собираю вещи и выхожу. Доезжаю за полчаса и еще четверть часа ищу, где поставить машину. Поднимаюсь на шестой этаж, лифт напоминает о древесном аромате парфюма, моих слезах и его теплых руках. Звоню в дверь, в ответ тишина. Смотрю на экран телефона, снова звоню, потом нажимаю «вызов» – ничего. Сердце ускоряет ритм. Пишу сообщение «Ты дома? Я приехала». Чуть не роняю телефон, когда экран высвечивает «мама».

– Ало, мам. Ты где?

– Чего звонишь?

– Ты уже неделю трубку не берешь, я переживаю. Ты где?

– Не беру, значит не хочу говорить. Хватит трезвонить, – она холодно игнорирует вопрос, это неспроста.

– Мам, ты в порядке?

– А что со мной будет то. – Слышу на фоне голоса, пытаюсь разобрать слова.

«Девушка, в больнице она», – доносится из трубки. Лицо заливает жаром.

– В больнице? Что случилось? – сжимаю телефон в ожидании ответа.

– Не твое дело, не звони, раз не беру. Давай, пока.

Гудки.

Я стою в темноте совершенно растерянная, словно маленькая девочка. Знаю, что звонить повторно бесполезно. Выдыхаю. Убираю телефон в карман, складываю руки крест накрест, по очередно хлопаю по плечам. Билатеральная стимуляция – при стрессе эффективно. Продолжаю несколько минут, дышу с длинным выдохом, чувствую, что становится спокойнее. Она ответила сама, настроение типичное, значит, все нормально. В больнице, значит под присмотром врачей. Длинный выдох. Здесь стоять бессмысленно, спускаюсь в машину и уже знаю следующий шаг.

– Владимир Сергеевич, добрый вечер. У меня к вам просьба, можете узнать, в какой больнице пациентка? Да, конечно, как всегда, сейчас пришлю данные.

Отправляю сообщение с именем, датой рождения, номером страхового. Что бы ни говорила мама, я – врач и связи в медицинских учреждения у меня есть. Были разные случаи с клиентами, когда приходилось искать их по больницам и моргам, поэтому это даже не выглядит странно.