Невидаль какая, а? Прежде рядом с ними не отыскалось бы приюта для подозрительности. Прежде Глен с лёгким сердцем доверил бы собратьям любые тайны. А ныне, припоминая пусть и рождавшие сомнения, но покаяния Сэра?, колебался и терзался раздумьями, кто на сей бренной земле вообще заслуживает доверия.
Право слово, ежели уж Сэра? оказался клятвопреступником, чего тогда ожидать от других?
Глупость! Глен отогнал смутные мысли и взмахнул ладонью, на которой темнел давно заживший рубец от пореза. Дил и Кира? ответили тем же, демонстрируя схожие увечья. Глендауэр и его приятели неспроста в прошлом вспороли кожу на руках. Неспроста переплели пальцы и дали крови вытечь в мир вместе с устными клятвами верности друг другу.
– Я узрел Лин у горящей повозки, – подал голос Глен. – Феникс едва не отнял у неё жизнь. Один его удар я отразил. От второго мы ускользнули. Третий мог бы настигнуть нас, ежели бы в бой не вмешалась Эсфирь. Она и увела Лин с поля брани.
– Эсфирь… – вымолвил Дил как будто с безразличием, но его глаза напряженно блеснули.
– Древняя вырожденка. – На лицо Кира? упала тень. – О ней ты нам поведал, возвратившись из Барклей?
– Верно, – отозвался Глен.
– И ты беседовал с ней наедине? – с укором произнес Кира?. – Доверил ей Лин? Наследнику Танглей не пристало поступать столь неосмотрительно.
Истинно. Наследник Танглей не рискует. Он чист перед народом. Всегда спокоен, как водная гладь безветренной ночью. Он смиренно повинуется воле мудрейших и вышестоящих. Он – путеводная звезда клана.
Вот только Глен никогда не просил, чтобы сиё бремя досталось ему. Куда лучше со столь тяжкой ношей управился бы чистокровный океанид – сын, которым владыка Дуги?, к прискорбию, не обзавелся.
– Браслеты Эсфирь целы, – голос Глена вплёлся в шум заморосившего дождя. – Мрак безумия не поработил её разум. И ваши попытки углядеть в ней зложелательницу лишены здравого смысла и отдают предубеждением. У меня перед ней долг жизни. Она уберегла меня. Уберегла Лин. Она узрела фениксов до того, как они обрушили на селение пламя. Узрела подле них цуйру, которая укрыла иллюзией двоих из них, а двум другим даровала чары.
Ладонь Кира? облепили мерцающие искры колдовства. Кубик льда сорвался с пальца в чашу с отваром. Звякнул и вынырнул на поверхность. Поплыл, огибая размокшие листья и лепестки.
– Я спросил, беседовал ли с фениксами океанид, – ответил Глен на повисший в воздухе вопрос. – Эсфирь сказала, что не беседовал. Сказала, что огневики скопом прилетели, и никто из бескрылых их не поджидал.
– Помимо цуйры, – взял слово Дил, – их сопровождал кто-либо иной? Некто, кому подвластно влиять на чужой разум?
– Сэра? отлучался в день нападения из Танглей? – спросил Глен.
– Отлучался, – кивнул Кира?.
– Эсфирь видела лишь цуйру, – произнёс Глен.
– Насколько мне известно, цуйры лишены умения сеять раздор в мыслях и толкать существ на ложные пути, – здраво рассудил Кира?. – Их чарам подвластно лишь обманывать глаза смотрящих.
Верно. Но цуйра могла укрыть иллюзией ещё одного феникса и направить его к господину Сэра?. Хотя и такое развитие событий виделось сомнительным. Во-первых, огневикам предстояло бы отыскать мастера. Во-вторых, он даже лже-океаниду не поведал бы о расположении разведчиков из Танглей. Кому должно знать, тот знает. Кому знать не должно, не должно и спрашивать.
Да что там! Глен и его собратья распознали врага под маской иллюзии. Ужель его не распознал бы Сэра? – воин с вековым опытом? Вдобавок о скрытности его перемещений впору было легенды слагать.
А фениксы?.. Они на авось, выходит, уповали? Поставили многоходовой замысел под угрозу, аккурат перед его воплощением бросившись на поиски океанида, который то ли дарует им нужные сведения, то ли не дарует?
Ежели бы кто-то указал фениксам на Сэра?, ежели бы сказал, мол, вон там и тут он поскачет, тогда картина худо-бедно склеилась бы. Настигли, обманули иллюзией. Сэра? решил, что беседовал с океанидом. Вернувшись в Танглей и узнав о бойне, осознал оплошность. Осознал и… напал на наследника клана? У дворца. Под носом у владыки и стражей. Какую иллюзию цуйре должно было явить взору Сэра?, чтобы он поступил столь неосмотрительно?
Как ни крути, в выстроенной Гленом истории все вели себя как беспечные полудурки. Разбойники-фениксы – ладно, в их головах дым гуляет. Но Сэра?… Может, он и правда действовал сознательно?
Сердце подсказывало Глену, что мастер не виновен, а разум склонялся к мысли, что виновен.
Право слово, разум и сердце Глена не понимали друг друга.
– Идём во дворец. – Он хлопнул ладонью по столу и ознаменовал тем самым окончание трапезы.
***
Они рано ступили во дворец. Поднялись по парадной лестнице, увитой фестонами застывшей изморози, и зашагали мимо статуй первозданных океанидов Дэлмара и Юскола, томившихся в нишах вдоль аркадного коридора.
Предки Глена сидели в тенях на хрустальных камнях, и сабли покоились на их коленях. Глаза первых братьев ныне казались странно внимательными, а лица – непостижимо суровыми и живыми.
Дэлмар и Юскол видели каждого, кто блуждал по галереям дворца. Видели, как правители сменяли друг друга на троне. Видели павшего владыку Ваухана и трёх его сыновей: Лета?, Дуги? и Камуса.
Юскол и Дэлмар внимали летавшим вокруг шепоткам. Ведали, что Лета? отринул наследие предков и обернулся изменником – сошёл с намеченного Вауханом пути и потонул в чуждом для океанидов чувстве – любви. Она увлекла Лета? на греховную дорогу, подтолкнула к Азалии – дочери Эониума.
Влюблённые нарушили межклановый запрет, запрещавший подданым Тофоса делить ложе с подданными Умбры, и в конечном счёте поплатились за прегрешение. Были изгнаны и отвергнуты родными кланами.
Но за сим история не закончилась. Азалия и Лета? породили двойняшек-вырожденцев и вновь навлекли на себя гнев отцов-владык. Океаниды и дриады вырвали корень зла – умертвили вырожденцев. В том бою пал Эониум. Пали десятки воинов из Барклей и Танглей. Азалию ошибочно сочли мёртвой. Лета? же соплеменники сковали, вернули на родину и заточили в узилище.
В своё время история порочной любви захлестнула Танглей и достигла ушей первых братьев.
Они ведали обо всём. Наблюдали за Гленом, приплывшем во дворец ребёнком со скудными пожитками в котомке.
И ныне, бесшумно ступая по галереям, Глен никак не мог отринуть странное ноющее чувство. Чудилось, что Дэлмар и Юскол следят за ним и пытаются сообщить нечто важное и весомое.
К несчастью, Умбра не наградил Глена благом понимать безмолвные намеки.
Перед взором выросли обитые льдом двери и стражники с копьями.
– Благого утра, господин, – с холодной вежливостью выдали стражи.
И впустили Глена и его собратьев в тронный зал, под высокий, поддерживаемый колоннами купол.
Отец уже пребывал на месте. Нарочито прямо восседал в другом конце зала на возвышении, к которому вела широкая мраморная лестница, на троне, похожем на игольницу, как и дворец. Иглы трона короной высились над головой отца и указывали остриями на потолок – словно привлекали внимание к тяжелым зубьям и копьям, свисавшим с купола и готовым обрушиться на врагов.
Свет лился в окна зала. Заиндевелый пол искрился серебром, отзываясь на ласку солнечных лучей.
Дил и Кира? стали частью белой линейки уже выстроившихся у стен собратьев. Ежели кто-то из них и переживал о грядущем, вида они не подавали. Отработанная веками невозмутимость превратила десятки лиц в маски.
Глен поднялся по лестнице к трону. Сведя ладони за спиной, занял место по правую руку от отца.
– Дозволите обратиться? – Наученный горьким опытом, теперь он всегда интересовался, готов ли отец слушать. Взмах бледной ладони рядом выразил согласие, и Глен снова разлепил губы: – Я не…
– …Не веришь покаянию господина Сэра?? – Прищур отца и растягиваемые им гласных толковали о неудовольствии. – В своих сомнениях ты не одинок. Коли истина скрывается за происками недругов, нам надлежит обнажить её. Посему я и созвал совет. Внимай речам мастера, Глендауэр. Наблюдай.
– Взор и слух мои явятся столь же острыми, сколь клинок. – Глен безропотно склонил голову.
Со старшими не препираются. Им подчиняются.
Двери зала распахнулись, и страх свернулся внутри Глена змеей. Бледный, сдержанный и весь подобравшийся Сэра? заплыл в зал и преклонил колено. Плащ белым крылом расстелился за спиной мастера. Двое хранителей зажали Сэра? с боков, держа сабли наготове. Другие, притаившиеся под аркадами на окружавших зал балконах, вскинули арбалеты.
– И снова я задаю вам вопрос, – глас отца гулким эхом отразился от стен, – вы сознаётесь в клятвопреступлении? Каетесь, что сознательно обнажили меч против наследника клана?