Чёрная нить

Глендауэр шёл за владыкой Антуриумом и не верил глазам. Лес Барклей радовал взор и тонул в океане зелени. Даже воздух тут казался зелёным. Зелёным и тяжелым от влаги – чудилось, им можно жажду утолить. Мшистые стволы деревьев высились на каждом шагу. Под ногами пружинил ковёр из пожухлых листьев.

Улыбка тронула губы Глена, но стёрлась, стоило владыке замереть. С ветви перед ним спрыгнул смуглый мальчишка – тощий и угловатый, с растрепанными каштановыми волосами и цепким взглядом.

Сын правителя Антуриума? Скорее всего. Слишком уж похоже они выглядели: у обоих ямочки на подбородках и брови вразлёт. Только цвет глаз разнился – радужки владыки сверкали золотом. Многие, верно, сказали бы, что у его сына очи зелёные, но Глен не обманулся – сразу же приметил в них холодноватые вкрапления.

– Они малахитовые, – едва слышно прошептал он. – Не зелёные.

– Олеандр… – вымолвил владыка Антуриум. – Разве я не запрещал тебе бродить по лесу в одиночестве?

– Я хотел встретить вас. – Олеандр тряхнул головой, и запутавшиеся в его шевелюре листья полетели во все стороны.

Вестимо, он года на четыре младше Глена. Или лет на пять-шесть? Поди разбери! Хрупкое тельце и малый рост подсказывали, что Олеандру ещё полагается лепить куличики из глины. Но глубокий малахитовый взгляд рушил это впечатление, путал и намекал, что детские забавы давно и благополучно забыты, а их место заняли тяжелые для ума ветхие книги – один такой фолиант как раз покоился у дерева. «Законы доминирования света и тьмы» – гласила золотая надпись на истрепавшемся кожаном корешке.

– Так! – Олеандр подскочил к Глену и принялся обходить его по кругу. – Так-так-так… Значит, ты сын владыки Дуги?? Белый такой… О, ещё и разноглазый! Забавно. И холодом от тебя веет…

– Благого дня, господин, – отмер Глен, как только мальчонка застыл перед ним. – Боюсь, в словах ваших кроется зерно заблуждения…

Бровь Олеандра выразительно изогнулась. Похоже, ему претила мысль, что где-то и в чём-то он мог ошибиться.

– … Я бастард.

– Чушь хинова! – вздыбился Олеандр и сунул в рот пару алых ягод.

– Не бранись! – осадил его отошедший в тень лиственных крон владыка.

– Не буду. – Розоватый сок стекал по подбородку Олеандра. Он жевал ягоды и смотрел на Глендауэра как на диковинную зверушку. – Но я ведь прав? Бастард – тот же сын, только зачатый вне брака.

– Но я гибрид, – воспротивился Глен. – Рождён от наложницы. Кровь моя осквернена. Я не такой…

– Не такой, говоришь?! – Голос Олеандра громом разнёсся по лесу. Услышанное, судя по всему, задело его за живое, завитки его длинных ушей встали торчком. – Рехнулся?!

Олеандр зыркнул на Глена и обратил взгляд к владыке:

– На кой он унижает себя? Он сумасшедший?

– Он океанид.

– А, ну да. И этим всё сказано.

– Давай-ка полюбезнее, Олеандр, – пожурил его владыка. – Не оскорбляй доброго юношу.

Глендауэр молчал, стараясь, чтобы его лицо ничего не выражало. Хотя в груди всё клокотало от напряжения.

Не оскорбляй… Не бранись… Полюбезнее… Правитель Антуриум только беззлобно одёргивал и поправлял сына. Диво какое, а? Владыка Дуги?, услыхав столь дерзкие и смелые речи, уже бы давно залепил Олеандру пощечину.

– Кто поселил в твоей голове столь дикую мысль? – Надрывный восклик вырвал Глена из размышлений. Он моргнул, глядя в малахитовые глаза напротив. – Не смей так думать! Ты такой! И всем ты хорош! Не позволяй чужим домыслам посеять в душе сомнения!

Радость, охватившая разум, сплелась со страхом и запела в сердце Глена. Краска прилила к щекам, и он посинел до кончиков ушей. А вот до ушей Олеандра растянулась улыбка. Он протянул розоватую от ягодного сока ладонь, к которой прилипла древесная стружка. Глену захотелось ответить на приветствие. Но в памяти набатом отразились речи отца, велевшего не мараться в грязи без нужды.

Прямолинейный и неучтивый Олеандр сбивал с толку, но в то же время вселял надежду. Существовало два мнения – «его» и «неправильное», и он будто вызов бросал всем несогласным. Но, что важнее, между слов Олеандра звучало: «Добро пожаловать в Барклей, Глендауэр».

Сознание Глена кольнуло постижение, что здесь, в лесу, он обретёт покой. Никто не будет косо глядеть на Глена и наказывать розгами. Никто не запрёт его в пещере, ежели он, например, повысит голос или возьмёт не тот столовый прибор.

– Я постараюсь, – Глендауэр пожал замершую рядом ладонь. Поразмыслив, добавил: – Малахит…

– Малахит? – В глазах Олеандра по-прежнему стоял наглый вызов.

– Столь заурядное прозвище не приходится вам по нраву?

– Оно придётся мне по нраву, ежели ты прекратишь выкать.

В тот миг их души словно коснулись друг друга. Исчез владыка Антуриум. Исчезли лес и прыгавшие по ветвям птицы. Осталось лишь биение двух сердец. Лишь ощущение непостижимого единства взглядов и стремлений.

Тогда-то сын Антуриума и стал для Глена названным братом, а заодно – лучом надежды на светлое будущее.

– Брат… – Глен разлепил веки.

Ожидал, что до слуха долетят голоса Олеандра и Антуриума, затеявших поутру спор. Ожидал, что к ним примешаются звон кружек и повеление Камелии[3 - Камелия – мать Олеандра, ныне покойная супруга владыки Антуриума.] не захламлять книгами обеденный стол. Но сонливость развеяли кроткие переговоры служанок за распахнутыми оконными створками. Из-за приоткрытой двери лилась заунывная мелодия скрипки, расшевелившая подавленные тревоги.

Лин взялась за инструмент Глена? Поразительно! Прежде сестра отбрыкивалась от скрипки, будто та могла вдруг выпустить когти.

Дрожащие перед глазами синие пятна склеились в конус балдахина. Глен спустил ноги с ложа и сел. Босая ступня опустилась на что-то гладкое и подвижное. Тело! Усталость как рукой сняло. Глен вскочил. Благо cхватился за сердце – не за саблю, к которой потянулся, спутав валявшуюся на ковре куклу с врагом.

Вот бы дядя обрадовался, ежели бы Глен отсек Леит лохматую голову.

Боги! Глен выпустил воздух из лёгких, косясь на подругу Камуса, таращившую в потолок глаза-пуговицы. Как она сюда попала? Хотя ответ очевиден.

Для дяди не существовало непроходимых путей и запертых дверей. Ему следовало родиться змеёй – до того ловко и бесшумно он просачивался в любые щели под носом у стражи.

О дяде гуляли путаные мнения. Одни поговаривали, что он родился с чудинкой. Другие возражали, мол, поначалу он рос и ничем не выделялся, потом уж повредился умом и прослыл чудаком, когда старший брат – Лета? – невесть за какие грехи избил его хлыстом до полусмерти. Правда ли это? Глен не ведал, зная одно: при упоминании имени Лета? обычно живой и озорной Камус менялся в лице и терял весь свой порой устрашающий шарм.

Глен пинком откатил треклятую куклу к окну и принялся одеваться, стягивая с тумбы заранее приготовленные рубаху и портки. Едва облачился и спустился в трапезную, как Сурия распахнула перед Дилом входную дверь.

– Благой ночи, наследник. – Дил даже не удосужился переступить порог. Сразу озвучил весть: – Владыка Дуги? избрал воина для поединка с господином Сэра?.

– Кому оказана честь?

– Господину Лета?.

– Кому?!

***

Когда Дил и Глен покинули поместье, лик солнца уже наполовину потонул в океане и расстелил по воде медно-золотую дорогу. Подгоняемые жаждой узреть живую легенду, они подстегнули ифралов и рванули к узилищу до того лихо, что взвихрившиеся осколки льда замолотили по сапогам.

Дил скакал впереди. Глен держался за ним и никак не мог взять в толк, какой водный бес попутал отца. Вывести на бой давнего узника? Виртуозного бойца, истинно. Но вместе с тем – изменника, предавшего родной клан и отринувшего наследие предков ради Азалии, дочери владыки Эониума.

Не Глену порочить честь господина Лета?. Он и сам по юности ступил на путь падших и едва не повторил судьбу первого дяди. Но отец!.. Ужель он настолько доверяет окаянному брату-предателю? Ужель законы Танглей дозволяют узникам сражаться друг с другом?