Валдгейм. Эхо пропавших душ

Она прикусила губу, набрала в лёгкие воздуха и сухо спросила:

– Почему я полная копия Милилорейн Гронеско?

– Откуда вы знаете? Вы видели семейные снимки?

– Только Милилорейн. Рождается впечатление, что семья Гронеско никогда не существовала. Я будущий психиатр. Во время практики в психиатрической больнице я обнаружила в архиве досье на некую Милилорейн Гронеско, в девичестве Валдгейм, и с фотографии, прикреплённой в углу, на меня смотрела я сама. В карточке даже говорилось о родимом пятне, которое по форме, размеру и местоположению совпадает с моим.

– Милилорейн была пациентом в больнице для психически нездоровых людей? – ужас застыл на лице Викентия.

– Да. Она поступила туда в возрасте двадцати семи лет, не выдержав психологического напряжения из-за исчезновения мужа. Мне даже удалось разыскать медсестёр, которые заботились о ней. Они рассказали мне все те истории, в правдивости которых Милилорейн пыталась их убедить.

– Что за истории? Что стало с ней?

– Может, перейдём в другую комнату и сделаем по чашке чая? Уже вечер, и я проголодалась. Да и Алевтину следует накормить.

– Я накормил девочку, – резко ответил мужчина, не желая прерывать беседу.

Пока Николина готовила ужин, она продолжала свой рассказ.

– Изначально Милилорейн намеревались положить в лечебницу на пару недель, дабы она справилась с чувством утраты под надзором врачей. Однако попытка девушки сбежать на остров привела к тому, что ей запретили покидать стены здания больницы. Надсмотр ужесточился, и уже даже родственники не могли её навещать. Вскоре она погибла, якобы выпрыгнув из окна. Моя подруга, Аврора, отвела меня на фамильное кладбище семьи Валдгейм. Поговаривают, что семье не выдали тело Милилорейн и её могила пуста. Я смотрела на фотографию на могильной плите, словно на своё отражение в зеркале, и от этого мурашки бежали по коже.

Гостья разлила по тарелкам куриный суп, а чай по чашкам, при этом старательно пыталась вспомнить всё то, что ей удалось узнать о Милилорейн Гронеско за последние три месяца.

– Помимо меня есть ещё один двойник, но эта девушка погибла в год моего рождения в возрасте двадцати семи лет. Не знаю, как объяснить наше сходство.

Викентий нахмурился и между его бровями пролегла глубокая морщинка.

– Некоторое время я придерживалась кое-какой теории. Я считала, что нас клонировали.

– Клонировали?

– Знаю, абсурд. Но вы же слышали о профессоре Джоне Гордоне?

– Нет.

– Он в прошлом году провёл опыт по клонированию шпорцевых лягушек, чтобы получить двух одинаковых. Вот только неизвестно, насколько эти опыты реальны и можно ли нечто подобное сделать с человеком.

– Но как?

– В 1953 году Френсисом Криком и Джеймсом Уотсоном была предложена структура двойной спирали ДНК, а год назад их работу отметили Нобелевской премией. И я решила, что раз в те времена любили оставлять локон волос на память, из них можно извлечь код ДНК. Но опять неизвестно, возможно ли клонирование человека и выживет ли он? Я знаю, моя теория ошибочна. Это подтверждает и тот факт, что для клонирования необходима живая клетка, а в волосах, как принято считать, содержатся только отмершие.

Лицо Викентия выдавало недоумение. Мужчина был ошарашен, пытаясь вникнуть в смысл услышанного. Девушка заметила, что он так и не притронулся к супу.

Мужчина озадаченно бросил взгляд в окно на опустившиеся сумерки и встревоженно теребил пуговицу пиджака.

– Так вы можете рассказать мне об этой семье что-нибудь ещё? – гостья старалась вернуть его к разговору.

– Не знаю. Мне необходимо подумать.

Глава 6. Кэтрин Морланд

Когда смотритель покинул комнату, Николина пришла к выводу, что он по тем или иным причинам не желает посвящать её в тайну семьи Гронеско, но именно от этих знаний зависит её жизнь. Из-за ограниченности времени, которое она может провести на острове, девушка приняла решение разузнать всё самой: отыскать документы, портреты, дневники – всё, что могло бы пролить свет на проклятие острова «Валдгейм».

Дожидаясь, пока Викентий и Алевтина уснут, Николина копила храбрость для посещения запретных и запертых комнат. Причина, по которой они не доступны для осмотров, показалась ей неубедительной, поскольку остальная часть дома, полуразрушенная, покрытая плесенью и поросшая мхом, свободно предоставлена для экскурсий.

Из гостиной донеслось двенадцать чётких и размеренных ударов часов. Пробудившись от подступившей дрёмы, гостья схватила фонарик и, едва скрипнув дверью, выскользнула из комнаты. Николина ступала по паркетному полу, стараясь избежать непрошеных звуков.

Спускаясь по лестнице, она выключила на время фонарь и на мгновение замерла, желая убедиться, что шаги смотрителя, блуждающего по коридором, утихли. Оказавшись в холле, гостья взяла связку дубликатов ключей из ключницы у парадной двери, а затем вновь поспешила вернуться наверх.

Ни один ключ из связки не подошёл к двери на чердаке, что расстроило Николину, поскольку она возлагала большие надежды на комнату, где обычно семьи хранят свои воспоминания. В отчаянии и в надежде она принялась спускаться на второй этаж, чтобы исследовать гостевые спальни, сомневаясь, что в них скрыто хоть что-то интересное. Напоследок девушка ещё раз окинула взглядом чердачную дверь и осветила фонариком. В этот раз её внимание привлекли ступени под дверью. Она подошла ближе, села на корточки и попыталась поднять доску самой нижней ступени, затем другую, и лишь на третьей её догадка оправдалась. В тайнике она нашла ключ, который без труда помог ей отворить дверь на чердак.

Чердак, как и большинство комнат в этом доме, находился под покровом пыли, отчего дышать было затруднительно. Николина огляделась по сторонам и заметила, что в крыше дома есть небольшие разломы, поэтому в некоторых углах комнаты, погружённой во мрак, хранились лужи прошедшего дождя. Единственным источником света оказалось небольшое круглое и заляпанное грязью окно, расположенное на противоположной от входной двери стене.

Аккуратно огибая груды вещей, Николина медленно продвигалась в центр помещения. Взгляд её падал то на старый буфет, то на антикварные подсвечники и деревянные резные шкатулки. Краем глаза она увидела какое-то движение справа от себя, отчего слегка взвизгнула и отпрыгнула в сторону, заставив фарфоровую вазу на неустойчивом столике покачнуться. Её испуг вызвало собственное отражение в завешанном паутиной зеркале.

Девушка поднялась, отряхнулась и продолжила знакомство с историей семьи Гронеско в деталях. Подойдя к невысокому комоду, она отворила шкафчик и принялась изучать его содержимое. Шкаф наполняли женские платья, сложенные в аккуратные стопки. Гостья развернула одно из них, и её взору предстало длинное платье небесного цвета. Казалось, время не тронуло его. Платье соответствовало стилю начала двадцатого века.

Стараясь исследовать чердак вблизи окна, Николина наткнулась на туалетный столик, краска которого потрескалась и осыпалась местами. Девушка принялась поочередно выдвигать ящички. Один из них оказался пуст, в другом лежало зеркало с отломанной ручкой, а в следующий девушка даже не стала заглядывать, будучи отвлечённой рядами книжных полок, встроенных в стену. Доступ к ним перекрывали обеденный стол из дуба, поржавевший каркас кованой кровати и груда огромных прямоугольных свёртков, аккуратно сложенных друг на друга. Она попыталась расчистить дорогу, чтобы добраться до книг, но каркас кровати оказался неподъёмным, а продвигаться по свёрткам она не стала, боясь повредить их содержимое. Николине показалось странным, что, в отличие от остальных предметов комнаты, на свёртках, лежащих наверху, ещё не успела осесть пыль. Рождалось впечатление, будто их только вчера завернули и отправили храниться на чердак. Развязывая узел за узлом, девушка принялась аккуратно обнажать начинку одного из свёртков, догадываясь, что они могут скрывать семейные портреты. Но ведь Викентий говорил, что их увезли на материк?

Сначала показалась золотистая резная рама, затем дубовый паркет, нанесённый художником щедрыми мазками. Ещё мгновение, и завиднелось сочное небесно-голубое платье, ранее обнаруженное в шкафу. Снова шелест снимаемой ткани, и Николина узнала на портрете собственное лицо. Пышная причёска Милилорейн Гронеско выгодно подчёркивала её скулы. Гром за окном, капли дождя, стучащие о крышу, и шёпот дома заставили очарованную гостью почувствовать себя Кэтрин Морланд из Нортенгерского аббатства, попавшей в средневековый замок. Изучая находку, она посветила фонарём на камин рядом с двойником и вскоре обнаружила мазки, изображающие мужской костюм.

– Максимилиан, – выдохнула девушка и поспешила убрать белую материю, скрывающую лицо главы семейства.

Сердце бешено заколотилось. Рука взмыла вверх, и в эту секунду кто-то перехватил её запястье.

Глава 7. Курс на маяк

– Николина, вы злоупотребляете моим расположением к вам, – строгий отчитывающий голос эхом разлетелся по чердаку, заставив испуганных ворон на оконном карнизе с карканьем кинуться прочь.

– Вы солгали мне, – она избавилась от цепких рук Викентия. – Именно этот портрет я видела в день приезда в холле.

– Вы не должны были этого делать, – казалось, масляный фонарь в его руках погаснет, стоит ветру за окном снова приблизиться к дому.

Вопреки испытываемым угрызениям совести Николина сказала:

– Поймите, вы скрываете тайну, которая стоит мне жизни, – она развернулась к портрету с намерением рассмотреть его целиком, но Викентий грубо схватил девушку за руку и повёл прочь.

Она сопротивлялась, цепляясь за перила и колотя его по руке:

– Я должна увидеть его.

– Эти портреты не дадут вам ответов.

– Откуда вам знать?

– Потому что я знаю, что случилось на острове.

– Так не тяните. Расскажите мне.