Ржавчина, руина и искупление

Ржавчина, руина и искупление
Alex Coder

На борту огромного судна орков рабы-люди борются за выживание как со своими жестокими зеленокожими захватчиками, так и с нарастающей волной демонического ужаса, выпущенной их собственными отчаянными, поклоняющимися хаосу собратьями. Их побег приводит их к, казалось бы, милосердному имперскому кораблю только для того, чтобы обнаружить ползущую коррупцию, которую им придется жестоко искоренить, чтобы предотвратить гораздо большую трагедию.

В центре сюжета – история Келя, бывшего гвардейца, оказавшегося в плену на корабле «Деффбринга», собранном из спасённого металла и украденных технологий. Кель и другие рабы последовательно трудятся в душных машинных отделениях, применяя жестокое обращение со стороны орков. Кель, Элара и Терон, объединившись с несколькими другими рабами, пытаются разобраться в происходящем и найти способ выжить. Кель и его товарищи понимают, что им предстоит придерживаться новых ужасов, которые могут исказить и развратить даже самые сильные души.

Alex Coder

Ржавчина, руина и искупление

Глава 1: Пасть Зверя

Визг клаксона был ржавым лезвием пилы, скрежещущим по душе Келя. Это был звук, который даже после месяцев плена все еще посылал ему удар первобытного страха. Он крепче сжал тяжелый гаечный ключ, его холодный, жирный металл был привычным утешением в этой бездне ржавчины и жестокости. Вокруг него другие рабы шевелились, их лица были запечатлены тем же усталым страхом, который грыз его внутренности.

"Деффбринга" был зверем корабля, чудовищным, собранным из спасенного металла и украденных технологий, удерживаемым вместе лишь орочьей воинственностью и вопиющим пренебрежением к законам физики. Это было плавающее свидетельство жестокой эффективности зеленокожих и их любви к насилию.

Кель, некогда гордый гвардеец 8-го Альфа Прайма полка, теперь носил лохмотья и шрамы раба. Он был схвачен во время катастрофической кампании против орочьего Waaagh!, его полк был уничтожен, его тело сломано, его дух почти угас. Он видел, как его товарищей разрывало на части грубое орочье оружие, слышал их крики, отдававшиеся эхом в грохоте битвы, чувствовал горячие брызги их крови на своем лице. Его втащили на борт этого корабля, как кусок выброшенного мяса, бросили в темноту и грязь, и его воля к выживанию – вот что поддерживало его в живых.

Он был не один. Он нашел небольшое количество людей с таким же огнем в глазах.

Элара, женщина, которая двигалась с грацией тени и чьи глаза светились блеском выжившей, была одной из них. Она была мусорщицей в подулье какого-то забытого улья-мира до того, как орки пронеслись мимо, не оставив после себя ничего, кроме руин. Она знала планировку корабля лучше, чем орки, и двигалась сквозь тьму, не будучи замеченной. Она выжила, и ее воля к жизни была такой же сильной, как у Кейла.

А потом был Терон, ученый из мира, давно пожранного войнами Империи. Он был тихим человеком, но его разум был стальной ловушкой, наполненной знаниями, почерпнутыми из запрещенных текстов и древних преданий. Он был тем, кто первым заметил странные символы, появляющиеся на корабле, шепот в темноте, растущее беспокойство среди рабов.

«Вставай, ленивый мерзавец!» – проревел гортанный голос. Огромный орк с болезненно-зеленой кожей и клыками, запятнанными кровью какого-то несчастного существа, прошествовал в тесные рабские помещения. Он держал в руках грубую, шипастую дубинку, его глаза блестели злобным ликованием. «Возвращайся к работе, или я скормлю тебя сквигам!»

Рабы вскочили на ноги, их движения подпитывались страхом и истощением. Кель выстроился в строй, его мышцы протестующе кричали. Он знал, что любой знак неповиновения будет встречен быстрым и жестоким наказанием. Орки не получали большего удовольствия, чем сломить дух своих пленников, постоянно напоминая им об их месте в жестокой иерархии «Деффбринга».

Когда он пробирался к недрам корабля, взгляд Кель встретился со взглядом Элары. Между ними пронеслось молчаливое понимание. Они знали, что их жизни висят на волоске, что каждый день – это борьба за выживание. Но они также знали, что они не одиноки. Они были друг у друга, и у них была общая цель: выдержать, сопротивляться и найти выход из этой адской тюрьмы любой ценой. Их глаза встретились с глазами Терона, и в их сердцах поселилась мрачная решимость. Они переживут это вместе. Они должны были это сделать.

Глава 2: Зеленый прилив жестокости

«Деффбринга» была симфонией страдания, какофонией лязга металла, ревущих двигателей и гортанных криков орков. Каждая заклепка и балка, казалось, пульсировали с едва сдерживаемой, дикой энергией. Для человеческих рабов это было беспощадное нападение на чувства, постоянное напоминание об их полном бессилии.

Дни слились в цикл изнурительного труда и повседневной жестокости. Кель, вместе с сотнями других, трудился в душных машинных отделениях корабля. Воздух был густым от зловония прометия, пота и разложения. Огромные, самодельные двигатели ревели, изрыгая ядовитые пары, в то время как вокруг них меньшие машины хрипели и шипели, угрожая взорваться в любой момент. Они тянули огромные силовые кабели, ремонтировали поврежденные машины грубыми инструментами и заправляли печи, которые питали ненасытный аппетит корабля к скорости и разрушению.

Орки, вездесущие и непредсказуемые, относились к рабам как к расходным инструментам. Небрежный удар тыльной стороной огромного кулака орка мог сломать кости. Случайный пинок мог отправить человека в огненную пасть печи. Смерть была постоянным спутником, тенью, таящейся в каждом углу корабля. Она могла прийти из-за неисправного двигателя, прихоти орка или грызущего отчаяния, которое пожирало души рабов.

Работа была жестокой, призванной сломать тело и сокрушить дух. Многие поддавались истощению, их тела рушились под напряжением. Другие встречали свой конец в «несчастных случаях», их изуродованные останки кормили голодных сквигов корабля – злобных, похожих на свиней существ, которые служили как источником пищи, так и системой утилизации отходов для орков. Даже мелкие гретчины не были в безопасности, их могли легко задеть другие орки, и было нормально, если большому орку становилось скучно, и он решал пнуть маленького орка, как футбольный мяч. Самые опытные из гретчинов старались держаться поближе к рабам, чтобы иметь хоть какой-то шанс избежать преждевременной смерти.

Среди этого жестокого существования что-то еще шевелилось. Среди рабов начали циркулировать шепоты, тихие разговоры, которые велись глубокой ночью или в короткие минуты передышки между сменами. Стали появляться странные символы, грубо нарисованные на стенах или нацарапанные на металлической обшивке. Они были непохожи ни на что, что Кель видел раньше, искаженные и тревожные, намекающие на что-то древнее и зловещее.

Затем начались исчезновения. Рабы исчезали без следа, оставляя после себя только слухи и страх. Некоторые шептались о жертвоприношениях, о темных ритуалах, проводимых в скрытых нишах корабля. Другие говорили о растущем безумии, о рабах, нападавших друг на друга, их глаза светились нечестивым светом. Свидетельством ужаса, который они пережили, является то, что слухи об этих событиях едва передавались шепотом. Смерть и безумие были ожидаемы, и пока исчезновения оставались среди уже изгнанных, никто не чувствовал желания расследовать.

Кейл, Элара и Терон заметили изменения. Они увидели страх в глазах своих собратьев-рабов, услышали шепот и осознали растущее беспокойство. Терон, с его научным образованием, узнал в символах принадлежность к малочисленному культу Хаоса, который поклонялся божеству разложения и болезней.

«Это плохо», – прошептал Терон однажды ночью, прижавшись к Келю и Эларе в темном углу рабских помещений. «Этот культ… они не просто молятся о спасении. Они пытаются что-то принести в этот мир. Что-то… мерзкое».

Элара, всегда прагматичная, кивнула. «Мы уже видели это раньше, в подулье. Люди обращаются к Темным Богам, когда у них ничего не осталось. Отчаяние делает их уязвимыми».

Кель почувствовал, как по его спине пробежал холодок. Он уже сталкивался с ужасами Хаоса, когда был гвардейцем. Он знал коварную силу Варпа, то, как она могла исказить и развратить даже самые сильные души. Мысль о том, что эта сила будет выпущена в пределах этого и без того ужасного корабля, была почти невыносимой. Это означало неприятности, но не было времени остановить распространение, это было похоже на болезнь, уже поражающую своих жертв.

Однажды вечером, таща груз металлолома по тускло освещенному коридору, Кель увидел его. Раб с широко открытыми и пустыми глазами, его кожа была покрыта гнойными язвами. Он бормотал себе под нос, его слова были бессвязной тарабарщиной и богохульными молитвами. Пока Кель смотрел, раб рухнул, его тело яростно содрогалось. Странное зеленое свечение исходило от него, и тошнотворный смрад наполнил воздух, смрад смерти наполнил каждый дюйм доступного воздуха, и все присутствующие немедленно почувствовали отвращение. Затем он заговорил, и толпа затихла: «Они приходят… гниение… смерть… мы все будем благословлены…»

Зеленый прилив орков был жестоким, но это… это было нечто совершенно иное. Что-то гораздо более зловещее, более ужасное, чем простая грубая сила, трудно сказать, что хуже, сила орков или сила хаоса. Это была ползучая порча, волна хаоса, которая грозил поглотить их всех, не оставив после себя ничего, кроме руин и отчаяния. Они были окружены безумием со всех сторон и должны были найти спасение. Ситуация на корабле ухудшалась с каждым часом.

Глава 3: Семена порчи

Гниль быстро распространялась, ее щупальца достигли самых темных уголков «Деффбринги», питаясь отчаянием и безнадежностью. Культ, называвший себя «Братством Оскверненного Урожая», набирал силу, словно болезнь, охватывающая ослабленное тело. Их число росло по мере того, как все больше и больше рабов, сломленных жестокостью орков и соблазненных шепотом власти, обращались к объятиям Темных Богов.

В сердце этой растущей порчи был Малкор. Он был человеком контрастов, харизматичным оратором с голосом, который мог успокаивать и подстрекать, но в его глазах была холодная, тревожная напряженность, которая намекала на внутреннюю тьму. Он прибыл на «Деффбрингу», как и все остальные, – пленником, лишенным достоинства и надежды. Но в отличие от других, Малкор не был сломлен. Он нашел новую цель, нового хозяина в шепоте, который эхом разносился из Варпа.

Малкор проповедовал евангелие освобождения через служение. Он говорил о боге, который наслаждался распадом, который видел силу в объятиях порчи. Он называл эту сущность «Владыкой увядающего цветка», хотя его бог не был большим и значительным божеством, в глазах обычного человека казалось, что это существо может стать более влиятельным, чем многие более могущественные сущности, потому что оно прекрасно понимало человеческую природу и прекрасно играло на ней. Легко распространять влияние на тех, кто сломлен и унижен каждый день и хочет хоть какого-то облегчения. Это незначительное божество было вассалом бога Хаоса мора и распада, и он обещал своим последователям освобождение от их страданий, превращение в нечто «большее». Его обещания и речи распространялись, как те самые болезни, которые они восхваляли.

«Орки», – провозглашал Малкор, и его голос эхом разносился по скрытым собраниям культа, – «сковывают наши тела, но Император сковывает наши души! Он предлагает лишь пустые обещания далекого спасения, в то время как наш Господь предлагает силу здесь и сейчас. Примите гниение, братья и сестры, и станьте орудиями славного увядания!» Его харизма и его обещания пленяли сердца все большего числа новых рабов, желание жить было очень сильным, но желание стать сильнее орков заставляло рабов выбирать хаос.

Ритуалы культа были гротескными пародиями на имперские обряды, проводившиеся в самых глубоких, самых заброшенных частях корабля. Они включали в себя песнопения на испорченном языке, членовредительство и подношения крови и потрохов, собранных из остатков орков. Символы Оскверненного урожая – череп, обвитый увядшими лозами, круг, с которого капает гниль – стали появляться чаще, заменяя символы ложного бога, называемого «Императором». Их часто сопровождали тревожные явления: рои мух, которые появлялись из ниоткуда, леденящая сырость, которая просачивалась в металл, и постоянный тошнотворный запах гниения, который цеплялся за культистов, как саван. Хотя все пытались очиститься, чтобы защитить себя, это не всегда помогало, как будто их бог вознаграждает своих самых ярых последователей.

Кель, Элара и Терон с растущим ужасом наблюдали, как росло влияние культа. Они видели, как их собратья-рабы, некогда обычные мужчины и женщины, превращались в фанатиков с пустыми глазами, их тела были отмечены болезнями, их разум был извращен ядовитыми словами Малкора.

«Они теряют себя», – прошептала Элара однажды ночью, ее голос был полон смеси жалости и отвращения. «Они думают, что обретают свободу, но на самом деле они просто становятся рабами чего-то еще худшего, чем орки».

Терон, разглядывая клочок пергамента, который ему удалось спасти, добавил: «Малкор играет в опасную игру. Он думает, что может контролировать силу, которую призывает, но он ошибается. Владыка Увядающего Цветка – не тот бог, с которым можно шутить. Он паразит, и он поглотит весь этот корабль, если мы позволим ему». Все трое поняли, что им нужно сплотить вокруг себя здравомыслящих людей, пока корабль еще жив, прежде чем культисты принесут жертвы своему богу и лишат их шансов.

Кель ощутил растущее чувство безотлагательности. Он знал, что они не могут просто стоять и смотреть, как корабль погружается в безумие. Им нужно что-то сделать, что угодно, чтобы остановить Малкора и его последователей. Но как горстка рабов могла противостоять растущей мощи культа Хаоса, особенно когда они были окружены жестокими орками, которые могли раздавить их в любой момент? Им казалось, что на самом деле орки теперь были гораздо меньшей проблемой, чем последователи хаоса. Ответ, как знал Кель, был в том, чтобы сражаться, собирая вокруг себя остальных, у которых, как и у тебя, все еще есть искра. Но это означало бы выбор нового пути, пути борьбы, возможно, некоторые из рабов были сломлены, но он не собирался сдаваться.

Однажды вечером Кель оказался лицом к лицу с Малкором. Лидер культа разыскал его, привлеченный репутацией Кель как бывшего гвардейца, символа того самого порядка, который он стремился уничтожить.

«Ты сражаешься с ним, не так ли? – сказал Малкор, его голос был мягким, но угрожающим. – Ты цепляешься за память о своем ложном Императоре, за жизнь, которая ушла. Но я предлагаю тебе новую жизнь, новую цель. Присоединяйся к нам, Кель. Прими силу Увядающего Цветка и стань чем-то большим, чем рабом». Он коротко рассмеялся, повернулся и, прежде чем уйти в темноту, сказал:

«Не волнуйся, ты присоединишься к нам, добровольно или нет».

Выбор был очевиден, и Кель сделал свой, он сжал кулаки так сильно, что они заболели, и приготовился уйти, чтобы собрать всех неиспорченных, у них оставалось не так много времени.

Кель посмотрел в глаза Малкора, видя не человека, а сосуд чего-то древнего и злого. Он почувствовал прилив гнева, непокорности, но также и проблеск страха. Он знал, что Малкор был прав в одном: его старая жизнь ушла. Но он не променял бы ее на жизнь в служении Хаосу.

Малкор, который, казалось, наслаждался происходящим и был в отличном настроении, подошел достаточно близко к Каэлю, и было очевидно, что он уже принял хаос, потому что кожа на его руках сильно распухла и покраснела от какой-то грязи, но он все еще был человеком.

«Я уже сражался с такими, как ты», – сказал Кель, его голос был тихим и ровным. «Я видел, что ты делаешь с людьми. Ты не предлагаешь ничего, кроме смерти и разрушения. Я бы лучше умер гражданином Империи, чем жил бы рабом Хаоса». Но даже Кель знал, что его прежняя жизнь ушла, но Хаос не мог его соблазнить.

Малкор улыбнулся, с леденящим, лишенным юмора выражением. «Пусть так и будет. Но знай это, Кель. Прилив меняется. Увядающий Цветок поднимается. И когда это произойдет, тебе некуда будет бежать». С этими словами Малкор исчез в темноте.

Кель долго стоял там, тяжесть слов Малкора давила на него. Он знал, что предстоящая битва будет еще более жестокой, чем все, что он испытывал раньше, бежать было просто некуда. Но он также знал, что не может сдаться. Ему пришлось сражаться не только за свое собственное выживание, но и за души других рабов, за память об Империяе, которому он когда-то служил, и за слабую надежду, что каким-то образом они смогут избежать надвигающейся тьмы. Кель ушел собирать свою группу.

Глава 4: Шепоты во тьме

Атмосфера на борту «Деффбринги» изменилась. Теперь это был не просто гнетущий вес орочьего владычества; новый слой страха просочился в самое ядро корабля. Шепот стал более настойчивым, странные символы более распространенными, а исчезновения более частыми. Страх, когда-то постоянный спутник, приобрел новую, более острую остроту. Это был страх неизвестности, чего-то гораздо более коварного, чем даже жестокие орки. Ранее игнорируемое исчезновение превратилось в преследуемое животное, когда несколько орков обнаружили несколько символов, нарисованных на их территории.

Кель, Элара и Терон двигались с повышенным чувством осторожности, их чувства были настороже. Они чувствовали себя добычей, за которой охотились не только зеленокожие, но и что-то гораздо более зловещее, скрывающееся в тенях. Когда-то знакомый лязг и шум корабля теперь, казалось, несли в себе скрытые смыслы, шепот песнопений, скрежет металла, приобретающий тревожный ритм какого-то богохульного ритуала.