Я потянулся к трубке, перегибаясь через Марину, но она вдруг вырвала телефонную вилку из розетки.
– Хватит. Надоел твой Эмиль.
– Марин, перестань, – я хотел перезвонить ему, но Марина вытянула руку с проводом в сторону так, чтобы я не достал.
– Спать! – скомандовала она мне. – Мне нужен покой и сон для здоровья ребенка. Отныне телефон будет выключаться в восемь вечера и включаться тоже в восемь.
Немного ошарашенный ее тоном, я опять потянулся за проводом, однако Марина вскочила с дивана и схватила телефонный аппарат.
– Я выкину его сейчас из окна, – пригрозила она.
– Дура!!! Безмозглая дура! – я нервно сдернул брюки со спинки стула.
Марина метнулась в коридор, прижимая к себе телефонный аппарат.
– И к нему ты не пойдешь!!!
– Тебя забыл спросить, – я надел рубашку и подошел к шкафу, чтобы найти носки. Марина стояла у входной двери, наблюдая за мной.
Я оделся и вышел в коридор. Всунул ноги в ботинки.
– Отойди, – сказал я спокойно, стоя перед Мариной.
– Не отойду.
Она заслоняла входную дверь собой. Я взял Марину за плечо и решительно сдвинул ее с места, несмотря на ее сопротивления.
Как я и догадался, направившись к Эмилю, ко мне навстречу уже шел он.
– Я вот что подумал! – закричал он и тут же вжал голову в плечи, оглядываясь на окна домов.
Именно с этой фразы и начиналось каждое новое безумство. Меня словно волной обдало. Я и не подозревал, как переживаю за Эмиля в связи с последними событиями, и как я хочу видеть прежнего Эмиля с горящими глазами, а не с поникшими плечами и не с обидой в душе.
– Ну? – закурил я.
Пошли мы, естественно, в институт. По дороге я думал, как Эмиля поражают идеи: вынашивает ли он их, пока в голове не сложится четкая картина, или они поражают его мозг внезапно, как молния…
– Если задействовать волновую поверхность пространства? – Эмиль разложил передо мной бумагу и быстро набросал схему.
Я молчал, пока несколько сотен страниц рабочих тетрадей не перевернулись в моем сознании. Эмиль взахлеб рассказывал и вдохновенно дорисовывал детали на схеме, обозначая их символами, попутно делая сноски формул внизу.
– Тихо.
Эмиль умолк, терпеливо ожидая моего ответа.
– Вот здесь, – я показал карандашом. – Не состыкуется быстро. У нас нет графика поведения кривой в магнитном поле. Сначала мы выводим ее, а потом используем ее, как приближенную модель на этом участке. Если нам удастся расширить фазу колебаний до одной целой и четырех десятых и оставить ее постоянной, то все.
– Что все? – испуганно прошептал Эмиль.
– Это будет круто, а остальное – формальная доводка до нужных коэффициентов.
Эмиль вытер вспотевший лоб.
– Ух, – смотрел он на схему.
– Ух, – подтвердил я.
– А мощности сколько даст? – Эмиль опустился на стул и с восторгом заглянул мне в глаза.
– Не скажу.
– Никита!
– Сначала идем поэтапно. Может, это дохлая идея? Зачем себя сразу обнадеживать?
– Никита, – умоляюще проговорил он. – Скажи! Я не буду ни на что надеяться. Сразу буду на провал рассчитывать. Скажи?
– До трехсот процентов.
– Е, – екнул Эмиль, пораженный масштабами.
– Зря я сказал, – притворно горестно обронил я. И мы рассмеялись.
– Так, – Эмиль перевернул ватман. – Что нам нужно, и что есть в институте?
Мы начали скрупулезный подсчет требуемого оборудования и деталей. К закату мы поняли, что влетаем на крупную сумму, которую не одобрит ни одна комиссия. Слишком рискованная была затея, которая грозила провалом с вероятностью до семидесяти процентов.
– Я удивляюсь, – раздумывал Эмиль. – Неужели до этого никто не додумывался и не делал опыты раньше?!
– Может и делал, – пожал я плечами. – А потом похоронили его труды, как наши. Три шкафа у нас забиты полузаготовками неоформленных решений.
– Кстати, – Эмиль извлек из сумки несколько листов. – Твой экземпляр. Номера карандашом ставлю, потому что, чувствую, буду по мере написания возвращаться и существенно дополнять.
– Когда успел?
– Ночью поработал немного. Не брошу я свои опыты больше ни в какой архив.
Архив нашего института хранился в подвале. Много тысяч талантливых работ студентов и профессоров хранились в пыльных отсыревших коробках. Бесценная кладезь изысканий превращалась в мрачное кладбище макулатуры.
– Эмиль?
– М-мм?
– Давай на фотоаппарат щелкать каждую страницу? – я вертел в руках отпечатанные листы, где формулы, уравнения, цифры и прочие символы, которых не было на пишущей машинке, Эмиль тщательно выводил чернильной ручкой. А у меня перед глазами стоял подвал с коробками. Часть давнишних проектов валялась под ногами, и невозможно было разобрать ни строчки на листах, которые не пожалело ни время, ни капающая вода с труб, ни чьи-то ботинки, втоптавшие бумагу в земляной пол. – На пленке удобнее хранить.
– А у тебя есть? – тотчас загорелся Эмиль.
– Не-а.