Целуй меня, моя любовь

– А почему он думает, что стоит искать ее? Столько времени прошло. Зачем? – испуганно спросила она мужа.

Он посмотрел на нее и ее уже очень большой живот, и подумал о том же – зачем? Что это даст? Допустим, ее найдут живой и здоровой, живущей спокойно своей новой жизнью с каким-то человеком. Может, она с ним счастлива, пишет картины, любит его. Эта мысль была такой болезненной для него, что он тут же поспешил ее прогнать.

– Она, конечно, мертва, – как можно увереннее произнес он. – Но пусть уже найдут хотя бы тело. Мы сможем ее похоронить.

– Да, кому нужно это ее тело? – раздраженно воскликнула Вероника.

Он посмотрел на ее бесформенную фигуру, отекшее лицо и впервые испытал настоящее отвращение.

– Никогда не смей говорить об Анне плохо, – процедил он сквозь зубы. – Я любил ее, по-настоящему любил. И я хочу найти ее, чего бы мне это ни стоило. Точка.

Он поднялся с кресла и пошел в свой кабинет. Дверь закрыл на ключ. Громкие рыдания Вероники не трогали его. Он думал об Анне. Вот если бы она была жива. И пусть она предала его, оставила, но он лишь посмотрел бы ей в глаза и спросил бы: «Почему?» Неужели она никогда не любила его? Ему хотелось спросить, получить ответ и отпустить ее со спокойным сердцем туда, где ей хорошо без него. Настолько хорошо, что она просто вычеркнула его из своей жизни, не объяснившись и не сказав прощальных слов. Он хотел знать правду.

В ту ночь у Вероники отошли воды, и через несколько часов в районной больнице она родила ему девочку. Он хотел бы назвать ее Анной. Но разве он посмел бы?

Глава 8

Мир вдребезги

Надежду теряют по-разному. Иногда она разбивается внезапно, выскользнув у тебя прямо из рук и разлетевшись на мелкие осколки, словно стеклянный стакан, упавший на плиточный пол. Это очень больно. Но иногда в суматохе своих дней ты не замечаешь, что она исчезла. Просто утекла по капле из сердца, как вода. И единственное, что ты чувствуешь – это пустоту.

У нас с тобой не было никакого конфетно букетного романа. Никаких прелюдий, взглядов украдкой, осторожных касаний. Мы сразу же вошли друг в друга, на полной скорости врезавшись сердцем в сердце. Я помню, как ты взял меня за руку и сказал: «Бежим!». И я побежала вместе с тобой. Я не думала ни о чем. У меня просто не было времени на раздумья. Да нам и не нужно было ни минуты на узнавание. С первой же секунды мы знали друг о друге все. Словно всю эту жизнь мы только и ждали момента нашей встречи. А теперь я задаюсь вопросом: как же так сучилось, что ты смог отпустить мою руку?

Мы с тобой стали как брат и сестра. Ближе, чем друзья, но спокойнее, чем любовники. Между нами легло то, что усмиряет страсть – время. Нет, нам не было скучно вдвоём, мы по-прежнему могли разговаривать до утра, правда, на звёзды смотреть уже не тянуло. Ты все так же был готов защитить меня и выслушать, я приободрить тебя и дать дельный совет. Мы почти перестали ссориться и срываться в ночи гулять по сверкающему огнями городу. Я заметила, ты стал реже целовать меня. А когда делал это, твоя нежность мне казалась машинальной. Мы успокоились, и между нами исчезло волшебное чувство, когда от одного прикосновения или взгляда вскипала в венах кровь, а мы бросались в объятия друг другу, целуя и кусая губы, с какой-то звериной жадностью. Мы стали терять любовь.

Любовь – это самая большая лотерея, которую можно выиграть в жизни. Если у тебя есть взаимная любовь, то ты не можешь называться неудачником, даже если тебе не повезло по всем фронтам. Она одна заменяет тысячу радостей, выигрышей, призов и разных земных удовольствий. Но ее не заменит ничто.

Это я точно знаю.

А ведь нас с тобой делали счастливыми самые простые вещи. Засыпать и просыпаться вместе. Говорить утром «привет» друг другу и первому солнечному лучу, а вечером желать спокойной ночи себе и звездам. Читать книги в тишине, лёжа на кровати, перебирая пальцы. Встречаться с друзьями, танцевать до упаду, а после, наслаждаться обществом друг друга, даря неземную нежность. Нам никогда не было скучно вдвоём. Любая мелочь приводила нас в восторг или движение. Нам было неважно, что мы делали, куда ехали и в каких компаниях веселились. Мы пили эту жизнь неторопливыми глотками, как пьют прохладный напиток в знойный летний день. Мы кайфовали от мира, который понимали на свой собственный лад, ведь он был наш, общий, а потому совершенный.

А теперь этот мир разрушен.

Я сижу в маленькой квартирке студии на окраине этого мира. Мира, разбитого тобой вдребезги. Пишу картину. Твой портрет. У меня никогда толком не выходили портреты. Художник ведь не фотограф, он должен запечатлеть душу. А мне, признаться, нет дела до чужих душ. А вот твою понять хотелось бы.

Знаешь, нами управляют те, кто любит нас меньше, чем мы. Те, кому мы отдали сердце полностью и навсегда, а они лишь на время сдали нам в своём местечко в аренду. Иногда кажется, что человек полюбил тебя сильнее, что ты растопил все его ледяные расчёты, что вот оно, счастье – бери и радуйся. Только радости нет, а душа никак не может отогреться рядом с тем, кто вроде бы и любит, но может прожить без тебя совершенно спокойно. Ты можешь ждать годами, надеясь на перемены. Но исчезни ты из его жизни, он не сойдёт с ума от тоски, не впадёт в депрессию, не станет искать тебя повсюду, вглядываясь в лица прохожих. Он будет продолжать жить своей жизнью, а небольшое место, что сдавалось для тебя в сердце, обязательно сдаст кому-то ещё.

Вот ты и сдал ей мое. Разве ты ее любишь? Разве ты можешь по-настоящему полюбить кого-то после всего, что было между нами? Да и любил ли ты вообще меня, или мне это только казалось? Столько вопросов вертится у меня в голове.

Я пишу твой портрет, чтобы освободиться от того сгустка ненависти, что комком засел у меня в груди. Я устала ждать, что ты найдешь меня.

Свободен тот, кто ничего не ждёт. Не ждёт от природы тепла, вместо этого он просто одевается по погоде или уезжает туда, где всегда лето. Не ждёт от жизни подарков – он сам берет то, что хочет, ведь подарок – это сюрприз, а не всякий сюрприз приносит счастье. Не ждёт от людей любви, прекрасно понимая, что никто ее не обязан ему отдавать, а потому любит сам, и, даже не получив любовь в ответ, не страдает, а просто пожимает плечами и идёт дальше. Налегке.

Я так не умела. Я цеплялась за каждую надежду быть счастливой с тобой и сделать тебя счастливым рядом со мной. Я так старалась, видит Бог!

А теперь я очень хочу научиться дышать без тебя. Но у меня пока плохо выходит.

Вчера закатила истерику в магазине. Расплакалась прямо на кассе, у меня не хватило денег на яблоки. Ты же знаешь, как я люблю их. Ты мне их раньше покупал, такие красные, яркие, сочные. А потом смотрел, как я надкусываю одно, с наслаждением прикрыв глаза. Я знала – смотришь ты с обожанием. Интересно, на нее ты тоже так смотришь? Мне почему-то кажется, что нет.

А, может, я сама себя обманываю? И смотришь, ты так же, и даже гладишь ее уродский живот. Там ведь твой ребенок. От нее. Как же я его ненавижу!

Если бы не он, ты бы не остановился меня искать, и, в конце концов, обязательно бы нашел. Сердился бы, конечно. Даже, возможно, влепил бы мне пощечину за то, что я сделала. А потом бы обязательно прижал меня к себе и начал бы целовать мое мокрое от слез лицо. Ты бы понял, что иначе я не могла. И сам бы передо мной покаялся. И все бы у нас было хорошо.

А теперь не будет.

И все-таки я уверена, ты не любишь ее. И, честно говоря, с каждым днем я все больше сомневаюсь в том, что твои чувства ко мне были столь же глубоки, как мои к тебе. Ты пользовался мной, я вдохновляла тебя, со мной ты не ходил по земле, со мной ты летал. Но у меня не вышло то, что вышло у нее – подарить тебе ребенка. Я так и не смогла сделать тебя счастливым по-настоящему. Получается, что ею ты тоже пользуешься. Она нужна тебе для продолжения рода. Твоего рода. Как же это гадко!

Я думаю, в этой жизни важно уметь сделать выбор. С кем жить, кого любить, чьё сердце беречь. Не способен сделать его, не касайся пока людей – они не экспонаты в музее восковых фигур, они живые, им, черт возьми, больно.

Знаешь, я здесь совсем одна. Ты меня не ищешь, она, наверняка, рада, что заняла мое место, хотя мы и были такими близкими подружками в детстве. Я все ее секреты знаю, а она мои. Ее в школе дразнили каланчой из-за высокого роста, она плакала, я ее утешала и защищала от слишком задиристых мальчишек. Ну, ты меня знаешь, я своих в обиду никогда не даю. А она была мне своя. Роднее, чем сестра. Почему она так быстро сошлась с тобой? Почему не уговорила продолжать меня искать? Ты думаешь, она тебя любит? Возможно, по-своему, любит. Но никогда не сможет так, как я.

Я же столько любви вложила в твоё холодное, злое сердце. Всю нежность тебе отдала, слезами раны заживляла, разжигала огонь там, где вечные льды. Я так верила в тебя, так лечила, от бед берегла. А ты меня так легко предал.

Я же тебя не просто любила. Я тебя понимала. А еще знала, какой ты, до каждой клеточки твоей, и все равно продолжала любить. Я и сейчас тебя люблю. А не надо бы. Это отвлекает меня от моей цели.

Меня даже мама не ищет. Поплакала чуть и смирилась. Живет себе спокойно, сериалы турецкие смотрит. Если бы у меня была дочка, как бы я ее любила! Попробовала бы она у меня пропасть, я бы ее с того света достала и домой привела.

И не хочется мне больше щадить ничьи чувства. Сделав что-то или сказав, не возникает ни малейшего желания спросить: «Все хорошо? Тебе не больно?». Потому что вокруг всем, по большому счету, плевать, хорошо тебе или плохо, больно тебе или нет от их слов и действий. Однажды ты понимаешь, что людей вовсе не жалко, ведь им никогда не было жаль тебя. Наверное, так рождается в человеке циник… И с удовольствием прокрутила бы «пленку» своей жизни назад, чтобы остановиться в том дне, когда сердце ещё не очерствело, чтобы ни за что не допустить этого. Но никто пока не придумал, как это сделать.

Я вот иногда смотрю на вас всех и думаю: «Что плохого я сделала этим людям, отчего они со мной так жестоко?». Я ведь искренне вас всех любила, старалась быть нужной, целовала ваши сердца, дула на ранки, латала все трещинки. И так радовалась, когда мне удавалось, когда вы улыбались, потому что становилось легче рядом со мной, спокойнее. Но вот меня не стало, и вы просто обо мне забыли. Стёрли из памяти как надоевшую песню, старую мелодию. Если бы вы обо мне вспоминали, пусть даже с ненавистью, это было бы лучше. Вы предпочли удалить меня из своей жизни. Не потому ли, что хорошее забывается быстрее? Не потому ли, что я слишком вас любила? Забвение. Это ли не самое жестокое в мире?

Вы забыли меня.

И вы за это ответите.

Глава 9

Ребенок

Он держал в руках свою новорожденную дочку. Она плакала, а он улыбался. Ему так хотелось крепко прижать к груди этот хрупкий, пищащий комочек, но он боялся ей навредить. Он теперь знал, кому сможет отдать всю свою любовь – этой маленькой девочке. Его родной дочке.

Даже Вероника не была так рада рождению дочери, как он. У Вероники вообще началась депрессия. Ему сказали, что это послеродовая, но его все равно многое настораживало.

Она была, словно равнодушна к младенцу, не хотела кормить грудью, отказывалась вставать ночью, когда малышка плакала. Он сам вставал и баюкал, кормил из бутылочки смесью, а днем гулял и менял подгузники.