Триада

– Арнэ, мальчик мой, у тебя вся жизнь впереди ещё. Я тебе помогу, чем смогу, особенно, если что из моей головы понадобится. Пусть хоть кому-то хорошо будет, пускай это и такой бедокур, как ты.

Таррель нахмурился.

– Я сейчас. – сказал он и, накинув плащ, спустился вниз. Пивси даже не успел соскучиться, разглядывая узоры на разноцветных стёклах, как Таррель вернулся с новой кружкой и поставил ее перед стариком.

– Спасибо. – удивлённо сказал Пивси и с удовольствием прихлебнул. Пена осталась на его густой русой бороде. Арнэ пристально посмотрел на старика и сказал, не отрывая взгляда:

– Пивси, я хочу, чтоб ты ещё раз рассказал то, что рассказывал мне о Вратах арралаков.

Глаза Тарреля загорелись огнем, какой среди латосов и не встретишь. И без того чёрные глаза теперь стали похожи на два омута, затягивающие всё вокруг внутрь себя. Пивси показалось, что где-то в глубине этого омута он увидел безумие. А может быть, ему просто показалось. Пивси очнулся от зловещего очарования.

– Вижу по тебе, Арнэ, что не просто так ты интересуешься. – спросил Пивси с дрожью в голосе. – Ты… собрался туда, да?

Солнце опускалось всё ниже, и свет уже почти не проникал в зал. Отблески умирающих в камине углей сверкали в глазах Тарреля, а Пивси казалось, что он видит в них целый пожар.

– Никогда не думал, что эти пустые россказни тебя настолько займут! – попытался отречься от своих слов Пивси, а у самого уже пот на лбу выступил, и стало ему жутко не по себе. Настойчивость и угрюмость, вдруг появившаяся в Тарреле, не на шутку испугала его.

– Нет, Пивси, старик, зачем ты обманываешь меня? Я же не меньше твоего знаю, что место это существует, и уже давно. И ходят туда, как на поклон, люди жадные и алчные и возвращаются ни с чем, если и вовсе возвращаются! – вначале голос Арнэ звучал нарочито спокойно, но потом на Тарреля будто нашло что-то. Последние слова его прозвучали дерзко и злобно.

– Разве не за тем же ты туда так торопишься, сынок? – почти закричал Пивси. – За серебро жизнь свою там положить?

Таррель вздохнул с раздражением.

– Что так пугает тебя, Пивси? Я ничего не прошу, только слов твоих. Если что случится – не на твоей совести это будет. Я тысячу раз мог кончить плохо, однако, как видишь, я сижу здесь перед тобой, живой и невредимый! – с издёвкой произнёс он.

Пивси совсем растерялся. Никогда ещё ему не было так тревожно, и не понимал он, то ли Корволат его тревожит, то ли сам Таррель.

– Хорошо… хорошо. – пробормотал старик и вытер выступившие на лбу капли холодного пота. – Да только кажется мне, что и сам ты все знаешь не хуже моего.

Таррель упорно молчал, ожидая, когда Пивси наконец-то соберётся с мыслями. Тому же было так неловко, словно предстояло сделать что-то постыдное. Старческие пальцы дрожа скользили по стеклянной кружке.

– Я, когда рассказывал, тебе, вроде, и пятнадцати Эгар не было… Да? Мне эту историю ещё давным-давно рассказывал дед, а моему деду – его дед. Предание древнее, если вообще это не слухи и домыслы. Я и сам тебе не могу сказать, было ли то взаправду, или это место какими-то другими тёмными духами запечатано… или зверьём каким.

Пивси замолчал на мгновение, боясь взглянуть на Тарреля. Когда он поднял глаза, то увидел, что тот всё так же неподвижно сидит в углу, не отрывая от Пивси своих чёрных глаз. Пивси показалось, что по лицу дежи скользнула мрачная улыбка, но это видение тут же пропало. Теперь, почти в полной темноте, было сложно разглядеть что-то вокруг, только свет из коридора, ведущего вниз, слабо освещал правую половину лица Тарреля.

– Давно это было. Двести тридцать семь Эгар назад. Вся родня моя тогда жила на Аргваллисе. Страшное время это было для всей Триады, лютое время. Время тёмных захватчиков, разрушителей, которые крушили и уничтожали все, что стояло на пути у них – селения, города, детей, животных. Оставляли после себя кровь и выжженные до основания поля. Как говорили, очищают Триаду от темноты истинной. А после слов этих – бах! – бошки с плеч рубили или сразу в пепел превращали. Страшно? И мне рассказывать страшно… Всегда надежда во мне, так сказать, теплилась, что приукрашивали со сказками этими. А теперь и вовсе не знаю, правда или нет, смотрю на тишь да гладь нашу океанскую, на город наш приветливый, и думаю… а было ли? – растерянно сказал старик и замолчал, уставившись перед собой невидящим взглядом. Холодный голос Тарреля заставил его очнуться.

– Дальше.

– Ну, так вот. – продолжил Пивси, не поднимая на Арнэ глаз. – Тогда ладили три земли наших. Худо-бедно, да в согласии были. Объединились они тогда, чтоб, так сказать, усилиями общими выгнать погань эту. Поначалу захватчики только Аргваллис разоряли, пока с землей там всё не сравняли, а потом и на другие кинулись. Да только как туда проникнуть быстро, если так далеко они друг от друга, да ещё и водой разделены? Незадача. А твари эти хитрые, изворотливые, как змеи, взяли и придумали как скоро перемещаться туда-сюда – в каждом королевстве их оплот, их твердыня появилась. Зайдёшь туда на одной земле, а выйдешь на другой. Словно не три места, а одно, и земля одна. Ох, не знаю, как бы жилось нам, если б терзали наши земли, как аргваллийские. А сейчас если спросишь любого, знают ли они об том, думаешь, скорбеть станут? На твоё счастье, если только по голове кулаком постучат, а не за слабоумного примут. А про Врата народу мало знает, но те, кто рядом проходили, говорят, кровь леденеет и сердце от страха сжимается, как только увидишь то место издалека. И в воздухе боль и смерть стоят. За других отвечать не стану, а сам я до конца жизни буду небеса и особенно! – Пивси ударил кулаком в грудь, – их сына хвалить, что спас нас он от погани такой. Иначе бы не только праздника нашего Светодня сегодня не было, – который, кстати сказать, потому и появился, что избавились мы от черноты этой, – да и сами бы мы здесь вот не сидели. – закончил Пивси.

– И про небеса, и про сына я знаю. Мне это не интересно. Самого главного-то ты и не сказал, Пивси. Ходишь вокруг того, что всем и так известно. – сказал Таррель из тёмного угла.

– Ну да… – протянул Пивси. – Эх, ладно, скажу, хоть жутко не хочется мне этого делать, Арнэ! Никогда б я сам туда носа не сунул, ни за какие богатства! – и, почесав голову, продолжил: – Говорят, с серебром какая-то связь особая у них имелась, то ли сами они из серебра тканы – не люди же, как мы с тобой! – то ли вокруг них все ледяным да чистым серебром становилось. Вот и ходили слухи, будто бы там, в их чертогах тёмных на всех трёх землях серебра – не счесть! Не счесть, не унести. Потому-то столько народу туда ходит, пропадали даже некоторые, куда – не знай, никто и не искал их. Страшное, зловещее место, заклинаю тебя… не ходи туда!

– Не то мне интересно. То, что там серебра немерено и как жутко там – это я знаю сам. Про пропуск расскажи мне.

Каждое слово давалось старику с большим трудом. Ему казалось, что всё, что он говорит, тянут из него, как тянут на верёвке упрямого осла, который никак с места двигаться не хочет. Тревожно и жутко стало Пивси.

– Вещь была у Разрушителей какая-то. Вещица. Маленькая. Вот и сделали её, вроде пропуска. С помощью неё-то они туда-сюда и перебегали. Не знаю я, Арнэ, что это. Вроде как, камень. Может, и славно, что ограждён народ от этого места поганого. Звёзды молю, чтоб и не открылось оно никому вовсе. – с дрожью в голосе сказал он.

Таррель разочарованно вздохнул и, еле сдерживая гнев, сказал:

– Думай лучше, Пивси. Говорил ты мне, как на другую землю они ходили.

– Ты и сам уже лучше меня всё помнишь. – пробормотал Пивси. – Не соврать бы тебе… Такой сказ там был ещё… Замысловатый. Дед мне мой рассказывал. А ему – с Аргваллиса кто-то проболтался.

Не успел Пивси и строчки произнести, как голос Тарреля, холодный и резкий как никогда, сказал, отзываясь эхом в голове старика:

– Здесь шестеро основ сойдутся воедино,

Здесь серебро блестит, как кованая сталь.

Настал сей час исполнить долг неумолимый,

Откроет в недра путь сиреневый хрусталь.

По коже Пивси пробежал такой холод, словно все детрелы Деджи разом выпустили свой ледяной пар. Ему захотелось сбежать отсюда вниз, где весёлый хохот и пьяные песни, только лишь бы не находиться здесь. Но где же звуки и шум? Тишина и холод окутали старика, а дыхание его гулко раздавалось в пустой зале.

– Арнэ… Зачем тебе это? Зачем ты произнёс эти страшные слова? Не за серебром ты туда, значит, собрался? – почти закричал Пивси и заёрзал на скамье. Чиркнули спички, и лицо Тарреля на мгновение осветил огонь. Пивси теперь отчётливо увидел пугающую улыбку на губах дежи. Дым и запах табака окутал их место.

– Эти слова, верно?

– Кажись, да. – прошептал Пивси и вытер лоб. – И сейчас я рад, что не произнёс их.

– Почему?

– Потому что мне слышится в них проклятие и тьма. Тебя, похоже, они уже не пугают.

– Я повидал на свою жизнь столько проклятий и тьмы, Пивси, что меня уже не испугает ничто, клянусь тебе. Хоть передо мной сотня этих разрушителей стояла – и ухом не повёл бы.

– Не говори так! – строго оборвал его старик. – Тебе ещё не был ведом страх, если так говоришь. Только не тот это страх, как если б жизнь твоя на волоске висела. А другой. Да дадут тебе звёзды разума, чтоб понять это до того, как отыщешь на свою дурную голову случая проверить это на своей шкуре.

– Спасибо, Пивси, ты мне очень помог. – спокойно сказал Арнэ, пропустив слова старика мимо ушей и продолжая потягивать трубку. Даже почти в полной темноте Пивси заметил, что руки Тарреля трясутся, как в лихорадке.

– Я уже был там. – вдруг добавил он. – Правда, давно. И в моей памяти появились прорехи. Мне лишь нужно было утвердиться в своих догадках, что я сейчас и сделал. Немногие, как ты, могут историю эту рассказать так подробно. Может, и никто, кроме тебя. Кстати, этот маленький сказ, намёк на ключ-то, я ещё давно запомнил. С того раза, как впервые услышал его от тебя, и – благо, хватило мне разума – записал. Иначе б ты, старик, никогда мне их не открыл снова.

– Запомнил, записал… – пробормотал Пивси себе под нос. – Чем жизнь свою укоротил.

Арнэ издал смешок. Пивси же в этот момент переживал несвойственную его спокойному уму бурю: шестеренки со скрипом вертелись в голове, а картина прорисовывалась все чётче и чётче, пока не стала пугать его даже больше, чем разговор с Таррелем.

– А с лати Фенгари что? – вдруг спросил он.

– А что с ней? Ну, погнали с Баник. Что здесь такого? Каждый день кого-то выгоняют.

– Твоя правда. Вот только не за колдовство. – с укором сказал старик. – Не твоя ли работа?

– Не моя. – ответил Таррель и отвернул голову.