Триада

Верхушки деревьев покрывал иней. Здесь всегда была холодная зима. И чем дальше в лес, тем она холоднее и мертвее. И чем громче бранились Таррель и Фенгари, тем больше пара выходило из груди каждого из них.

– А ты забыл, кому обязан тем, что кристалл лежит у тебя в кармане!

Таррель едва сдерживался, чтоб не разразиться бранью. Он развязал мешок, который наскоро собирал вчера вечером, достал оттуда плащ и кинул в ноги Джерис.

Начинался подъём. Таррель уже ходил этой дорогой. Но тогда, несколько Эгар назад, даже сам Лотзо, до которого идти часа два, был холодным и снежным. Теперь же зима отступала, будто чувствовала, что не место ей здесь, и уступала жаре Эллатоса, не справляясь с её натиском.

Никому не хотелось жить в провинции Бакастур и быть соседями старому котловану. Но теперь те, кто бежал от холода в Гаавун, стали возвращаться домой. Лотзо оживал. Холодные лапы зимы уползали туда, откуда пришли, и в лесу наступала весна – такое же странное, как и зима, явление для жителей Эллатоса, где всегда тепло от Лумтура на Севере до Гаавуна на Юге. Врата арралаков, что должны были принести Триаде вечную зиму, медленно теряли силу.

Но солнце всё ещё не хотело смотреть на проклятый Бакастур, в центре которого много Эгар назад разверзлась огромная чёрная яма, точно незаживающая язва на теле Эллатоса. Небо всегда пряталось здесь за тёмными тучами, которые только и делали, что поливали дождём или сыпали снегом.

В глазах начинало рябить. Ничего больше не было в этом лесу, кроме белого снега и чёрных деревьев. Чем дальше шли Таррель и Фенгари в гору, тем круче становился подъём, вершина которого была всё ближе и ближе. Таррель всё время останавливался и прислушивался, идёт ли за ним Джерис, и продолжал идти только тогда, когда слышал её шаги и бормотанье за спиной.

Абсолютная тишина настораживала. Было ли здесь так же тихо тогда, две сотни Эгар назад, когда из-под земли вылетели они? Или поваленные деревья, которых не меньше, чем целая половина леса, говорят об урагане, что поднялся тогда в Бакастуре и о воплях таких громких и страшных, что дрожала земля и крошились камни? Тогда они думали, что победа будет за ними. Пока не встретили того, кто в одиночку прервал их путешествие и отправил домой. Всего лишь один человек, о существовании которого они не знали, а если б знали – даже бы не пришли.

Таррель чуть не упал. Задумавшись, он не заметил, как оказался на краю обрыва. И если б не хрупкое деревце, за которое он ухватился – непременно покатился бы вниз.

Огромный котлован расстилался внизу. Он засосал в себя землю холмов, точно чёрная пасть змеи, а его дно, самый центр, испещряли шестиугольные дыры, словно соты заброшенного улья, наполненные не мёдом, а льдом. Там рождались облака. Они поднимались в небо клубами пара, а, вырастая, становились чёрными тучами. Ветер, какого не встретишь во всём Эллатосе, бушевал здесь когда-то с такой силой, что камни на склонах легли по указу его порывов узорами и волнами. Но теперь всё давным-давно стихло, и Врата умолкли вслед за их хозяевами.

Теперь, во второй раз, склоны котлована больше не пугали, и напоминали печатный пряник, присыпанный сахарной пудрой. Теперь Таррель – хозяин этому месту. Он может заставить его проснуться и исполнить то, что с самого рождения было предназначено Таррелю-мальчишке – вернуться на Первую землю и служить ей. Это единственный наказ Лорны и Шернэ Таррелей, который он помнил: служение великому народу, что вышел из-под света Звезды Теисариль. Один шаг – и он исполнит их волю.

Джерис, видимо, тоже не ожидала, что перед ней появится овраг, и, собравшись всеми силами, сделала последний рывок к вершине и налетела на Тарреля. Он, бранясь самыми последними словами, кубарем покатился вниз по снегу, отпустив ветвь. Пытаясь ухватиться за камни, он в кровь разодрал ладони, но спуск никак не кончался, и его тело всё тащило вниз. Над головой вертелось серое небо, пока вдруг не остановилось. Таррель, окончив свой полёт, пробил телом лёд и упал в темноту.

Барабаны стучали громко. Их звук бил по ушам изнутри, точно желал расколоть голову на куски. Ровно, мерно они стучали, пока всё тело не стало вторить этим ударам. Нет, это не барабаны. Это сердце гоняет кровь. Писк в ушах оглушал, и Таррель, помотав головой, открыл глаза.

Каменный свод был совсем близко. Не так близко он себе его представлял. Тот шестиугольник, через который Таррель попал внутрь, освещал огромное пространство, а остальные, скрытые мутным льдом, едва светились.

Над Таррелем склонилась Джерис, и её лицо выражало смесь отвращения и жалости.

– Ты в порядке? – спросила Джерис.

– Конечно! – отвечал Таррель, не вставая. – Подумаешь! Переломал все кости. Ерунда!

– Ничего ты не переломал. – сказала Джерис. – Ты так дёргался, пока в себя не пришёл, что здоровый позавидует. Живучие вы, дежи, хвали небеса за это.

– Эх и счастье б тебе было, если бы не так.

– И то правда. – сказала Джерис, поднимаясь.

– Камешек-то верни. – сказал Таррель, приподнимаясь на локтях.

– И не брала даже.

Таррель проверил карман и успокоился. Он боялся двинуть ногами и обнаружить, что не может идти, но, к его удивлению, он лишь порвал штаны на коленях.

– Не может быть такого. – пробормотал Таррель и проверил все кости. – Подох я, наверное.

Ни капли боли, будто приземлился он на мягкую перину, хотя чувствовал под собой холодный каменный пол. Таррель коснулся его пальцами. Пол был гладким, как отполированный металл. Таррель вскинул голову.

– О, небо! – воскликнул он.

Всё вокруг покрывало серебро. Серебро сверкало над головой, серебро сверкало на полу, точно зеркало, серебро сверкало из самых дальних углов подземелья, куда уходили дюжины колонн, поддерживающих свод – ровных и кривых, гладких и шершавых, тонких, как стебель цветка, и толстых, как самое старое дерево. Двинешься – и двигается вместо с тобой серебряное царство, рождая блики в тёмной глубине.

Всё облили серебром, да так оно и застыло, и отполировали его ледяные одеяния, что кружились в вихре и, набрав небывалую скорость, вырывались когда-то наружу через шестиугольные дыры вместе со страшной песней и ветром. Подземелье громко кричало о том, какое величие раньше касалось этих стен. Точно пожар сначала растопил металл, а затем невиданный холод тут же сковал его так быстро, что оставил на поверхности рябь, рождённую бурей.

– Это место не для нас. – прошептал Таррель. – Мне кажется, будто они смотрят на нас из-за колонн.

– Не будь таким трусом, Таррель. – сказала появившаяся рядом Джерис. – Давай, говори. Или хочешь, чтоб я сказала?

Таррель замерзал, и его клонило в сон. Дыхание тут же застывало инеем на ресницах, и моргать становилось всё тяжелее.

– Подожди. – остановил он Джерис, едва раскрывшую рот.

Таррель поднялся и приложил палец к губам. В подземелье стояла такая тишина, что на мгновение ему показалось, будто он лишился слуха. Сквозь дыру в своде на серебряный пол медленно опускались снежинки. И так они кружились в луче света, что их отражения сверкали повсюду.

– Джерис. Ещё не поздно уйти назад. – сказал Таррель.

– Так иди!

– Я о тебе.

– Чего это так беспокоиться обо мне стал? – спросила Джерис, уперев руки в бока. Таррелю подумалось, что очень она похожа сейчас на тётку Кафизель.

– Что значит "стал"?

Джерис уселась на полу и укуталась в плащ.

– Садись и начинай. – холодно сказала она.

Таррель вдруг вспомнил Пивси. Как страшно тому было говорить древний стих, и как пот выступил на его старческом лбу.

– Ну хорошо. – сказал Таррель и сел напротив Джерис.

Кристалл тускло сверкал в руках. Такой скромный и тихий. Ничто не могло сказать о том, что два дня назад он сжёг целый дом и погубил десятки веселящихся латосов.

– А потом топни ногой – и окажешься на Дедже. – сказала Джерис, кисло улыбнувшись.

– Можно и в ладоши хлопнуть. Думаю, тоже сойдёт. – усмехнулся Таррель.

Таррель закрыл глаза и медленно произнёс стих. Тишина. Ни единого звука не раздалось в глубине подземелья. Он открыл глаза и увидел, что Джерис зажмурилась и сжалась всем телом.

– Я что-то не так сказал? – пробормотал Таррель и покрутил в руке кристалл.

– Тьфу ты, Таррель, дай сюда! Голос твой хриплый, ни одного слова не разберёшь! Научись разговаривать сначала.

– А ну руки убери!

Таррель вскочил и зашагал по подземелью.