Немир

– Потому что Вы любите жизнь, – тихо сказал Магистр. – И оттого бессмертны. Вы любите жизнь – кому, как не Вам, знать, как лучше её сберечь. За время существования Немира тысячи отдали свои жизни во имя сохранения Равновесия, потому что верили, что таков наилучший исход. Ныне грядёт великий перелом в сознании масс, и уверенности нет ни в чём. Возможно, в результате окажется, что практика, требующая человеческих жертвоприношений, в корне порочна. Тогда я оставляю выбор за Вами. А теперь прошу меня простить, мне пора, – сказал Магистр.

И снова целитель Арон почувствовал себя так, словно проснулся в середине странного, умопомрачительно длинного, а главное, чужого сна. Целитель не был уроженцем здешних мест, и то, что было прекрасно известно любому жителю Города и его окраин, для Арона составляло тайну. Впрочем, он понимал, что сейчас не время задавать вопросы, и только недоумевал про себя, куда это Верховный Магистр собрался на ночь глядя…

Они вышли в ночь, и чёрная стена сомкнулась за их спинами.

– Не понимаю одного, – сказал Галахад задумчиво. – Равновесие уже смещено, разрушение идёт изнутри. И всё-таки Магистр хочет сохранить Немир.

– Он хочет сохранить себе работу, – напомнил Арон.

– Это тоже. Только Инферналис и ему подобные будут востребованы в любой ситуации. И ещё такие, как ты.

– Что ты городишь, Галахад! – Арон болезненно передёрнулся. – Я всего лишь врач!

Король в ответ расхохотался. Это был его любимая тема, и он не упускал случая подразнить товарища. Хорошее настроение быстро возвращалось к правителю Нирвалана.

– Ты несправедлив к Магистру, – сказал он

– И в чём же? Магистр – всего лишь куратор эксперимента, – заметил Арон, пожимая плечами. – Однако, при этом он позволяет себе иметь некоторые предпочтения, чего в идеале быть не должно.

– Просто в годину мрака он обязан оставаться самым большим оптимистом. А это трудно.

– Ну, для тебя это не составляет труда, – съязвил Арон.

– На мне не лежит такая ответственность, – возразил король. – И я меньше всего склонен забивать голову Общим Благом. А теперь пройдёмся по Городу: я провёл целый день в четырёх стенах. Ночь должна наверстать упущенное. Кроме того, после всех бдений в этой чёрной дыре, – Галахад кивнул в сторону резиденции Магистра, – как-то хочется увидеть луну и звёзды. Только в натуральном исполнении. А потом нужно будет выспаться.

– Мы не успеем на утреннее совещание.

– Нет, – отрешённо сказал король. – Невозможно. Не успевают на поезд, корабль. Тут торопиться некуда.

– Можем пропустить что-то важное…

– Правда, у меня был один знакомый рыцарь, который однажды не успел на лошадь, – не слушая, продолжал Галахад. – Она ускакала без него. Эта история кончилась плохо.

– Если мы не успеем, история закончится хуже. Только на этот раз это будет всенемирная история.

Глава пятая

Распахнулись новые ворота в Невероятное и Возможное, начался новый день, когда всё может случиться, если ты ничего против этого не имеешь.

Туви Янссон

Когда Ленни впервые познакомился с Библиотекой Архива, он был просто вне себя от восторга. «Без сомнения, это сон!» – напрашивался вердикт, не подлежащий обсуждению. Кому сказать: чтобы чужестранца, тем более пришельца из иного мира, сразу допустили в Святая святых! Жадному взору Ленни представилось помещение втрое больше гостиной, высотою в два этажа, и – стеллажи, стеллажи, стеллажи… слабое свечение едва пробивалось сквозь витражные стёкла; возможно, подумал Ленни, дневной свет вреден обитателям этого места, ведь многим из них – страшно подумать! – сотни лет!

– Тысячи! – произнёс голос прямо над ухом, и кто-то повернул выключатель. Слегка подпрыгнув от неожиданности, Ленни сообразил, что разговаривал сам с собою… и, естественно, напоролся на того, кто был не прочь побеседовать.

– Тысячи лет, а самым старым – даже боюсь предполагать, – с удовольствием повторил Рамзес, когда они обменялись традиционным «добрым утром». – Амбер их обожает. Первые несколько стеллажей – книги наименьшей ценности, они выдаются на руки. Кстати, можешь взять несколько, только запиши.

Заприметив в глазах Ленни алчный огонёк, довольный Рамзес прислонился к крайнему стеллажу, и тот вдруг поехал куда-то назад – оказывается, он был укреплён на колесиках и передвигался по рельсам, вмонтированным в пол! Следующие несколько минут насмерть перепуганный Ленни выковыривал Рамзеса из-под груды изданий, благодаря грамотным указаниям последнего не свалив больше ничего. Неожиданное приключение сблизило их, и Ленни посвятил всего себя новому другу.

– Ну надо же, – уронил Рамзес, массируя пострадавший локоть, – я думал, там всё давно насмерть заело.

Обосновавшись на кухне, они отходили от последствий шока, пока Амбер заваривал чай. Время пить кофе миновало.

– И это здорово, – с энтузиазмом подхватил Хранитель. – Я тоже так думал, но ошибаться – иногда столь прекрасно! Спасибо тебе, Ленни. Вот твоя чашка, если хочешь, можешь расположиться в библиотеке.

Они уже были на «ты». Эти местные зря времени не тянут, подумал Ленни.

– Мы только что оттуда, – возразил Рамзес, и Ленни вздохом подтвердил его слова. – Отстань: только романтики могут так любить книги, а в романтиков я не верю.

– Ну, в меня-то ты веришь, – возразил Амбер. – Можешь потрогать – вот он я.

– Ты – другое. Ты – аномалия, порождение Хаоса, которое непостижимым образом этот Хаос и упорядочивает, спроси кого хочешь. Явления такого плана в нормальных мирах уже не встречаются, правда, Ленни? Как у вас там?

– Да почти так же, как у вас.

– Да ну! Не может везде быть такой бардак, тогда не останется никакой высшей справедливости.

– А в справедливость ты веришь?

– Представь себе, да! – горячо заявил Рамзес.

Обладатель благородного поэтического лба, обрамлённого каштановыми кудрями, и восторженной, увлечённой натуры, Рамзес, тем не менее, был чужд поэзии и проявлял к возвышенному весьма снисходительный, поверхностный интерес. Его коньком были политика, социология и управление. На эти темы он говорил охотно, складно и долго, не щадя слушателя своего. Но, стоило задать уточняющий вопрос, как Рамзес начинал скакать в своих рассуждениях, точно призовая лошадь, и оставалось только гадать – нарочно он это делает или от избытка рвения. Ленни скоро убедился, что их беседы не дают целостной картины ни о государственном устройстве Немира, ни о нравах его общества. В этом не было ничьей вины, просто, похоже, существовало несколько альтернативных взглядов на положение дел, которые мало пересекались друг с другом. В Немире проживали две коренные расы: сильфанеи («но – внимание – это совершенно не показательное сообщество, отщепенцы, хотя и мнят себя цивилизованными!»), архаики («а уж эти вообще!»), и ещё сотня-другая мелких народностей, которых, можно считать, и нет. Они то воюют, то торгуют, но большей частью ругаются, кто от кого произошёл, но это вряд ли стоит упоминания. По убеждению Рамзеса, много чего в истории не стоило упоминания, но Ленни всё же упросил его составить краткий список литературы, необходимой для выживания чужестранца в Немире. Приняв во внимание блестевшие в глазах Ленни совершенно реальные слёзы, практикант со скрипом усадил себя за эту «ахинееву» (по его выражению) работу и честно напрягался ровно полчаса, указав с десяток источников. При этом книги философско-мировоззренческого характера имелись в избытке с самого начала. Кстати, они почти не отличались от аналогичных опусов, которыми Ленни зачитывался ещё дома (вот удача-то!).

Хранитель Архива, загруженный до полного отупения какой-то малопонятной текучкой, не вмешивался, передав дело авангарду учёной молодежи. Однако вскоре безумный вид Ленни показал, что требуется срочное вмешательство извне. Хранитель собственноручно открыл четыре стеллажа, сдвинул их к центру библиотеки и отдал в распоряжение отмирка.

Поначалу Амбер приглядывался к Ленни с некоторым недоумением, и неудивительно: стоило тому заговорить о библиотеке, и он уже не мог унять дрожь в голосе и руках. И, хотя там существовала запрещённая секция, обозначенная КВ13 и снабжённая замком, больше похожим на внушительную гирю, но ведь оставались ещё двенадцать – не запрещённых и ничем не защищённых от посягательств заядлого книгочея! Невозможно описать словами чувства, овладевшие Ленни, когда он впервые раскрыл «Кодекс административных нарушений по прикладной магии», включавший более двухсот «примитивных заклинаний, коими навлекают на себя Кару Небесную»… А «Расширенный перечень психотипов отмирков и коренных рас Немира» (издание, выпущенное специально для архаиков)? Ленни чуть не впал в исступление, узнав, что такое же издание, содержащее постраничные комментарии, вышло значительно позже и на языке архаиков, который ему только предстояло изучить. А что он этим займётся, Ленни даже не усомнился. Не говоря уж о редчайших представителях фауны и флоры, собранных в «Энциклопедии Условно Вымерших» – о многих из них Ленни читал или слышал у себя дома, но думал, это всего лишь сказка…

Сказка, рассказанная на ночь и забытая под утро.

– И почему всех волнуют только драконы?!

Преодолев внутреннее смятение, Ленни перестал жевать бутерброд и посмотрел на Рамзеса с укором. Скорее он не понимал, как драконы могут не волновать! Неужели оставались ещё такие чёрствые люди, не понимающие поэзии этих замечательных существ, совершенных телом, как звери, и мудрых, как люди. И это здесь, в Немире!

– Если ты имеешь в виду этих безобразных чешуйчатых рептилий со сморщенными носами, которые и летать-то толком не умеют… знал я одного, который в прежние времена, чуть зайдёт солнце, просовывал свою башку в это окно и желал нам доброй охоты. Кажется, он входил в какую-то секту, проповедники которой уверяли, что драконы и люди – братья по крови, и вообще братья всему живому. Будь у меня вилы, – с неожиданной злостью заключил Рамзес, – я бы всадил их прямо в его нахальную глотку!

– За что? – возмутился Ленни. – Ведь он ничего плохого не делал!

– Да? – осклабился Рамзес. – А ты представь себе это зрелище каждый раз на ночь глядя!

Ленни представил и решил чуть умерить своё негодование.

– А почему у тебя не было вил? – полюбопытствовал он.

– Потому что вилы – хоз. инвентарь. А хоз. инвентарь Амбер выдаёт только под расписку. А ключ…

– А ключ – в яйце! – с восторгом продолжал Ленни, – а яйцо – в висельнике, а висельник – на дубу, а дуб – на высокой скале, а скалу омывает море, и подтачивает, и подтачивает миллионы лет, а потом – кр-рак…

– Что ты несёшь? – упрекнул Рамзес. – Какой висельник? И вообще, засиделся я тут с тобой. Если все отмирки такие…