Постыдное ремесло

Собравшись с силами, граф поблагодарил принцессу и попросил ее пойти отдохнуть.

– Я чувствую себя лучше! – заверил он девушку, и доктор подтвердил его слова, заявив, что опасность миновала. Когда Оделия ушла, Ланс попросил доктора о двух вещах – принести перо и бумагу и распорядится, что бы к нему приставили слугу, могущего привести графа в порядок.

Затем, он – с трудом – написал письмо в поместье Барно, справедливо полагая, что дома беспокоятся, не зная, куда он пропал. В послании Ланс сообщил, что гостит в замке у Лазурного озера, однако не рассказал, что ранен. При этом, он попросил никому, даже друзьям, не говорить, где он.

Эта просьба была вызвана тем, что Ланс понял – Деги заманил его в ловушку— и не был уверен, что в заговоре не замешены остальные миньоны из его свиты. Этого родителям он тоже не сообщил, не желая вмешивать их в свои разборки. С врагами и предателями Ланс разберется, когда поправится.

В поместье Барно, конечно, озаботились исчезновением сына, тем более, его друзья тоже не знали где он, и тоже переживали, особенно лучший друг юного графа, сын оружейника Деги. Но, родители успокоились, получив письмо от Ланса, и продолжили приготовления к свадьбе дочери.

Гвен и Госсен встречались каждую ночь, и сидели в саду до рассвета, обсуждая планы побега. С рассветом юноша уходил, что бы не быть замеченным стражниками, и не ставить под удар репутацию невесты .

Место, куда Гвен отправится, теперь было известно – девушка поедет в замок принца Монийского. Она не могла сказать Госсену про письмо брата – Ланс запретил открывать свое местоположение – просто сообщила, что ее пригласила погостить Оделия.

Гвен наставала на своем побеге, и похвасталась, что у нее даже есть для этого деньги. Госсен спросил сколько, и вздохнул – этого мало.

"Ну, Ланс! —подумала Гвен – Мог бы быть и популярнее!"

И, что бы раздобыть денег для осуществления этого плана, она решила продать часть своих драгоценностей – столько, что бы никто не заметил. А Госсен должен ей в этом помочь. Хотя он и был против ее побега, но, драгоценности забрал, и, на следующую ночь, принес вырученные деньги.

Кроме обсуждения побега, они болтали обо всем на свете. Девушка показала Госсену свою магию, избрав мишенью куст боярышника, а юноша продемонстрировал свою, основанную на фехтовании клинками, на том же кусте. Он, как и Ланс, использовал холодное оружие, но рассказал, что его Дом занимается магией невидимости – именно это их фишка, умение исчезать на короткое время. И показал, в сочетание с бросками кинжалов, необычайно впечатлив этим Гвен.

– Почему ты не участвуешь в турнирах? – поинтересовалась девушка.

– Фехтование в доме Паксли считается презренным занятием, – произнес Госсен – и меня бы в семье осудили. К тому же, я использую только кинжалы – не шпагу, или меч, что для турнира не подходит. А на экзамене мне придется убедить отца, и других членов Дома, в своем превосходстве над чистой магией

Гвиневру такое отношение Паксли возмутило, ведь семейным делом Барно было именно, фехтование. Однако, подумала она, их шпаги и кинжалы Госсена – совсем разное. То, что показывал юноша, можно было назвать презренным – так, казалось ей, владеют кинжалами разбойники и убийцы.В магии Госсена не было красоты и изящества фехтования Ланса, да и других участников турнира. Хотя, девушка не могла не признать, что молодой Паксли управляется ножами отменно. Госсен кидал клинки – и ловил их, с такой скоростью, что Гвен видела только блеск кинжалов, а за их полетом уследить не могла. Похоже, Госсен быстрее Ланселота… Или, так казалось из—за способности юноши исчезать во время боя. К тому же,он умел управляться, одновременно, несколькими клинками, что выглядело эффектно, и поразительно.

Сама она продемонстрировала способности, ударяя в прыжке куст, и нанося ему повреждения. При этом, пусть и на короткое временя, девушка зависала, и двигалась в воздухе. Это был полет, недолгий, но полет, чем Гвен гордилась – насколько она знала, летать никто из землян не умел. И Госсен тоже. Он восхитился ее способностью, и подтвердил, что магия Гвен уникальна.

О ночных свиданиях, похоже, никто не догадывался, только садовник повидивился, почему бедный боярышник стал потрепанным и измочаленным.

А Ланселот, в поместье у Лазурного озера, потихоньку оправлялся от ран. По началу, визиты Оделии очень смущали его, и едва придя в себя, он попросил прислать к нему парикмахера. Со временем, неловкость перед девушкой прошла, ведь она переживала о его ране, была нежной и заботливой. Когда Ланс смог вставать, они с Оделией стали прогуливаться по поместью, и проводили вместе очень много времени, разговаривая обо всем. И Ланс влюбился, влюбился безоглядно, всем сердцем, но не мог признаться Оделии. Чем больше он узнавал принцессу, тем больше осознавал, что своим разгульным образом жизни может вызвать у такой девушки, только презрение и жалость.

Оделия призналась сама.

Они пришли к Лазурному озеру, и стоя на песчаном берегу, смотрели на красоту, открывшуюся взору. Озеро казалось нежно— голубым, словно отраженное в нем небо, с прозрачной, как воздух водой, в которой, колеблясь от зыби, отражались прибрежные высоченные, и прямые, как свечи деревья.

На озере жили лебеди, почти ручные, которые подплывали к принцессе, и она кормила их, и гладила изящные шеи.

Ланс оценил окружающую красоту, но, любовался он не природой, а девушкой, стоящей рядом, ее огромными глазами, белоснежной кожей, и, такими манящими, губами…

Глядя в прозрачные воды, не смотря на Ланса, и теребя, от волнения, рукав платья, Оделия стала говорить, сбиваясь, замолкая, и опять решительно продолжая:

– Признаюсь граф, что давно восхищалась Вами… Видела Вас на турнирах, видела на приеме у императора, но Вы не обращали на меня внимания… И на последнем турнире мы с отцом остались, потому, что я его уговорила, желая увидеть Вас. А розу не взяла, потому, что… растерялась – не ожидала получить признание и подарок от того, кем восхищалась… и о ком мечтала…

Ланс был поражен этими ее словами, и вначале не поверил.

– Вы шутите? – спросил он.

– Нет… – тихо ответила девушка.

– Оделия… – помолчав, сказал Ланс, и взял девушку за руку – Я люблю вас! Влюбился с того самого турнира, когда отдал вам цветок, и свое сердце!

Девушка подняла глаза и посмотрела на своего кумира. И столько было в ее взгляде любви, восхищения и обожания, что Ланс отбросил все сомнения, и поцеловал Оделию. Они целовались, стоя на берегу, и отражаясь в почти неподвижной, лазурной глади озера…

… Каждый вечер, с нетерпением ожидая Госсена, Гвен наряжалась и делала прическу, и каждый вечер, разную. Если Ланселот завивал волосы, то Гвен, наоборот, пыталась выпрямить свои непослушные рыжие кудряшки. И делала она это сама, не тревожа служанок – просить их наряжать ее перед сном было бы странно.

Занимаясь волосами, девушка с неодобрением рассматривала свое отражение – сама себе она не нравилась. Личико ее было пухлым, как и губы, нос вздернутым, и вдобавок, на нем сияли веснушки. Только глаза у Гвен были красивые – большие, синие, с густыми черными ресницами. "Ну, почему я не похожа на маму, как Ланс!"– с огорчением думала она.

Госсен приходил ночью, кидал в окно камешек, Гвен вылезала , и они до утра гуляли по саду, или сидели в беседке, и болтали, обо всем на свете. И обнаруживали, что их взгляды на многое в этой жизни совпадают.

Гвен рассказала, почему ее родители дали детям такие имена – Гвиневра и Ланселот. В их семье хранилась книга, привезенная предками с Земли, история короля Артура и рыцарей Круглого стола, на которую можно только смотреть, а трогать нельзя – при прикосновение она может рассыпаться в пыль, от древности.

И Гвен, и Госсен не понимали пиетета взрослых перед земными реликвиями, и их ностальгии по планете, на которой никто из людей Земель Рассвета не бывал сотню лет – для молодежи Земля уже ничего не значила.

Когда девушка открыла свою мечту – узнать, что находится за пределами Монийского материка, Госсен воскликнул, что тоже хочет это выяснить.

– Темные же, откуда— то появляются! Пусть и через разлом в горах, но они приходят! И, разные диковинные звери и существа. Да и драконы, спасшие людей от гибели в первой войне, тоже, откуда—то, прибыли. Так что, я уверен – за пределами Земель Рассвета много интересного.

Обсуждали молодые люди и войну. Госсен рассказал, кто такой Тамуз.

– Предки Тамуза – говорил он – были местной знатью. И люди дали им титул – лорды. Поэтому, и Тамуз лорд. Почему лорды решили воевать с землянами – уже забыто. Теперешний лорд,Тамуз, очень силен, коварен, и успешно противостоит землянам.

– А как он выглядит? – спросила Гвен – Его кто—нибудь видел?

– Самого Тамуза – не знаю, а от его предков остались портреты. Прежние лорды похожи на небольших жирных драконов. У них даже хвосты драконьи были. И, в то же время – они люди, ходящие на ногах, прямо как мы, и разговаривающие по нашему. И у них даже бывают дети от людей!

– Ужас! – ахнула Гвен, а Госсен ее обнял – что бы не боялась. Девушка не возражала, пусть обнимает, а то действительно, страшно!

Гвен рассказала юноше и об учебе в Академии, а он – о своих учителях. И, они много смеялись. Да, Госсен оказался вовсе не угрюмым, и часто веселил девушку, которая, смеясь, утыкалась лицом в его плечо, что бы не услышали стражники. И это соприкосновение ее лица, и ее губ с плечом юноши было необычайно приятно, и приводило девушку в трепет.

Еще, ей нравилось смотреть на его лицо, хорошо различимое при свете луны – на нос с горбинкой, тонкие губы, и загадочно—печальные глаза необычного стального цвета (цвет их она заметила днем, на официальном приеме).

Гвен решила, что Госсен красивый, и поняла, что влюбилась в него.

Каждый вечер, ожидая юношу, она думала :

– «Как бы, намекнуть, на свои чувства? Может быть, самой, поцеловать его?»

Но, так ни на что и не решилась. Встречаясь днем, официально, Гвен и Госс делали вид, будто и не знакомы. Когда их сажали рядом, они уже не отодвигались, а наоборот, старались, вроде случайно, соприкоснутся руками. И, конечно, общались взглядами, и тайными знаками.

Например, Госсен смотрел на сгорбленного от старости, и очень важного вельможу, и изображал пальцами загогулину – что означало – "Смотри какой кривой!". А Гвен била его за это ногой под столом, потому что едва могла сдерживать смех. Но, особенная близость у них возникала во время танцев, когда молодые люди соприкасались руками, или касались друг—друга телами. Тогда Гвен словно пронзал ток, и у нее перехватывало дыхание. Девушка не знала, испытывает ли то же Госсен – ночью она не видела выражение его лица, или глаз, а днем они, почему— то, стеснялись смотреть друг на друга.

Не знала Гвен и того, что ее родители в курсе ночных встреч жениха невесты, и, радуясь, что дочь больше не противится браку, не препятствовали свиданиям, наказав няне следить за влюбленными, что бы они не позволяли лишнего. И няня следила, притворяясь, что спит.

И о планах дочери сбежать родители знали, однако решили, что теперь этого ей не нужно.

Но, в этом они ошибались. Гвен обрадовалась возможности увидеть Ланса, она очень скучала по нему, хотела расспросить про Оделию и рассказать ему о Госсене, ведь поговорить о нем было не с кем.