Тайна Самаэля

Мелькнула мысль о детях, но быстро отмел ее. Махмуд никогда не был хулиганом, одноклассники и друзья уважали его, и он не давал повода для нареканий ни в школе, ни во дворе. Севара же всегда олицетворяла достоинство и скромность, и навряд ли милиция могла иметь к ней какие-то претензии.

Я быстро натянул свою спортивную форму – легкие черные штаны с белыми лампасами по бокам, удобные и не стесняющие движений, и серую футболку с короткими рукавами. На ноги надел кроссовки, к которым привык и в которых можно было бы, если что, быстро передвигаться. Одежда была повседневной и комфортной, но достаточно простой для того, чтобы не привлекать внимания – спортивный костюм выглядел вполне нейтрально, и я чувствовал себя в нем уверенно.

В прихожей перед дверью стояли три милиционера. Впереди, выделяясь своими усами, стоял сержант лет сорока с суровым и напряженным лицом. У него были густые темные усы, что делали его похожим на персонажа из старых фильмов. Сжатые кулаки говорили о внутреннем напряжении или даже готовности к агрессии – взгляд был прямой, пронзительный, будто он пытался просканировать меня насквозь. За его спиной стояли двое рядовых, оба с автоматами наперевес, со строгими, чуть каменными лицами, явно не настроенные на разговоры. Эти ребята выглядели моложе, лет по двадцать пять, подтянутые и с короткими стрижками, как положено людям их профессии. Их серьезный вид был типичен для милиции, и весь их облик словно говорил, что они здесь не ради шуток.

Увидев их у своей двери, я невольно напрягся – это была неожиданная встреча, мягко говоря.

– Чем обязан? – спросил я, искоса глядя на их оружие. Автоматы говорили о том, что визит был явно не формальным.

– Тимур Ходжаев? – спросил усатый сержант, и я заметил, как его руки судорожно сжались в кулаки, словно он собирался врезать. Только я не боялся его – в свое время прошел достаточно серьезную школу, чтобы суметь за себя постоять. Но откуда такая враждебность? Мы с ним раньше нигде не пересекались и не имели поводов для ссоры. У него в глазах была смесь подозрительности и напряженности, словно он привык иметь дело с уголовниками, а не с интеллигентами. Видимо, профессиональная деформация – раз он милиционер, то видит угрозу в любом человеке.

– Он самый, – спокойно ответил я.

– Ваш паспорт! – рявкнул сержант и с подозрительным блеском в глазах вытянул руку. Казалось, для него моя спокойная реакция была почти вызовом, словно он ожидал от меня что-то иное.

«Паспортный контроль? – подумал я с недоумением. – Проверка прописки? Но почему с автоматами и почему начали с меня, а не с соседей снизу?»

В это время на пороге спальни появилась моя супруга Индира. Ей было около сорока, с тонкими, благородными чертами лица, нежными глазами и добрым, но в этот момент встревоженным взглядом. На ней был легкий домашний халат, а голову она быстро прикрыла платком. Она всегда была спокойной и приветливой, но сейчас вид у нее был испуганный – непрошеные гости у нашей двери, да еще и вооруженные, выглядели грозно.

– Принеси мой паспорт, – попросил я ее. Индира кивнула и, через минуту, вернулась с документом. На всякий случай захватила и свой – кто знает, вдруг милиционеры проверяют всех.

Сержант взял мой паспорт, зеленую книжицу с данными о моей личности, и долго всматривался в фотографию, потом вновь переводил взгляд на меня. Он держал паспорт, словно это был какой-то тайный документ, и изучал его с такой глубиной, как будто листал страницы Уголовного кодекса, а не мои сухие данные.

Наконец, он решительно закрыл паспорт и, как выразился бы Маяковский, «дубликатом бесценного груза» засунул его в нагрудный карман. Его лицо стало ещё серьезнее, если это было возможно.

– Вам следует пройти с нами, – произнес он твердо, но не спеша объяснять причину.

– Куда? – встревоженно спросила Индира, вставая за моей спиной. Ее голос звучал тихо, но в нем явно звучали страх и непонимание.

– Куда следует, – коротко ответил сержант, сжимая кулаки, как будто собирался меня ударить. В это время стоящие рядом милиционеры щелкнули пальцами по автоматам, что было явным намеком: спорить бессмысленно. Я понимал, что такой подход только подливает масла в огонь, и лучше не провоцировать их еще больше, поэтому спокойно сказал:

– Хорошо, только переоденусь…

– Это не обязательно, – прервал меня сержант. – Вы не в ресторан едите, не на свидание…

– Свои свидания я уже отсвиданил, – сердито произнес я. – Но раз я должен следовать за вами, то, извините, я переоденусь. Вы мне не отец и не начальник – я сам знаю, в каком виде могу выйти на улицу…

Несмотря на гневные возгласы милиционеров, я уверенно пошел в свою комнату. Необходимо было привести себя в порядок, поэтому я неспеша надел джинсы, легкую рубашку, а затем вернулся в прихожую и напялил кроссовки.

Супруга наблюдала за мной молча – в ее глазах читалась тревога, но она не знала, что и как делать. Я понимал, что и сама она сейчас находится в полном неведении, и это только усиливало напряжение в комнате. После событий в Андижане в 2005 году я знал, что милиция стала куда более агрессивной и настороженной. Каждое их действие могло обернуться неожиданностью, и явка в органы правопорядка определенно не сулит ничего хорошего. Я видел, как менялись лица людей вокруг, как менялись их реакции на информацию о милицейских проверках и задержаниях. Мы стали на шаг ближе к непониманию, к страху, и это давило на меня.

– Индира, не беспокойся, – обратился я к ней, выходя на лестничную площадку. В это время из коридора появилась Севара, которая, выглянув из-за двери, сонно спросила:

– Папа, вы куда?

– Скоро вернусь, занимайтесь своими делами, – успокоил я ее, спускаясь по лестнице к выходу.

Милиционеры молча следовали за мной, и я чувствовал их напряжение, даже ненависть, но не мог понять, в чем причина их неприязни. Я не совершал никаких правонарушений, но в то же время понимал, что их работа заключается в том, чтобы контролировать и запугивать.

На улице у подъезда стояла милицейская «Нексия». Сержант сел за руль, один из рядовых расположился рядом с ним, впереди, а другой устроился позади, прямо за сержантом. Мне же приказали занять место справа. Мотор легко заурчал, и мы тронулись. Я успел заметить лица ошарашенных соседей, которые, привлеченные шумом, выглядывали из окон. В их взглядах читались удивление и беспокойство – кому-то явно было о чем посудачить. Соседки, со скучным и изощренным воображением, уже начали строить гипотезы о причинах моего задержания. С четвертого этажа, вероятно, смотрели вниз и члены моей семьи, ломая головы, зачем я понадобился органам правопорядка. Я представлял, как они переглядываются, задавая друг другу вопросы и надеясь на быстрое разрешение этой неразберихи.

Солнце уже висело высоко над головой, раскаляя пространство, и улицы будто бы плавились от жары. Лишь под кронами деревьев и в тени зданий люди находили спасение от зноя: кто-то сидел на скамейках в парке, кто-то укрывался в дверных проемах, наслаждаясь редким ветерком, который колыхал листья. У стен зданий тени казались прохладными островками, где можно было передохнуть, пока окружающий мир накалялся в знойном воздухе. Чувствовалось, как город замирает в этой духоте, и лишь редкие прохожие спешили по делам, прячась в тень.

Мы выехали на трассу, и меня охватило предчувствие чего-то плохого, трагического. Мы двигались в сторону Мирабадского района по знакомому маршруту, но мысли, что роились в голове, не давали покоя. Каждая новая идея о том, что могло произойти, казалась нелепой, даже абсурдной. И когда машина въехала в махаллю, стало ясно, почему мы здесь. Скорее всего, за несколько часов после моего отъезда от дома профессора Ибрагимова здесь произошел случай, который привлек внимание органов правопорядка.

Так оно и было. У железных ворот частного дома стояли четыре машины – две «Матиз» с милицейской символикой, одна «Нексия» с обычной окраской и «Дамас», прозванная «буханкой» за свою форму, это была карета «Скорой помощи». Милиционеры и несколько человек в гражданском вели беседы с соседями, которые, судя по их выражениям, сообщали какие-то подробности. Когда я вышел из салона, все взгляды сразу обратились ко мне. Женщины смотрели с испугом, одна толстая старушка даже отшатнулась, как будто я был опасен. Председатель махалли, старик с обветренным лицом и седыми волосами, кивнул в мою сторону, указывая на меня:

– Да, это он…

Что именно он подразумевал под этим жестом, я не успел понять, так как сержант грубовато толкнул меня в калитку. Я не стал протестовать, просто пожал плечами и вошел во дворик дома, который знал как свои пять пальцев. Яблоки свисали с веток, и сквозь листву пробивался солнечный свет, создавая легкие бликовые пятна на земле. На дувале[16 - Дувал – обычно двухметровая стена из глины.], отделявшем двор от соседей, удобно расположились подростки и с любопытством рассматривали всех находившихся здесь, не обращая внимания на команды милиционеров исчезнуть. Последним было не до пацанов; они были заняты своим делом.

Один из милиционеров, в форме капитана, подошел ко мне. Ему было лет тридцать два, среднего роста, крепкого телосложения – он явно занимался спортом. Усатый, с короткой стрижкой, с немного злыми глазами и тонкими губами, он создавал впечатление человека, которому не стоит мешать. Я ощущал, что за этой суровостью скрывается решимость и желание разобраться в происходящем. Он представился несколько сухим голосом:

– Я капитан Джамшид Абдуллаев, следователь Мирабадского районного управления внутренних дел. Здесь также следователь городской прокуратуры Геннадий Васильев, – и капитан мотнул головой в сторону белобрысого мужчины, который разговаривал с медицинским работником. – Мы проводим расследование по факту убийства профессора Бекзода Ибрагимова…

В этот момент у меня перехватило дыхание:

– Что-что? Что вы сказали?

На моем лице отразилось искреннее изумление, сменившееся болью: я был ошарашен этой вестью. В голове все запуталось и загудело. Я не мог понять, кто мог это сделать и за что убили старика, который, казалось, и мухи не обидел за свою жизнь. Но у следователей, видимо, были совсем иные мысли на сей счет, и ко мне обращались с подозрением. Я был здесь постоянно, и, как они могли предполагать, имел мотивы к совершению такого чудовищного преступления. В этот момент я почувствовал, как спина взмокла не от жары, а от страха. Подобное чувство давно не заглядывало в мое сердце, однако сейчас руки вспотели, а пальцы задрожали. Я ощущал, как холодок пробегает по спине, как напряжение нарастает, и в голове мелькали образы того, как меня могли заподозрить в чем-то ужасном, как меня могут выставить виновным без всяких на то оснований. Внутри меня всё сжалось, и я не знал, как реагировать на всю эту ситуацию, и куда она может меня завести.

– Вы вчера были здесь? – спросил меня Абдуллаев, внимательно смотря на меня. Его взгляд был острым, почти как у хищной птицы, которая внимает своей добыче. В глазах читалось напряжение и уверенность, словно он готов был раскрыть любую тайну с помощью своего проницательного взгляда. Он как будто сверлил меня своими глазами, пробираясь в самые глубины моих мыслей, и я чувствовал, как под его пристальным взглядом внутренне сжимаюсь.

– Да, был…

– Что вы здесь делали?

– Мы проводили эксперименты с профессором Ибрагимовым… – я старался держаться спокойно, хотя мне это, если честно, не удавалось. Моя нервозность явно подмечалась этим милиционером, который, казалось, делал какие-то выводы, явно не в мою пользу.

За окном шумели жители, переговариваясь друг с другом о том, что произошло в этом доме. Такова уж специфика махаллинского общежития – информировать людей любой новостью, даже если она фантастическая по сути… хотя какое там фантастика – убийство?

– Что за эксперименты? – нахмурился капитан.

– Физические… По твердым телам…

– По твердым телам, – повторил тот, словно пробовал на вкус каждое слово. Он явно пытался понять суть сказанного, но его знания в физике были ограниченными. Не желая морочить себе мозги, он продолжил допрос: – И сколько времени длился эксперимент?

– Вообще-то мы начали его утром, но результата добились только ночью…

– Что это за результат?

– Мы сумели разрезать брусок железа, не подняв ни на градус его температуру… А почему вы спрашиваете? Какое это имеет отношение к… убийству?

– Здесь вопросы задаем мы, – вмешался в допрос Васильев, который подошел к нам и внимательно слушал мои ответы. Его белоснежные волосы контрастировали с темной формой, и он выглядел не только как следователь, но и как человек, привыкший к роскоши, с налетом интеллекта. – У вас есть разрешение на проведение такого рода экспериментов?

– У профессора были все документы на оборудование и лабораторные работы, посмотрите в папках, что в стеллажах – там все задокументировано, с визами и печатями.

– Проверим, не беспокойтесь… Хотя странно, что опыты такого рода вы проводите не в специальных учреждениях – институте или университете, а дома…