Тайна Самаэля

– Ты где? Что случилось? Почему тебя забрали милиционеры? – посыпались вопросы от испуганной супруги. – Мы все на нервах…

– Бекзода Хисамиевича убили, – произнес я.

Индира замолчала, видимо, испытав шок.

– Как? – наконец выдавила она.

– Убили холодным оружием… клинок прямо в сердце…

– Ужас!.. Но за что?

– Не знаю. И не знаю, кто сделал. Но следователи прокуратуры и милиции косятся на меня, поскольку именно я вел дела с профессором. Они подозревают, что мы могли что-то неподелить или – что еще страшнее! – работали на какие-то подпольные движения!..

– Бог ты мой, это же бред! Вы были самыми лучшими друзьями! Бекзод-ака был нам почти отцом! Как следователи могут думать негативно о тебе, Тимур?

– Об этом лучше спросить самих следователей, – огрызнулся я. – Но меня смущает кое-что…

– Что?

– Потом скажу, – ответил я, понимая, что мой телефон с этого момента прослушивается, и лишне сказанное может потом повернуться против меня или… против моей жены. Нужно узнать, на месте ли ее шпага или она действительно попала в дом Ибрагимова и стала орудием убийства. У меня было чувство, что этот клинок принадлежал Индире, только я не мог понять, кто мог похитить и принести его сюда? Капитан Абдуллаев был уверен, что убийца – женщина. Значит, в городе есть еще кто-то, для кого фехтование – профессиональная работа.

«Надо будет спросить у Индиры о ее подружках или знакомых из спортивной среды, может, сумею нащупать кое-что», – подумал я, при этом осознавая, что такие же мысли могут быть и у следователей. Настырный Васильев наверняка начнет направлять запросы в спортклубы и стадионы, а там его выведут на мою супругу, во всяком случае, подозрения у него относительно меня уж точно укрепятся.

Моя супруга хотела еще о чем-то спросить, однако я отключил мобильник – в данной ситуации универсальным казалось правило: «молчание – золото». После чего огляделся. Я стоял на тротуаре под кронами чинар, огромных деревьев с раскидистыми ветвями и крупными листьями, которые создавали приятную тень. Чинары, с их характерной корой, как будто обвивающей стволы спиралью, величественно возвышались, привнося в этот жаркий день ощущение прохлады. Их ветви колыхались от легкого ветерка, а листья тихо шептали, словно делясь друг с другом тайнами.

Солнце уже било по голове своими горячими лучами, и люди находили спасение под крышами домов, транспорта и деревьями. У проезжей части под зонтами сидели подростки, которые продавали всякую мелочь: конфеты, курагу[18 - Курага – сушенный абрикос.], курт[19 - Курт – сушенный творог, скатанный в шарик.], сигареты, даже бананы, а у некоторых были изделия домашней выпечки – самса, пироги, пирожки «гумма»[20 - Пирожок «гу мма» – жаренное тесто с потрохами. В советское время «гумма» называли более прозаично «ухо-горло-нос», может, потому что его чаще продавали возле больниц и Ташкентского медицинского института.]. Эти дети не отдыхали летом, они работали, чтобы помочь своим семьям. Лишь обеспеченные родители могли позволить себе отправить чадо в летний оздоровительный лагерь. Такова уж проза современной узбекистанской жизни. На фоне ярких вывесок и обилия товаров, у каждого продавца был свой уголок, наполненный звуками и ароматами, которые смешивались в воздухе, создавая уникальную атмосферу местного рынка.

По пыльным и раскаленным дорогам мчались автомобили, водители которых не всегда соблюдали правила движения. Легковые машины и старые «девятки» с торопливыми водителями, увлеченными своей дорогой, иногда на полной скорости пересекали перекрестки, не обращая внимания на красные светофоры. Пешеходы, с другой стороны, тоже забывали о «зебре» и перебегали проезжую часть, где не полагается. Сигналы светофоров игнорировались, и казалось, что здесь правила дорожного движения существуют лишь для вида. Воздух был насыщен звуками гудков, и в толпе людей, словно в каком-то хаосе, каждый спешил по своим делам, несмотря на опасности.

Короче, здесь бы гаишникам стоять, ан-нет, они охраняют президентскую трассу, которая была выложена по всем технологическим правилам. В то время как другие дороги больше напоминали «американские горки»: некондиционный асфальт плавился под высокой температурой, и выступавший на поверхность битум клеил подошвы ботинок. Это было похоже на полотно, за которое не брался ни один уважающий себя дорожник.

А был некондиционным этот асфальт потому, что воровали материалы те, кто прокладывал трассы. Итог такого воровства ощущал каждый шофер, пассажир и пешеход. Но, к сожалению, прокуратура мало интересовалась этими проблемами, поскольку за каждой строительной фирмой стояли высокопоставленные чиновники, осуществлявшие «крышу», а шутить с ними было не самой лучшей идеей. Если, конечно, не было сказано с более высоких инстанций «фас» – вот тогда прокуроры грызли все, в том числе и себе на «пропитание». Коррупция в правоохранительных органах была ужасающей, словно неотъемлемая часть системы, где каждый знал свое место и цену.

Я брел в сторону центрального перекрестка. Здесь располагался рынок, который с советских времен именовали «Рисовый базар» – за то, что когда-то корейцы продавали здесь рис. Сейчас там было многолюдно и шумно, и мне хотелось немного посидеть и поразмыслить. Казалось бы, я должен бежать домой и предупредить семью о том, что попал под подозрение милиции, и самому проверить, где находится шпага, но нутром я понимал, что это сейчас не главное. Главное – понять, кому была нужна смерть профессора, зачем Бекзод Хисамиевич уничтожил плоды нашего изобретения? Видимо, это было связано с последним нашим разговором… А дома на эту тему я поразмыслить не смог бы и не дали бы.

– Бог ты мой, какой был разговор? – мотнул я в недоумении головой. – Какие-то фразы о Сатане, последствиях нашего открытия, имеющего важное значение для промышленности и космонавтики. И ничего о том, чтобы ему кто-то угрожал и что собирался уничтожить наш общий труд.

Тут мой взгляд упал на небольшое кафе у перекрестка. Оно выглядело скромно, с узкими окнами, обрамленными металлическими рамами, и вывеской, на которой кривыми буквами было написано «Кафе». Стены обшиты простыми панелями, а снаружи обитые досками с заплатками, что придавало зданию вид древнего сарая. Крыша была накрыта ржавым железом, местами прогнувшимся, и выглядела так, словно помнила не одну бурю. Несмотря на свои недостатки, это заведение пользовалось популярностью – в его дверях часто виднелись люди, стремящиеся укрыться от зноя.

Я зашел внутрь, и меня встретил аромат утреннего плова, который дразнил мое обоняние. В кафе было достаточно прохладно благодаря работающим кондиционерам, которые гудели и шумели, как старые машины. С одной стороны стоял громоздкий кинескопный телевизор, где показывали МТВ – видеоклипы и новинки из мира «звёзд». Но меня это мало интересовало. Я сел за пустой столик и подозвал официантку.

Она была женщиной средних лет с мягкими чертами лица и добрыми глазами, одетая в национальный халат «хан-атлас», который переливался на свету. На голове у неё была косынка, аккуратно скрывавшая волосы. Я подумал, что она могла бы быть матерью, потому что в её манере общения чувствовалась теплота и забота.

– Мне порцию плова, лепешку и горячий чай, – заказал я. – Да, и самсу…

– Какой чай?

– Зеленый… можно с лимоном.

Официантка кивнула и отошла. Кроме меня в кафе сидели пять-шесть человек, которые молча уплетали еду, не вступая в разговоры. Меня это устраивало. Обычно узбеки народ радушный, они любят общаться даже с незнакомыми людьми, особенно за общим столом. Но сейчас мне было не до бесед; вокруг звучали лишь шорохи и запахи, а мысли были заняты более важными делами.

В ожидании заказа я продолжил свои размышления. Да, профессор уничтожил все – и записи, и сам агрегат, надеясь, что ни я, ни кто другой не сумеет восстановить наше изобретение. Только вот он ошибался. Еще две недели назад я, сам того не осознавая, скопировал всю информацию на диски и припрятал в одном месте. Почему-то я предчувствовал подобный конец, может, причиной были странные разговоры Ибрагимова, его неадекватные иногда поступки. Пускать под хвост многолетнюю работу мне не хотелось, и я подстраховался.

За этим процессом меня тогда застала бухгалтер Ольга Кузнецова, пришедшая для выдачи зарплаты; только она не вникала в то, что я делал. Теперь те диски – единственная возможность за короткое время воссоздать агрегат. Естественно, об этом я информировать правоохранительные органы не собирался. Ведь могла быть утечка информации, и тогда убийца выйдет на меня. Скорее всего, ему была необходима наша конструкторская разработка, ведь не зря её уничтожил Бекзод Хисамиевич. Именно из-за этого убийца отправил в иной свет старика. Таковы были первые плоды моих размышлений.

«Блин, теперь он может охотиться и на меня», – возникла мысль, и мне тут стало неприятно. Только кто это за человек? Почему он так нуждался в агрегате для резки твердых тел? «Неужели кто-то рассчитывает сделать из него совершенное оружие?» – от подобного исхода у меня взмокла спина. Тогда следователи, может, правы – мы работали на террористическую организацию?

Я думал, смотря на скатерть с восточным орнаментом, которая была покрыта яркими цветами и завитками, что напоминали мне о пряных базарах. Скатерть была сделана из грубой ткани, но яркие узоры создавали впечатление уюта, несмотря на не слишком высокое качество. Каждая линия, каждая точка на ней, казалось, скрывала в себе какую-то историю, передаваемую из поколения в поколение. Я ладонью протирал лоб и чувствовал себя мышью, оказавшейся под колпаком – вроде бы всё видишь вокруг, а выйти из колпака не можешь.

– Мир так несовершенен, жизнь так непредсказуема, – послышался вдруг чей-то резкий и в то же время сильный голос. – И не знаешь, откуда искать подвоха, не правда ли? Мы игрушки в руках судьбы, но кто-то ведь управляет ею тоже… Небесная канцелярия каждому прописывает план жизни, но ведь всё в наших силах изменить. Главное, понять, что ты тоже личность, достойная ЕГО!

Я вздрогнул и поднял глаза. Передо мной сидела женщина, лет тридцати пяти, европейка, очень красивая, можно сказать, шикарная – таких никогда не встречал. Обычно о таких говорят: роковая. Приятный аромат исходил от неё, возможно, французская парфюмерия, которая обволакивала воздух вокруг неё. Густые черные волосы, собранные в аккуратный пучок, подчеркивали её черты лица: брови, как ласточки, изгибались над выразительными карими глазами, а тонкий греческий нос и алые губы создавали образ, который трудно забыть. Нежная кожа персикового цвета казалась невероятно гладкой, словно светилась изнутри. На ней был плотный брючный красный костюм, который, несмотря на строгость кроя, не скрывал стройной фигуры и великолепного бюста – женственности в ней было предостаточно. Она могла бы быть моделью, кинозвездой, но что-то в ней было такое, что отталкивало.

Не знаю, может, внутренняя сущность нечто чуждого, иного, неестественного. У неё был интеллектуальный, и в то же время недобрый взгляд – что-то темное, глубинное всплывало из души прямо в зрачки, и мне было сложно понять природу такого. И всё же я мог сказать с уверенностью – это была хищница, даже не кошка, а львица, для которой каждый – просто еда, жертва, дичь, незначительная для мира фигура. С такой жить, наверное, очень страшно и сложно…

Меня удивило также, что в такую жаркую погоду незнакомка не испытывала дискомфорта, словно ей не почем была температура за сорок градусов. Конечно, в кафе было прохладно, но за его стенами уже совсем иная климатическая среда. Кроме того, меня смущало внешнее несоответствие: такая дама резко контрастировала с местом, где находилась. Это третьесортное кафе, с его дешёвыми пластиковыми столами и неприметными стенами, и она, представительница, несомненно, аристократических кругов, были несовместимы. Она выглядела так, словно сошла с обложки глянцевого журнала, и в то же время находилась здесь, среди шумных и простых людей, которые даже не обращали на неё внимания. Это создавало атмосферу, полную напряжения и противоречий, которая подчеркивала, что она не просто гостья – она была чем-то большим, чем просто клиент кафе.

Но я мог также поклясться, что секунду назад этой женщины не было здесь. Мой столик был пустым. Как она могла незаметно не только войти в помещение, но и подсесть? Я растерянно огляделся – все посетители были заняты собой, после чего вновь уставился на неё, которая насмешливо рассматривала меня в ответ. Такое ощущение, что я выглядел клоуном.

– Вы о чем? – не понимал я, пытаясь собраться с мыслями.

– Человек рождается, живёт, хочет чего-то добиться, но не всегда ему удаётся быть на вершине славы, счастливым, потому что есть другой, который хочет такого же, и тут происходит столкновение интересов, в результате чего есть проигравшая сторона… А тот, кто выиграл, идёт дальше, продолжая войну…

– Вы к чему клоните? – недоумевал я. – Я не стремился к вершине славы…

– Разве? Вы сейчас имели бы должность директора Московского института тепловой техники[21 - Научно-проектное и производственное предприятие по созданию ракетно-космического оружия.], если бы не столкнулись с таким же сильным, умным, но только властолюбивым и хитрым до беспринципности коллегой, у которого были связи в Министерстве обороны и администрации президента России. Вы отступили, не хотели марать себя подковерной борьбой, хотя могли стать знаменитым конструктором. В итоге вы предпочли более спокойную и немного скучную жизнь здесь, в Узбекистане, и проиграли. И ракеты «Булава», «Тополь» и другие созданы без вашего участия, хотя в них ваши инженерные идеи… Разве не обидно, Тимур?

Эта женщина знала больше, чем мог быть проинформирован любой другой посторонний, вошедший в это кафе. Она знала моё имя, тогда как я не имел представления, кто эта персона вообще. Кто она такая, откуда взялась? Я спросил напрямик. Во мне вспыхнули эмоции злости и раздражения. Ещё бы! Сижу за столиком, жду заказа, а тут – бац! – появляется какая-то мадам и начинает со мной странные разговоры.

– Ну… скажем, я та, которая дала вам работу? – несколько уклончиво ответила женщина, смотря на меня пристальным взглядом. Её глаза были глубокими и загадочными, как океан в шторм, и казалось, что она проникает в самую суть моего естества. В них было что-то притягательное и в то же время пугающее. Она наблюдала за мной, как хищник за своей жертвой, и этот взгляд заставлял меня чувствовать себя уязвимым.

– Мне работу? Вы о чем?

– Я представляю компанию «СС»… Да-да, именно ту, на которую вы с господином Ибрагимовым выполняли в последнее время весьма важную работу.

Я остолбенел. Впервые я видел заказчика нашего проекта. Я вообще не имел представления, кто там наш инвестор.

– Не удивляйтесь, Тимур, я работала с профессором, с вами не имела времени и необходимости общаться, – открыто сказала женщина. – Мы, американцы, не расстрачиваемся на всех, контактируем с теми, кто нам нужен, поэтому не реагируйте с обидой на мои слова. Но ваше досье я рассматривала, знаю о вас многое.

– Для американки вы неплохо говорите по-русски, – заметил я. Для меня, не скрою, этот язык был вторым родным.

– Я неплохо говорю и по-узбекски…

– Мен уйладим хакикатда бу хазил деб[22 - Мен уйладим хакикатда бу хазил деб (узб.) – В самом деле? Я думаю, что вы шутите.], – решил я проверить знания собеседницы.

И услышал с насмешливым оттенком:

– Йук, хазилашмадим, мен Алишер Навоийни шьерларини биламан[23 - Йук, хазилашмадим, мен Алишер Навоийни шьерларини биламан (узб.) – Совсем нет, не шучу, я знаю наизусть стихи Алишера Навои.].