После девяти классов она вообще отказалась учиться дальше.
Что ей хотелось? Спать и гулять, гулять и спать.
Выражаясь на языке генетики, у нас с Раисой разный геном. Она мне сестра только по матери. Отцовские гены имеют огромное значение. Мы с Раисой совершенно разные.
В семье Кропачевых, родителей отчима, все были безграмотны. И никто по этому поводу не сокрушался. Зато все любили погулять и повеселиться.
Кропачевы старшие, баба Наталья и дед Александр, жили в одной деревне с нашими бабушкой и дедом. Их дом, самый маленький и бедный, стоял в конце деревне.
Кропачевы принимали любого прохожего, приглашали в дом, кормили и поили. У них всегда жили проезжие цыгане, многочисленная родня, дальние знакомые, бывшие сослуживцы деда Александра. Их дважды грабили те, которых они милостиво приняли под свою крышу, но это не повлияло на их гостеприимность. Кропачевы были добрыми и жалостливыми, доверчивыми и беззаботными. Жизнь их казалась нескончаемым праздником.
До поздней ночи окна их домика светились. Оттуда доносились частушки и радостные возгласы. На крыльцо, то и дело, выбегала кучка пьяненьких родственников, они курили, матерились и хохотали.
В детстве меня всегда удивляло, каким образом такое количество людей помещается в таком маленьком домишке. Кропачевых мало волновал голодный рев буренки, гнилая крыша сарая и покосившийся плетень, служивший им забором. Собачонка Жулька, живущая в дырявой будке, виляла хвостом каждому и пропускала в дом любого, кто бросит ей сухой сухарик.
Даже когда все деревенские жители были озабочены сенокосом и сбором урожая, Кропачевы не переставали веселиться.
Я не помню трезвого дедушку Александра, отца моего отчима. Разве что, рано утром, когда он бочком продвигался к своей покосившейся баньке, где у него всегда стояла алюминиевая фляга с бражкой. Он часто сидел под кустом черемухи, на старой скамейке, держа в руке огромный ковш с хмельной брагой. Но чаще всего, он сладко спал в комнате за выцветшей ситцевой занавеской.
Иногда дедушка просыпался и заходил за угол кухни, где находился умывальник. Оттуда доносились звуки льющейся жидкости. Это дедушка справлял нужду в ведро под умывальником. С шумом высморкавшись в занавеску, которой был прикрыт умывальник, дед Александр снова шел подремать.
Женщины в их семье рано рожали, мужчины рано женились. Жили бедно, но весело. Молодые сидели на родительской пенсии, пока живы были родители. Родители тащили взрослых детей на своих морщинистых шеях, до самой смерти. Но, такая жизнь не лишала их ощущенья правильности своего бытия.
– Не всем быть учеными! – бывало, громко икая, говорил дедушка Александр, шумно отхлебывая из своего ковшика.
У него была своя жизненная установка: «Не суетись! Всех дел не переделать! Сиди на солнышке, радуйся наступившему дню! Пей и ешь, вволю! Спи, сколько влезет! Бог милостив, он подаст на пропитание!»
С этой установкой моя сводная сестра родилась. Эта философия беззаботного бытия отпечатана в ее генном механизме. К сожалению, душевная щедрость и гостеприимство Кропачевых Раисе не передались. Они заместилась расчетливостью и хитростью неизвестной природы.
Видимо, в процессе генетической наследственности произошел некий сбой.
Раисе в голову не приходит мысль, что можно самой зарабатывать себе на хлеб.
– А куда мамке одной столько денег? – беспокоится она. Считать чужие деньги – любимое занятие Раисы.
Впрочем, деньги, заработанные мамой, она всегда считала своими.
У ее мужа Родиона точно такие же жизненные принципы. Потому наши споры с сестрой бессмысленны.
Мы с ней из разных миров.
Я достаю из холодильника бутылку водки и мы разливаем по рюмочкам. Раиса веселеет и приступает к закуске.
– Мама, пойдешь на пенсию, найдешь себе друга по душе! Будете прогуливаться по парку, а может, поедите путешествовать! Ты заслужила это. Шутка ли сказать, 42 года проработала! – я пытаюсь ободрить маму, которой кажется, что с уходом на пенсию закончится ее жизнь.
– Какие путешествия? Какие друзья? Мама будет помогать мне растить Адочку! Я против того, чтобы к нам в дом приходили чужие мужики! – возмущается Раиса.
– Хуже твоего пьяного Родиона, никто не придет, это точно! Снова мечтаешь эксплуатировать маму? – спрашиваю я.
Но взглянув на маму, замолкаю.
Мама бессильна перед своей младшей дочерью. Понимаю, что Раиска нахрапом возьмет свое.
Я давно построила гороскоп сводной сестры. Там указано, что работать она не будет, Будет жить на наследство усопших родственников.
Раиска, как опарыш. Чем больше останков, тем ей сытнее. Ее мозги так устроены, что-что, а взять она сумеет.
Это может возмущать, злить, вызывать негодование, но это надо принять, как данность. Как в природе. Есть хищные тигры, грациозные пантеры, мудрые медведи и быстрые лани, но есть и гиены. И все одинаково нужны Создателю.
Когда меня вызвали на межведомственную городскую комиссию, я думала, что мне будут задавать вопросы, как на экзамене. Сидела над текстами законов, читала строительные термины, изучала проект будущей аптеки.
Но комиссия, кроме нашего вопроса, рассматривала десятки других.
Мне выдали специальный бланк и сказали, что, если под разрешением на строительство аптеки подпишутся все члены комиссии, то мы получим такое разрешение.
Вдобавок, надо получить письменное согласие всех собственников ,проживающих на лестничной площадке, в подъезде, где будет строится аптека.
Список членов комиссии начинался с главного архитектора города Сиверска.
В понедельник я двинулась за подписями.
Сухов Андрей Николаевич, главный архитектор Сиверска произвел на меня приятное впечатление. Среднего роста, худощавый, с доброжелательными карими глазами. Но видимо, моя персона на Сухова не произвела никакого впечатления.
Хотя я закрутила волосы в длинные локоны, нарисовала черные стрелки на веках и подчеркнула форму губ коричневым дорогим карандашом. Желала понравиться. Надеялась на легкую победу.
Думала, подойду, произведу впечатление, получу вожделенный автограф.
Не тут-то было!
– Извините! Второй день моя секретарша на больничном. К тому же, печатная машинка на ремонте! У меня море работы, куча нераспечатанных документов. Мне не до изучения вашего проекта! Приходите в следующий понедельник, а лучше…недельки через две! – получила я вежливый отказ.
Вышла в коридор и стала думать. Что делать? Будет потеряна еще неделя. Еще целая неделя!
Максим уже нашел строителей, но они согласны реконструировать помещение, если будет разрешение на строительство.
Я сходила домой, взяла с собой портативную пишущую машинку. Дождалась, когда Сухов вернется с обеда.
– Что же, вы стоите здесь? Я же ответил вам! – он подошел ко мне. Видимо, в административном аппарате, он работает недавно. Еще не потерял человеческое лицо. Еще не безразличен к тому, кто подпирает стены его кабинета.
– Андрей Николаевич, я хочу помочь вам в распечатке ваших документов. У меня есть небольшой опыт работы секретарем! Давайте, я все вам распечатаю! – предложила я, показав свою печатную машинку.
На лице Сухова отразилось недоумение: «Какое странное предложение!». Он подумал немного и ответил: «Проходите!».
Я села на место секретаря, деловито собрала свои локоны под резинку в конский хвост. Поставила на стол машинку и приготовилась печатать. Сухов принес несколько черновиков: «Вот эти заключения мне срочно нужны!»
Я приступила к работе. В процессе работы спрашивала, уточняла. Мысленно благодарила Думцева за суровую школу, которую прошла у него.
В шесть часов вечера Сухов подошел и спросил: «Полина Дмитриевна! Кофе хотите?» Я улыбнулась : «Хочу!»