шИзофрЕния

– Передавай там им всем привет… от меня, – она безумно-весело посмотрела ему в глаза и с невероятной силой сжала свою руку.

* * *

Коля с большой палкой в руках осторожно зашел в охотничий домик, медленно преодолел предбанник и заглянул в комнату с камином, которая сверху донизу была залита неправедной человеческой кровью. Его глазам предстало три мужских трупа с простреленными головами, в разных искривленных позах валяющихся на диване и около него. А посреди этого побоища с расстегнутым рюкзачком в руках на полу сидела окровавленная Аня и с примесью сумасшедшей экзальтации смеялась. Оператор, отбросив палку, подскочил к ней.

– Анечка, милая!..

– Ха-ха-ха! – Аня не унималась. – Эти мажоры-придурки, ха-ха-ха, перестреляли друг друга! Ха-ха-ха! Ха-ха-ха!

– Ты не ранена? – Коля бережно погладил ее по спине и окровавленной голове.

– Ха-ха-ха! Нет! Это они, ха-ха-ха, испачкали меня, ха-ха-ха, своей кровью! Ха-ха-ха!

– Аня!

– Ха-ха-ха!

– Приди в себя! – Коля с силой тряхнул ее. Аня вдруг умолкла и, внимательно посмотрев оператору в глаза, на удивление спокойно произнесла:

– По-моему, нашему репортажу пришел конец.

– Я догадался… – Коля медленно с отвращением оглядел отдающее инфернальным ужасом помещение и передернулся от подступившей тошноты.

– Но где Кристина? – неожиданно вспомнила Аня.

– Выползла… из домика в окровавленном платье, доковыляла до «Porsche», кое-как села и умчалась… в Усть-Гилинск…

– Сейчас менты да прокурорские сюда понаедут… Надо уходить быстрее… Помоги мне, – опираясь на Колину руку, Аня поднялась и довольно-таки резво последовала вместе с ним на выход из охотничьего домика, по пути застегивая рюкзачок с только что спрятанным туда пистолетом «Magnum», предусмотрительно добытым ей с мертвого тела Путовского…

* * *

Изумительно яркое осеннее солнце ласкало длинными лучами провинциальный город Усть-Гилинск, как будто специально размягчая пространство в восточной его части – около маленького охотничьего домика, прославившегося в этот судьбоносный день вторника предельной концентрацией несчастья. Вместе с солнцем к домику уже вовсю тянулись сирены местных милицейских автомобилей, на порядок опережая расстояние, преодолеваемое посредством колес. И только ловкая «Газель» TV-O, лавируя по проселочным дорогам, с предельной скоростью мчалась прочь от него, как будто снова и снова попадая в уже изрядно надоевший навязчивый сон о вечном бегстве, с сокровенным желанием больше никогда не возвращаться назад.

Глава 13. Любовь вечная

«17:30» – высветилось на Анином мобильном. Она задумчиво переложила телефон из руки в руку, выключила и неторопливо убрала его обратно во внутренний карман кожаной куртки. Часом ранее корреспонденты, вернувшись из Усть-Гилинска, оставили на служебной стоянке «Газель» TV-O. И Аня, сославшись на неимоверную усталость, попросила Колю одного сходить в телецентр и разузнать, что же там все-таки случилось: ведь все рабочие телефоны, на которые они пытались дозвониться, неожиданно оказались безнадежно мертвы.

Аня сморщила носик и, отворив дверцу черно-синей Колиной «Лады», где она в подземном гараже дожидалась возвращения отправленного на разведку оператора, беспокойно выглянула наружу. В глубине гаража, около лифта, послышался какой-то шум. И через пару мгновений в свете фонаря показалась подтянутая Колина фигура с синей спортивной сумкой «Adidas» на плече. Обрадованная Аня помахала ему, дав понять, чтобы он сразу же садился в автомобиль, и нырнула на переднее пассажирское сиденье «Лады».

– Я тебе сейчас такое расскажу! – ошеломлено произнес оператор, закидывая сумку назад.

– Спасибо, что принес мои вещи, – улыбнулась Аня Коле, когда он сел за руль. – И что же? Я слушаю.

– Мы, кажется, с тобой уволены…

– Да-а-а?.. – несколько удивилась корреспондентка, правда, без малейшего расстройства в голосе.

– Точнее не только мы, а весь телеканал, – Коля как-то особенно невинно взглянул на Аню. – Прихожу туда: все заперто, перекрыто, и даже телевизор, в котором Гареев имитировал речь ртом, отключен. Я думаю: что делать?.. Обыскал все здание и с трудом, но все-таки нашел охранника нашего, Петра Тимофеевича. Он рассказал, что вчера вечером на TV-O был невероятный шум и суматоха, все наши бегали, как ненормальные. И, похоже, ночью тоже все оставались здесь. Сегодня же где-то в полдень мимо него стрелой промчалась заплаканная Галя с вещами в коробке и больше назад не возвращалась. За ней последовали и все остальные, включая продюсеров и директора нашего. Потом какие-то люди в черных пальто перекрыли помещения канала и удалились. Так что теперь, как понял охранник, канала TV-O больше не существует…

– Надо же!.. – Аня в раздумье включила радио на автомагнитоле и тут же попала на песню «Капитал» «Ляписа Трубецкого». – А как же ты мою сумку забрал?..

– Так Петр Тимофеевич пустил, пока никто не видит…

– А-а-а… Что-то нехорошее продолжает твориться… – корреспондентка стала перепрыгивать с одной радийной волны на другую и случайно поймала областное радио «Voice FM», где только что прозвучало имя Гареева.

– Прибавь звук, – попросил Коля. Она медленно подкрутила ручку громкости, и корреспонденты теперь уже несуществующего канала TV-O услышали сенсационное сообщение, преподнесенное им низким женским голосом ведущей радионовостей:

«…так и не могут прийти в себя. Действительно, отставка Александра Николаевича Гареева с поста губернатора Президентом России за потерю доверия стала настоящим шоком не только для Правительства, но и простых жителей области. В настоящее время исполняющим обязанности губернатора назначен глава Администрации областного центра Петр Алексеевич Дмитров…»

Аня выключила автомагнитолу и, прикрыв глаза, отклонилась на спинку своего кресла:

– Как они меня все достали!..

– Но что нам делать-то?..

– Домой ехать, Коль, домой… Отвези меня домой, пожалуйста, отвези… Я больше не могу!.. – и на ее ресницах заблестели маленькие слезинки.

* * *

Коля стал перекладывать бутылку шампанского из левой руки в правую, в которой пытался удержать двумя пальцами крепкий стебелек длинной багряной розы, и укололся о шип. Недовольно послюнявив закровоточивший безымянный палец, оператор дотянулся до кнопки звонка, нарушив-таки в восемь часов вечера бесконечного вторника смиренный покой одинокой жительницы квартиры № 94.

Спустя почти десять минут Аня все же открыла дверь, представ перед уже совсем потерявшим надежду Колей в домашних шортах, тонкой облегающей маечке и мягких игрушечных тапочках-кроликах на босу ногу. На голове у нее было наверчено белое махровое полотенце. А в пристальном взгляде ее нежно-голубых глаз он прочел смесь издевки с недопониманием.

– Ну, я как бы… решил вернуться… эм, и отметить… ну, наше… – Коля запутался. Аня молчала и продолжала смотреть по-прежнему.

– Э-э-э… ну…

– Хорошо, заходи, – наконец решила спасти его от заикания корреспондентка и впустила в снимаемую ей квартиру.

Суетливо разуваясь в коридоре, Коля в очередной раз умудрился уколоться о колючую розу, чем заслужил веселую Анину подколку:

– Вручай уже мне это цветочное сокровище, а то так все руки раздерешь.

– Ах, да, забыл совсем! Это тебе, – оператор, просияв, подарил Ане розу.

– Спасибо, – скривила губы в ироничной полуулыбке корреспондентка, принимая багряный цветок. – Я пока поставлю ее в воду да достану бокалы под шампанское. А ты в комнате подожди… немного… Хотя мне еще волосы надо высушить, я их только что покрасила, цвет решила обновить… Так что… В общем, дождешься, – и, весело ему подмигнув, удалилась на кухню.

Единственная комната в Аниной квартире имела крайне аскетичную обстановку. По левую сторону от наполненного вечерними сумерками окна приютился стареющий низкий диванчик со сваленными на него двумя подушками и одеялом. Справа, прямо на полу, стоял большой ЖК-телевизор, из отверстий которого ветвились провода от подключенных к нему колонок и маленькой камеры «Sony». На потолке же, в оголенном патроне, сияла одинокая лампочка. Помявшись на месте, Коля решил примоститься на диване и вместе с бутылкой со всего своего роста, не рассчитав расстояния, рухнул вниз.

Телевизор ожил, отдавшись в растревоженных колонках звуками улицы и дождя. Коля порылся на диване и отыскал пульт, на который только что сел, запустив поставленный на паузу фильм. Оператор от нечего делать прибавил звук и с неожиданным для себя интересом устремил все внимание на мутное трясущееся видео.

* * *

С экрана на Колю смотрит освещенный неровным светом автомобильных фар светловолосый мужчина лет пятидесяти. В его измученных голубых глазах заключен ужас, с которым мало что может сравниться. По голове мужчины стекают, смешиваясь с моросящим дождичком, кровавые капли. Трясущаяся камера отодвигается подальше. Становится видно, что он лежит в перепачканном деловом костюме на земле в луже грязи и держится левой рукой за сердце, тяжело и часто вздыхая. Камера перескакивает чуть правее: на второй руке мужчины неряшливо закатан рукав пиджака, чуть выше локтя закручен жгут, а на его сгибе колышется увесистый опорожненный шприц.

Мужчина кряхтит и пытается что-то сказать тому, кто его снимает, но с трудом выговаривает звуки. Камера вновь приближается к его лицу.

«Что ж, папочка, пришла пора и тебя подлечить напоследок, как ты любишь лечить других! Ха-ха-ха!» – слышится за кадром веселый женский голос.