Но что-то где-то пошло не так

– Ну, в той жизни, откуда я, у тебя трое детей имелось, кроме нас с Ваней ещё дочка была, Христина. Ты с ней и её семьей так и жила, внуков нянчила. Их у неё аж девять было, тебе работы хватало…

Разговаривали они почти до полуночи, уже чай не лез в горло, уже тысячи слов были сказаны и всё казалось переговорено, как после большой разлуки, когда разговор затих. Фёдор смотрел на мать, казалось морщинки под глазами расправились, лицо посвежело, и мама стала веселее и общительнее, разговорчивее.

– Феденька, ты очень сильно изменился. Всего за одну ночь. Вчера ещё другим человеком был, а сегодня уже взрослый совсем. И легко в общении стало, разговариваю с тобой обо всем, как с братом.

Помолчав немного, добавила смущаясь, – Со старшим братом…

Уже засыпая, медленно ворочая свои мысли о сегодняшнем дне, Фёдор вспоминал его события, радовался им, запечатлевая в своей памяти навечно. И страшная мысль пронзила его, ведь это всё исчезнет, до девяносто первого осталось восемнадцать лет, а ещё через год Дубоссары будут фронтом.

Из пятидесяти пяти тысяч жителей в городе останется двадцать. Да что там Дубоссары, вся страна развалится вся. И Фёдор понял, он не может стоять в стороне. Ради мамы, ради Вани, ради Веры, ради миллионов простых людей он должен остановить процесс уничтожения Советской России, хотя бы попытаться, чтобы всё пошло не так, как было там, в его страшном кошмарном сне…

Глава 7. 1973. Третье сентября. Визит к Опряну.

Воскресенье прошло продуктивно. Удалось обзавестись стареньким Школьником и починить его, чему Фёдор очень обрадовался. А вот грушу для бокса не получилось сварганить, проблема вылезла с креплениями, но зато подправил завалившиеся секции забора…

С самого утра Фёдор с четверть часа часа моделировал выкройку груши, остановившись на небольшом цилиндре, диаметром в 30 сантиметров, и длиной в девяносто. Очень сильно мама помогла. Поняв, что нужно делать, она как настоящий мастер, скроила и сшила из брезента наружную оболочку, а из старых простыней двойную внутреннюю. Но верхом совершенства стала самая её верхняя часть из натуральной кожи. Фёдор пробовал было отказаться, кожа дорога, и может пригодиться для пошива чего-то более необходимого, но мать настояла, добавив только, чтобы грушу после занятий снимал и убирал в дом. От дождя, ну и мало ли что. Хотя, конечно коже дождь ни по чём, но все же сверху швы, нитки. Лучше убирать.

Натуральной коже Фёдор очень обрадовался, еще бы, можно отрабатывать удары даже без перчаток, когда они, личные, ещё появятся. Интересно сколько перчатки стоят сейчас, рублей десять – пятнадцать, не меньше, наверное…

Когда чехол для груши был почти готов, и встал вопрос о набивке, как можно кстати появился недавно обретённый друг. Очень был удивлён такому развитию событий, но принял самое живое участие. Вначале похвалился новеньким светло голубым Орленком, взамен украденного, а потом предложил Фёдору свой старенький Школьник.

– Правда он для девчонок и поломанный немного, – добавил тёзка смущаясь.

Пришлось отвлечься на ремонт Школьника. Прокопался с ним Фёдор часа три, не меньше. Но ничего особенного не нашёл, все было легко чинимо. Разобрал, и перебрал втулку на заднем колесе, перебрал рулевую колонку, смазав подшипник. Сгонял с Васьком в город, в спортивный магазин за клеем, чтобы заклеить камеру переднего колеса, но купил в добавок к клею и сразу новую, после чего заменили и её. Закрепил болтиками багажник и всё, готово, можно ехать. С переделанным рулем вылезла небольшая проблема, всё-таки руль был высоковат, но Фёдор приловчился, и ему даже понравилось, ну прям как на байке едешь.

Наконец, после контрольного круга, сопровождаемый уличной мелкотнёй, Фёдор разогнался с горки до предела и притормозил. Раз, другой, третий. Всё четко, тормоза работали как часы, и Фёдор удовлетворенно заулыбался, – Поехали.

Сгоняли к Днестру, к старому мосту, набрали крупного песка с ведро, и сухой травы, затем, уже с мамой нарезали лоскутков старой одежды, и добавив речного песка перемешали. Получилось в конечном итоге конечно не то, что в магазине, вместо песка гороха бы сушеного. А так, ну уж больно тяжела. Но в принципе, пока песок сверху донизу осыпется, пойдёт, боксировать такая начинка даст.

Самое сложное оказалось закрепить грушу в кольцах – распорках и крепление. Пришлось повозиться. Уже по готовой груше Фёдор замерил длину окружности, отпилил два прута ржавой проволоки – шестерки, с запасом сантиметров в десять, попробовал было увязать их между собой, но куда там. Сил явно не хватало, и получить скрутку, как он раньше делал не вышло.

Сваркой бы, но где её взять, работа стала. Сильно огорчившись, Фёдор убрал все поделки во времянку, и они с дружком просто подвесили на алюминиевую проволоку старую шину от Москвича.

Под удивленно восхищённые взгляды мамы и Василия обмотал руки длинными лоскутками. Провел пяток троек с уклоном. Поработал немного ногами, завершив легкий тренинг классическим ура маваши. Мама приложила ладонь к губам и ахнула, Василь выпучил от удивления глаза, и только Ваня продолжал смотреть с любовью во взгляде, ничему не удивляясь.

Закончив, с маминого согласия, укатил с другом и Ванькой купаться на Днестр, к Новому мосту. Удивительно, но мать доверила ему Ванюшу, видать после вчерашнего разговора и сегодняшнего мастер класса перед шиной, доверять стала абсолютно. Правда везти Ваньку на самодельном заднем багажнике Школьника Федор не рискнул, и Ванечка благополучно в обе стороны путешествовал на велосипедной раме. Восторгов было не счесть, но Фёдору было крайне неудобно…

Накупавшись вдоволь, вернулись назад. Приехав, починил забор, поужинал и помолившись вместе с мамой, лёг спать. С молитвой интересно получилось. Ещё с утра, предложив матери совместное вечернее правило наткнулся на немалое удивление, мать явно не ожидала ничего подобного. После некоторого обсуждения, пришли к выводу, что утром будут читать правило батюшки Серафима, ну а вечером по возможности полноценное вечернее молитвенное правило. Заснул Фёдор счастливым, радуясь хорошо проведенному дню, и завтрашней встрече с Верочкой…

И вот понедельник, третье сентября. В начале зарядка, без неё никак. Пробежался до Днестра, поработал на турнике, грушу поколотил. Хорошо. И хоть погодой день не задался, с утра хмурилось, намечался дождик, но душа Фёдора пела и ликовала. В предвкушении встречи с Верочкой, он даже не ответил толком на приветствие своего нового дружка, чем вызвал его недоумение.

– Ты чё это Федька такой задумчивый, и невнимательный. Я с тобой здороваюсь, а ты в ответ и не улыбнешься вовсе, привет только и сказал – дружок был явно озадачен. И прищуриваясь спросил: – Что случилось, колись, я знаешь какой внимательный?…

Препираясь и перешучиваясь они медленно, не торопясь подошли к школе. Машин у школы вовсе не было, только Запорожец Емельян Вячеславовича стоял в этаком гордом одиночестве.

– Прикинь, а у меня батя хочет Волгу брать, новую, веришь, нет? – взгляд друга смотрел без восторга на Запорожец, не выражая ничего кроме полного отсутствия интереса.

Тут зазвенел звонок, и Фёдор машинально взглянул на часы, так и есть восемь часов, как они могли опоздать, и друзья на ходу прощаясь помчались в школу…

Фёдор успел, и даже сумел ещё выложить букварь, хотя на кой он ему сдался, ума не приложить. Но спустя секунду он забыл про всё на свете, в класс вошла она, Вера Петровна. В той же приталенной светло голубой юбке с жилетом, только в этот раз в голубой, чуть темнее костюма блузке. Но Фёдор как позабыл разглядывать её, столкнувшись с широко раскрытыми желто-зелеными глазами.

Глазами, которые словно молвили ему в тишине враз замолкнувшего класса: – Ты ждал меня, ты скучал без меня, ты хотел видеть меня?

И тогда Фёдор, ликуя внутри от восторга, ответил вслух: – Да.

Никто ничего не понял, дети вокруг были ещё очень малы, и не понимали язык глаз, которым умеют владеть влюбленные взрослые, но Вера…

Она как-то удовлетворенно улыбнулась, она конечно же всё прекрасно поняла, и ответила тоже вслух: – Хорошо.

И уже для детей: – Здравствуйте ребята.

– Здравствуйте Вера Петровна, – вразнобой, на разных тонах заголосили первоклашки, и первый п-настоящему урок начался…

Вера Петровна положила на парту Фёдору учебники за третий класс, велела пока прорешивать математику, а позже она покажет, как делать русский, и занялась уроком. Он же добросовестно стал решать задачки с примерами, потихоньку заполняя тетрадь решениями. Мыслями он конечно был не здесь. Украдкой поглядывая на свою любимую, Фёдор испытывал одновременно странные, не сочетающиеся между собой чувства. Радость от присутствия Верочки, тревога за семью – мать с Ванечкой, сомнения в правильности намечающегося пути…

Всё смешивалось в единый клубок, крутилось в череде быстро сменяющихся мыслеформ, распадаясь на сполохи небольших мыслей, и огромные столпы больших и важных. Они плавно перетекали друг в друга, усиливая одни и истощая другие, и то, что ещё вот-вот казалось важным, мгновенно распадалось на составляющие и виделось малозначимым, или вообще не представляющим никакой ценности. На их место, словно из ниоткуда появлялись слабые росточки смутных огнедышащих новых форм, и вот они крепли, укреплялись в цветах и размерах, и заслоняли собой все остальное. Бликуя, отсвечивая, переливаясь оттенками, они начали захватывать сознание Феодора и ему стало неприятно. Незаметно он втянулся в рассуждения с самим собой, начиная осознавать весь ворох проблем, с которым ему надлежит столкнуться уже в ближайшем будущем, и он встревожился. Появилось и стало резко усиливаться чувство опасности.

Фёдор отложил ручку и закрыл глаза: – Господи помилуй, спаси Господи…

Зазвенел звонок, закончился второй урок, и ученики, окружив учительский стол, заслонили сидящую Веру Петровну. Она что-то кому-то объясняла, улыбаясь такой родной, обворожительной улыбкой. А ребятишки и были рады, вконец её окружив.

– Нет, не пробиться, – Фёдор вышел в коридор, сразу же столкнувшись с Васькой, тот шпарил куда-то мимо него, но увидев друга резко затормозил: – Ты куда?

– Да перемена вообще, гуляю вот.

– А молоко вы пили?

– Нет ещё, после второго урока будем, с булочкой.

– Классно да? А ещё обеды будут, – Васёк потёр живот ладошкой и вдруг вспомнил, – Слушай, я же по делу, я вчера забыл совсем, у нас девчонка в классе, Галя Васильева, дед у неё в Геологоразведке работает, сварщиком, он тебе вмиг проволоку под грушу заварит. Он знаешь какой спец, он моему папке даже в Москвиче что-то варил. И проволока у него есть вообще толстая, десятка говорит, не то, что у тебя. Только он сегодня не может, он в командировку в Криуляны поехал, только завтра будет.

Всё это на одном дыхании было вывалено, словно подарки нетерпеливого Деда Мороза, но в в целом понятно.

– Грушу можно завтра доделать.

– Так что, завтра после уроков к нему?

– Погодь ты, нужно обдумать как это лучше, через Галю или через батю.

– Да что там думать, пойдём сразу, там и договоримся, – усмехнулся Федор – Чего уж усложнять. Нужно только проволоку с собой взять. Или может действительно, из десятки сварить, шестерка все же слабовата…

После третьего урока вкусненько так пообедали: мясной борщ, гречневая каша с кусочками говядины и кисель с творожными сочни. Федор прикинул, на приличную сумму выходит. Богатенький совхоз. Опять же демократам шпилька в бок, смотри как кормят, не хуже, чем в ресторанах…

Рисовать Фёдор не любил, но тут же была Вера, и он настолько увлёкся, тщательно вырисовывая комнатный циперус, стоящий в углу класса, за учительским столом, что чуть не пропустил начало Вериного обращения.

Уже после звонка Вера Петровна затребовала тишины: – Внимание, ребята, тише пожалуйста, послушайте меня.

Фёдор весь вошел во внимание, и не зря, сказанное меняло на корню все его планы на сегодня.