Зереф. Порядок – война

А фраер?

Представитель западной цивилизации рефаг стоит вне этого вероятного и всегда марширующего строя. Он сам по себе. своеобразным гурманом, потребителем жизни держится. Он намного гибче, ситуационно ловчее, в некоторых случаях терпимее и безразличнее, в некоторых крайний догматик и фанатик, когда дело касается прибыли, а иногда просто обезличенный лицемер. Рефаг фраер сформировался в обстановке торговли и обмена, бедствий и воин, когда происходили крупные сделки и массовые перемещения избивающих и убивающих друг друга людей. Из поколение в поколение он умудрялся торговать, а в это же самое время зерефы убивали друг друга. Самое главное, он первым или одним их первых вошел в чужой город без ружья. Эта терпимость произошла от нужды. Вместе с развитием знаний у торговой элиты. А для массы буржуазии терпимость пришла вместе с растекающейся кровью, религией, которая заняла место доброго психолога и успокоителя в океана отчаяния и крови.

Побуждающим моментом к жалости и состраданию у языческих масс явился ужас. Война, наводящая ужас массовая смерть: от войны, болезней, геноцида и эпидемий – привели к рассуждениям и рефлексии. Задумался зереф. Хотя некая рефлексия есть и среди первобытных охотников. Критика, но не самокритика. Забота зерефов распространяется только на кровных родственников, а у рефагов на совершенно чужих людей. Хотя в этих людях они видят прежде всего наживу. А зерефы видят только врагов. Терпимость массовая пришла вместе с массовой же бедой.

Религия.

Именно религия стала институтом жалости, направила поиск выхода для тревоги человека не во вне, а во внутрь. Хотя совесть связывают с более древними пластами психики, массово совесть народа стала выражаться через его религию. Поэтому Ницше назвал совесть агрессией направленной не во вне, а во внутрь человека. Совесть и мораль являются внутренней идеологией цивилизаций. Одиночество язычника выражается не столько во внутренней нечувствительности, где-то и черствости к не своим, к не родственникам по крови и внешне аскетичном поведении, сколько в многочисленности его языческих богов. Нет ни одного из духов предков, кто бы отвечал за его поступки. Наоборот, являясь коллективом родственников, они также вероятно поддерживают в его сознании, что он венец природы. Может делать, что ведет к благу его семьи, рода, племени.

Моральные нормы.

Моральные социальные нормы – нравственные императивы; требования определенного поведения, основанные на принятых в обществе представлениях: о добре и зле; о должном, либо непозволительном. Моральные нормы регулируют внутреннее поведение человека, диктуют безусловное требование поступать в конкретной ситуации так, а не иначе. Моральные нормы фиксируются в заповедях и других формах представлений о том, как человеку должно поступать.

Язычник очень зависит от существующей атмосферы собственных нравов. Даже в бытовой дисциплине присутствует еще традиционная эстетика и культура с наскоками других идей, он все равно подчиняется обстоятельствам среды. Любая современная идеология с ее ориентирами начинает брать свое, занимает в его сознании место. Чем больше будет влияние других традиций и культур, тем больше он вынужден думать, выбирать, сепарировать, варьировать и маневрировать. Он выберет самую сильную из идей. Самую глубокую культуру. Среди современных течений, если он достаточно грамотен и имеет достаточную норму рефлексии (а значит и прогноза, но это уже – зеремид). Или уйдет, займется поиском в наработках истории своего народа – упадет в архаику (зереф). Если обстоятельства, а в данном случае этим обстоятельством является власть и привилегированное житье, власть достается лишь тем зерефам, кто вник, проникся в другую культуру, это вынуждает дальше развивать в себе копировщика, существует серьезная причина, что племя или народ его будут страдать. Сложные и большие категории другой цивилизации выдергивают зерефа из рода, кровнородственной общины, теперь он опытен, он хитер, он научился оценивать и продавать, почти как фраер, причем очень быстро, но сам народ к быстроте еще не готов. И подчиняется только большим нациям, их культуре, поведению, где самая большая «нация» – теперь мировая нация. Вождь становится реформатором реформатором народа, а значит и последним диктатором. Таким образом, уйдя не из сознания, а из селения по крови и родни, зереф попал в манящий, блистательный, незнакомый город, наводненный странными людьми. Они ведут себя по другому, нежели люди его круга, его культуры, его родни. Он хочет стать равным этим новым людям. Хочет превратиться в гражданина, но и горожаниным любого города мира.

Потому идеология современной религии – это конкуренция

Множественность рыночных поступков элиты нисколько не лишает ее старого опыта. Рынок ведет к обогащению за счет родни и расцвету нескольких избранных семей. Рынок создает корпорацию родственников и конкурировать могут только сплоченные семьи. То есть это благоприятная среда для рода, для клана, это естественная корпорация объединенных людей по крови. В этом причина коррупции у тех народов, которые культивируют у себя традиционные отношения. Каждая семья становится корпорацией, если это большая семья, то большой корпорацией, она гораздо успешнее городских одиночек. Даже окультуренные горожане не могут конкурировать с ними. Традиционный народ может конкурировать только с подобным же народом как цивилизация с цивилизацией. Таковы условия современного противостояния. Это борьба культур.

В данном случае противостоять нации может нация.

И ее культурно-технические достижения. Специалисты могут противостоять специалистам. Мотивированные спецы превосходят алчных и оснащенных автоматикой родственников. Торговая цивилизация берет вверх. Народ разделяется на семьи – на главные и простые. Государства как такового нет, а есть семьи правителей, управленцев и семьи остальных людей. Совсем как при феодализме. Поэтому стратегическая задача цивилизации -мобилизация всех своих ресурсов здесь мобилизует только узкий круг. Все дело, что современная рыночная цивилизация на земле традиционной культуры и морали, на территории «идейного» населения начинает дробить конкурентов на части. На эти самые семьи атомы, также на рода, потому что семьи начинают объединение по старой схеме одного рода против другого. Рыночная война почти что кровнородственная, но без обруча, скрепляющего данный народ, маленькая корпорация родственников – семья и представители других семей не хотят понимать друг друга, у всех свои интересы.

Если с этим не согласен некий патриот, тот самый, который оказался не подвержен влиянию других культур и не хочет этого влияния, видит выход только в чисто традиционной укладе Что они могут? Чтобы объединить своих сторонников изоляционизма, они должны представить свой идеал или другими словами нового сильного бога. Только к нему за вдохновением обращаются адепты. Всякое язычество и культ предков будут им мешать. В противном случае адепты разбегутся сначала в своем сознании от непонимания друг друга. От непонимания новой старой задачи и цели. Допустим, культом предков удастся объединить под решение общей задачи, то есть каждый родовой божок и герой должен составить войти в один пантеон рода. Дальше на основе общего предка идет выработка героической морали. От прошлого к настоящему. Древняя история дает богатый материал физически сильных мудрых предков, а современная цивилизация ничего. Если современные авторитеты не берут начало от советской цивилизации – от советского мира, все значимые фигуры политики, культуры и науки – представители советского суперэтноса. Таким образом, в глобальном противостоянии политика – политике, культура – культуре, история истории, есть ли специалисты у этноса, достаточно ли они адекватны и подготовлены к современному вызову? Может ли героическая история, даже самый впечатляющие мифы туземцев уравновесить рыночные ценности?

Настало время раскрыть эту тайну, недоступную для официальных и раскрученных СМИ дармоедов, – жирау от политологии, философии и прочей коммерческой публики. Все эти публичные люди врут. Даже самые внешне импозантные из них. Рыночная цивилизация поделила этот народ не только на вероятные племенные союзы, но и на отдельные семьи, где везде каждый сам за себя. Кто то берет сторону культа предков (традиционалисты), а кто то сторону запада без обиняков (либералы НПО). Каждый бежит, куда хочет. Каждому нравится своя сказка.

Итак.

Табуированное поведение сужает границы внешней свободы и никакого рассуждения не оставляет внутри. Поведение нового члена общины формируется под семейную иерархию, а значит и под родовую. В социальной иерархии его ждет определенное место пока самого нижайшего статуса. Отличительное поведение характеризуется нечувствительностью к слабому, ограниченность эмоций или наоборот эмоций очень много, во всяком случае зерефу никак нельзя показывать слабость. Сочувствие всегда показывает слабость. Вероятно также уважение к силе, а значит к власти, официальной стороне и к ее людям, к физической силе и наказанию вообще. Семья, род, группа людей находились в постоянных столкновениях с другими семьями. Борьба с силами самой природы привела к противостояний и к перманентная борьбе за место под солнцем, что неизбежно вызвало созданию племенных союзов. Некоторое отклонения возможны при бедствиях или изгнанья. Без кризиса или форс мажора нарушение традиции автоматом означает выход из родового коллектива, что и ведет к отчуждению и прекращению всяческой помощи даже самым близким (даже самыми близкими). Традиция взаимопомощи в общем для этого и создавалась – для помощи близким, помощи своим и, вместе с тем, это же привело одновременно к неприятию и к вражде к врагу, сопернику, к чужаку, к не своему по крови. Поэтому род или большая кровнородственная семья с виду лишены противоречий, также как и каждый член лишен персонального эгоизма. Каждый рядовой член такой общины своего я вообще не имеет.

Подобное характерно для любой традиции без исключения в том числе и для «продвинутых» европейцев. Но они научились это скрывать. Они переросли традицию. Деньги заменили у представителей рыночной цивилизации авторитет человека.

Кровнородственные отношения остывают и рвутся по частям из- за движения, а еще точнее по причине технического совершенства. Влияние прогресса на традиционные отношения связаны с очередным изобретением орудия труда, улучшением техники, усложнением хозяйства. С движением и социальным разрывом происходит и разрыв по крови. А если рвется такая связь, то пропадает и ограничивающее право. Нет патриархальной семьи – нет иерархии. Нет больше этой силы притяжения крови. Вместе с ослабление иерархии и дисциплины падает и запретительная сила табу. В соседской общине родственников уже нет, врожденная иерархия отсутствует, появляются предпосылки для нового отношения, общения так сказать на демократической основе. Новые отношения выстраиваются не по праву рождения, хотя молодость всегда остается недостатком, синонимом неопытности, значит и слабости, через века, через конкретные заслуги, показателем которых является социальная значимость поступков, а в дальнейшем и их стоимость, возрастает значение персонального подвига. Чтобы получить авторитет и лидерство одного родства и знатности становится мало. А заслуга может явится через какие-то общие проблемы, бедствия, болезни, воины и тд. Это новые возможности социальной награды дают начало для нового предвидения и нового же профессионализма. У кого какие проявляются способности. Для простого народа бедствие всегда было началом объединения, сращиванием в новый коллектив родственников, для гражданского или протогражданского – единомышленников – с целью разрешения общей беды, следовательно, верности этнической, корпоративной и, в конце концов, государственной идее.

От крови к идее.

Происходит простая мобилизация сил путем их сложения. С самого начала сплоченность, верность лидеру, общине, народу происходит именно из понимания общей задачи – идеи. Эта общность естественная, органическая, а не искусственная и наносная. Отсюда же происходят герои, лучшие сыны и дочери отчизны, патриоты и просто даже граждане своего государства. Кроме того, кучная жизнь на ограниченном участке способствует быстроте реакции или прогнозу – будет или не будет столкновения. По другому – быть или не быть войне с соседями. И есть ли время для подготовки и отражения внешней агрессии?

С развитием товарообмена или же денежных отношений потребность выгоды такую внешнеполитическую аналитику дополнила бы бытовой рефлексией. Ее придумали сначала торгаши, с той, с внешней стороны, чтобы не попасть в зависимость, иными словами не обсчитаться и не лишится просчетом собственной свободы. Обыватели всегда любили свободу, но еще больше выгоду. Эти рядовые граждане или (уже) мещане изобрели свой расчет, по другому «рассудок» и таким образом расширили пределы своей защиты. Это и есть торгашеская рефлексия (рефажная в будущем – Ревкон.). Регламентация гражданских отношений привела к обоюдному согласию. Подчинением закону был положен предел произволу. Внешнего (силовой вариант) воина-агрессора и внутреннего, сажающего на процент торгаша. Закон стал табу цивилизованного мира.

Настало время показать, что каждый в отдельности человек традиции – непроизвольный деспот, а толпа снующая вокруг него на улице потенциально готова этому новому авторитету подчиниться: выполнить его указ, исполнить указание, уважать даже за внешний вид, за понты, за деньги, за возможности, за надменную или самоуверенную манеру общения, в общем встретить «по одежде». Да, автократ и диктатор, а также его люди поддерживают уровень послушания, как если бы они были жрецами первобытными. Им необходимо это послушание в первую очередь для власти. То есть эта власть будет стремиться к абсолютному послушанию и приучает к порядку

Глава V

Род и мобилизация

род – архаическая организация общества до появления частной собственности.

Природа не постоянна. Война была неизбежна. Воины обязательны. Если бы кровожадные родственники выжили до современных дней, то нынешнее общество ждало бы взаимное истребление. Трудно представить, но те же, оставшиеся народы, доставшиеся в наследство из прошлого, повели бы настоящую войну по своим законам. Они захлестнули бы своими понятиями «кровь за кровь» весь мир. Хотя та же мафия – это и есть клан вне официального закона. Преступные группы скрепляют свое братство также как и двадцать тысяч лет назад воины первобытной зари – кровью. И ничто не может им кажется противостоять. Кроме самого времени. Главное препятствие, например, для уголовных понятий есть атмосферы цивилизации, культ культуры, то есть самого прогресса. Если бы современные «отцы» могли навербовать себе подобных «родственников» хотя бы в один миллион, они могли бы многое, очень многое. Но они ничего не могут. Почему? Потому что отстают в культуре. Поэтому культ преступного мира – силы, страха и жестокости не выходит дальше окраинных улиц мегаполисов и тюрем. Это атмосфера родового строя, вернее изнанка, более подходящая традиционным людям, их культуре. Есть конечно еще отцы с условным родовым «я», которые верховодят вполне естественно и подчиняют тоже массово народы традиции – традиционные народы. Но сама культурная обстановка или воздух цивилизации позволяет им паразитировать только на традиции, на ее инерции. Им подчиняются консервативные люди. Современные зерефы могут быть даже модно одеты. Но не произойдет ничего необычного, если этих самых модно одетых переодеть в одежды их предков. Одежды предков даже им больше подойдут. А почему?

В консерватизма лежит явный признак патернальности.

Сегодня иерархию крови любая консервативная верхушка легко меняет на иерархию должностей. Для традиционного общества это нормально, но точки зрения гражданского мышления эти люди кажутся отсталыми. Надо ли мешать? Ведь они опираются на традиционную культуру, на культуру народа, на потребности большинства людей. Для рефагов эти люди кажутся отрядом военных, переодетых в гражданскую униформу. Нет никакой демократии, никто не может заменить феодальную элиту, хотя эта система. этот переодетый отряд рекрутирует в свои ряды даже самых бедных. Традиционная элита требует безоговорочного признания своего авторитета. Кто признает эти правила, а такое признание она все равно добьется любыми способами, тот и получает вознаграждение -власть, должность, работу. Нельзя сказать, что дисциплину как условие признают только части бедных или необразованных слоев. Хотя с самыми низами феодальной элите легче иметь дело. Они прекрасно знают, что получат в замен своей покладистости. Цивилизация или так называемая гражданская мораль ставит им как бы противоестественную преграду на пути. Культура и образования таким образом феодальном миру мешают, хотя на законы все воспитанные на традиции люди не обращают никакого внимания. Отсюда у зерефов совершенно явный правовой нигилизм. Все решается неформально. Все знают, кто есть власть, а кто есть ты. Кто ты вообще такой? Это самый первый вопрос среди зерефов, когда они друг на друга смотрят. Не только разные мафии мафии и все группы на основе родового принципа так себя ведут. Все зерефы законов не любят. Им по сердцу другой закон. Но это не смущает «родственников». Все законы для формы. Это и есть конвергенция традиционного мира и мира обычая. Одни пишут законы, другие делают вид, что они есть. Все законы мира – для законопослушного обывателя. Для родственников главное не закон или какие то жесткие и кружевные нормы, а мораль. Законопослушность сама по себе символизирует беззащитность. Законопослушный есть жертва. Они собирают свою жатву осторожно и озираясь по сторонам. Союзы на основе кровнородственных родственных связей могут терроризировать целые континенты. Но и тут родственные союзы, собранные по этническому признаку, используются международными преступными синдикатами. В отдельном же государстве, поддержанным мировым сообществом, как бы случайно водружается автократия. Как так? Откуда? Кто мог знать?

В основе родовой системы лежит принуждение.

Род обязывает на основе кровного родства нести повинности. Род – это мобилизационный проект всех народов мира. Просто один помнят своих предков, а другие про них забыли. В этом основное отличие. Функции каждого отдельного зерефа вытекают из сложившийся иерархия, следовательно по возрасту, потом по знатности. Каждый несет и свою меру ответственности, хотя зереф никогда не знает, что это такое. У зерефов слабая рефлексия. Он знает, что за неповиновение или плохое исполнение его накажут. Назначение мобилизации – противостояние. Противостояние стихии. А к факторам опасности относится не только окружающая природа или среда. К факторам опасности относится другой род, род соседей или неизвестных племен пришельцев, которые пришли, не для того чтобы разглядывать.

Главной фигурой рода является мужчина.

Обычно это умудренный опытом старик, он возглавляет всех мужчин, весь народ. Отсюда и патернальность. Отцы семейств имеют такое же право, поощрять и наказывать своих детей. Но первую очередь защищать. Главная функция рода – это защита. Это патернальное общество, здесь защитник он же и покровитель. В дальнейшем именно патернальность будет самым главным отличительным признаком родственной общины даже в современной городской обстановке.

Высшее показатели покровительства и защиты у кровнородственных союзов, а в дальнейшем такие проявления происходят в империи. Рабовладельческие империи выступают как организации четкого внеэкономического родового принуждения. Варварская периферия, племена и роды, не достигшие союза, военной мобилизации служат питательной средой, за счет которой империи передового -римлян, персов, тюрков, монгол, ханьцев, англо- саксов, русских рода достигают процветания. И снова в основе военизированного союза, основанного на силе – авторитете центра (метрополии), лежит такая же родовая система соподчинения. Империи – это рода, хотя о кровном родстве всех граждан империи речь не идет, а главными признаками подобия древнему роду и его функции является дисциплина и многоступенчатая иерархия.

Жесткому скрепу по крови, превращающий родовые союзы из собрания воинов в империю, соответствует единая вера. Или ее новые формы – идеологии. Империи не могут быть без цели. А какая цель у традиционного человека? Зерефы должны верить, что они достигнут сообща своего идеала.

Первые боги -это боги природы.

Если зерефы такие строгие отцы наставники. Если они создают бескомпромиссное подчинение, значит они сами у кого то учились. Почему же они должны быть мягкими, когда сама природа вокруг была веками не такая и добрая. Может оттого и языческие боги зерефов не знают пощады, поэтому – это боги стихии, самой природы, окружающего ландшафта. А какие жестоки воины ведут между собой традиционные общины! И тоже – никаких компромиссов. Такие отношения как производные жестокости природы. Тоже, бескомпромиссные. Вот и первые боги у зерефов, они же боги природы представлены как одно целое (универсальное), как один отец, затем разделены на стихии, каждой стихии – дождя, огня, ветра, солнца, урожая, потом удачи, победы, любви, войны – соответствует какой то бог- чиновник. Чиновник природы, чиновник стихии. Почему же современному чиновнику зерефу не быть таким же феодалом? Что касается выгоды, этот чиновник очень требователен и жесток. Он настолько повторяет атмосферу прошлого, что его невозмутимость и уверенность, он делает все правильно, является вопросом жизни или смерти. Здесь не может быть других вариантов объяснения автократии. Сильный подчиняет слабого. Слабый подчиняется сильному. Из двух равных по силе один подчиняется или погибает. И родовому сознанию больше соответствует девиз око за око, кровь за кровь. И боги такие же кровожадные и бескомпромиссные. Это кровожадность и бескомпромиссность позволяла удачливому родовому союзу выжить даже в рыночной «войне». Они торгуют и совершают сделки, как будто бы они все еще воюют.

Все империи агрессивны.

Почему социумы, сохранившие родовую солидарность, более живучи в современном городе? Особенно это видно по базарам, по рынкам мегаполисов развиваются их неформальные знамена. Потому что они исповедуют принцип родства. Они собирают как бы братьев по крови. (Это касается не только великих знатоков торговли, – евреев. Их братские и союзы закреплены в иудаизме). Итак базары – маленькие и стойкий корпорации, собранных по этническому признаку людей. Кто бы ты не был и какую бы пользу не приносил, в собрании лиц одного этноса у тебя нет голоса, нет и права. Если ты не свой, ты – чужак. Родоплесы решают свои частные вопросы основательно. Они не утруждаются чужими проблемами и государственными в частности. Только проблемами близких. Поэтому им легче выжить. В узких рамках и на малой площади решают навыки, а не кругозор. Хотя и здесь появляются некоторые паханы – авторитеты. Но и кругозор паханов весьма ограничен. Пахан имеет одну привилегию. Он может наказать, не ограничивая ничем свой произвол. А чем ограничивать? Поэтому паханами назначаются вполне неформально. Пахан, как все отцы, должен обладать силой. И физической в том числе.

А умеют ли родоплесы рассуждать самостоятельно? Ведь они не имеют такой возможности с рождения. С момента появления на свет они приучаются к порядку. Так было и до них, так было и до их отцов. Инициатива наказуема и рассуждение не приветствуется за тысячу лет до описываемых событий. Вот оно – смирение – обратная сторона войны. Поэтому людей с родовой привычкой легко организовать в преступные союзы, – мафию, хоть экономическую, хоть мировоззренческую. Их легче собрать в одном месте и научить говорить одни вещи. Поэтому культ очередного авторитета возникает сам собой. При патернальном укладе родовым союзам легко существовать, а клану не трудно жить в любом мегаполисе. Их союзы напоминают военные группы. Они связаны круговой порукой, почти клятвой- присягой. В цивилизованных местах, где население пытается строить отношения по интересам, по культуре, по закону, в конце концов по – человек человеку друг – сосед- компаньон, клановые союзы организуются по» человек человеку чужой – соперник и враг». Все замешано на родстве или на крови. И клятвы тоже скрепляются кровью. «Родовые» народы хорошо стучат, оговаривают «чужих». Это самостоятельное избиение выскочек. Поэтому национализм в виде течения политики тут опасен. Национализм может быть у нации. У зерефов национализм – это война.

Зерефы любят смирного послушного дитя. Они сами как воины древности, а их дети как зерефный тыл. Строптивое непокорное дитя, рожденное в нижней касте, необходимо сломать. Заранее и любыми средствами – способами. Без этой родительской «ласки» дети обречены тут же на гибель. Строптивый сын «смирных» родоплесов обречен. Потому что выходит из семьи на конфликт с общиной, с родом, с племенной иерархией. В любом ее виде, даже в замаскированном и современном варианте. Поэтому у политической надстройки всей зерефной системы – автократии нет оппозиции. Что не доделал глупый отец, доделают чиновники, люди отца народа.

Беда. Кризис.

Традиционные общины весьма косны. А встряхивает и перетряхивает все касты только общая беда. Кризис. Беда она как предел зерефной косности. Эту беду они создают сами конформизмом и негибкостью долгое время. Как же так? Именно мужество и дисциплина были слагаемыми успеха. Все верно. Всему свое время однако. Все зерефы мира видят начало, но не видят конца. Это передается из поколения в поколение – видеть только начало. Мужество реально переходит в смирение, а массовое терпение превращается неизбежной тиранией, культом. Община родовая должна тоже ломать своих «детей». Оттого, что все видят только начало, но не видят конца, многие зерефы путают мужество со смирением. Это не случайно. Хотя смирение есть продолжение мужества, смирение и покорность существует в социальных низах. Так смирные, прикормленные властью, в новых условиях приучают к повиновению всех людей, весь народ. Проблема традиционного мира, что он не желает перестроиться, все отцы декларируют, что хотят жить как их предки. А как жили предки? Они жили тихо. Это было в истории. Это становится основным поведением и в современной сетке. Даже несмотря на влияние и присутствие рядом передовых культур, других народов. Передовое все конечно же принимается и перенимается, но только как дополнение к «заветам». Как показывает практика, от своего опыта предков, значит от своей же культуры отношений отказаться невозможно. Система использует смирных, использует кровнородственные связи, как и раньше, как в прошлые века по неведомым и незаметным социальным инстинктам. Так родовая система возрождается на государственном уровне, конечно это уже не тирания и не деспотия, как было в средние века. Но если приглядеться. Одеть в модную одежду можно и Чингисхана. Вот система нового старого мира и одевается. Настоящая «одежда» тут другая.

Цели традиционной элиты выглядят сверх меркантильными.

Это и есть влияние торговой цивилизации на род. Хотя консерватизм зерефов тут же превращается в тормоз. Если бы в те далекие времена кровь за кровь превратилась бы в смирение за смирение, это племя вырезали бы очень быстро. На современный лад смирение и покорность используется только государством. Но и это совсем не означает, что с эти согласны соседи. Смирные пропагандируют смирность в своих же интересах. С этой же целью они распространяют везде некий культ, очередной как обычно тут случается?

В это самое время цивилизация, которая есть серия превращений родовых коллективов в общину без памяти, объявило уже войну культурой. Чем бы ответили зерефы? А чем путешественнику Колумбу ответили индейцы араваки? Только любопытством и глупостью. Роду то или зерефам нечем ответить. Вот они и отвечают дисциплиной или внутренней администрацией. Они повышают дисциплину внутри себя, внутри социума. Автоматически. Чем больше будет цивилизация на них давить, тем больше будет автократии внутри зерефов. Чем больше демократии снаружи, тем больше тотальности внутри. Это симметричный ответ рода. Демократия может состоятся тут только военной сутью. Это скрытая, но военная демократия. А если только военной сутью, значит требуется состояние вечной «войны», точнее замены настоящей войны на войну внутреннюю. Почему же так происходит? Потому что местная элита создала свою корпорацию для торговли. Этот военный отряд в виде переодетых в гражданскую одежду людей приготовился торговать все народом. Но сам народ про это не знает. Про это знает только правительство автократа. Автократ знает как надо торговать.

Истоки.

Расцвет родового общества приходится на рабовладение. Рабовладение как выражение человеконенавистничества, вернее человеческой жестокости. В это время человек был страшно груб, в той же степени, как и человек неолитический, но грубость есть выражение войны природы. Грубость дает возможность выжить. Война, как внеэкономическое принуждение, составляет систему воспроизводства, следовательно и процветания рода. Слабейшие народы платили всем дань. А может даже и исчезли с лица земли. Цивилизация приучала любить цветастых бабочек, и пушистых кошечек и потому дорого платила всем грубиянам. Зере в этих делах нечувствителен, не сентиментален, у него нет гуманистических полутонов, да и вообще полутонов. Если он хочет, он получает – грубо, точно, инстинктивно и «по родственному». Он быстро находит себе подобного, не важно кого, его новым братом может быть мещанин другой национальности. Но лучше если он встретит своего земляка, вариант друга детства, однокашника, товарища по прошлой работе. В результате, если это «общество социализма», то правители будут – сплошь из посредственный троечников – бесхребетников и исполнителей. Если это общество передового рынка, то мафия будет из собираться из интернациональных мещан. А самые нижайшие ступени родовых корпораций в системе род – государство займут реально этнические родственники, они же торговцы или бандиты.

Прежде чем человек грубый стал человеком феодальным, перед глазами его этноса пролились потоки чужой и своей крови. Они передали ему по этнической памяти культуру поведения. Эти перипетия кровавого общения и потоков крови и дали человека рабовладельческого, прежде чем рабовладение перестало иметь экономический смысл.

Право на свободу есть право на частную собственность.

Как известно, родовая община имеет коллективную собственность и индивиды ее имеют только личные вещи – талисманы талисманов. Индивидуальную свободу отрицает сама жизнь. Это выстраивающийся в любою минуту военный строй или выступающих для откочевки тележки. Родовой строй возникает на лимите материального воспроизводства. Вообще лимите. Это война всех в первую очередь с природой и злыми соседями, также страдающими от природы. Поэтому подобно капитализму, который вынуждено национализирует банки и сырье на момент военных действий с другим империалистическим государством, родовая община «национализирует», вернее обобществляет все вещи обихода. И происходит это через дисциплину и иерархию. Чтобы противостоять мировому роду или роду мира. Таковы законы бытия.