Зереф. Порядок – война

что такое талисман

В одиночестве, после боя или охоты он переносит переживания на неодушевленный предмет. зереф шепчет какие то заклинания. Он трет чурку об чурку, зуб об камень. Это успокаивает. Это дает вдохновение на следующий день, для следующей охоты. Так появляется талисман, предтеча талисмании. Талисман- это религия одинокого человека. Язычество – религия язычника. Хотя все зерефы живут в коллективе. Никто не может ему посочувствовать. Все братья сочувствуют только больному, немощному. Коллектив родственников – это коллектив помощников только в момент опасности. В мирное время этот строй превращается в иерархию. Негатив и агрессия переходит на внутренне потребления. Отсюда у зерефа в руках его талисман.

Иерархия – это вероятность опасности, значить неизвестное что -то впереди. Воин не знает переживания. Воин занет только страх. Но он не должен его показывать. Что кажется работой сознания, разума на самом деле является рабочим состоянием. Никто же не скажет, что волк переживает. На морде хищника нет даже мышц, кроме для захвата. Зереф мобилизован в любую минуту бросится на защиту – рода, семьи, территории. Он знает приказы и место в строю. Он знает свою силу. Вне боя и боевых действий заняться его нечем. Тут он одинок. У родового есть семья, есть родственники, он человек клана. Но он выглядит одиноким. Почему? На самом деле он рад помощи, но не может доверить свои страхи. Он – воин. Мужество – добродетель всего язычества. Еще раз, воин дисциплинирован и одинок. Это биологическая машина для войны. Его одиночество определено суровостью жизни и обеспечено системой родства. Вся жизнь проходи в виде ритуалов, автоматических действий, повторения опыты других. Отец передает сыну навыки охоты и бытия, потому что он отвечает за сына перед коллективом до самого взросления. Круговая порука родственников также имеет экономическую и социальную причину. Каждый отвечает за каждого. Отец за сына, кровь за кровь, око за око. В генах это информация как в музее. И поэтому консервативные элементы всевластия старого поколения на современный лад легко просчитываются. Молодые умолкают и устраняются, старые возвращаются в круг и ведут воспитательную беседу. Беседа – это условность. По другому – активный образ зерефной жизни.

Современный кризис, таким образом, не может не вызвать рецидивы музея. Потому что при родовом строе старость – это не только признание дисциплины, это доверие жизненному опыту. Музеи выстраиваются один за одним. Культ павших, культ предков, культ стариков цветет. Все обращено назад. Впереди вождь, а сзади культ. Посредине пустота. Ничего нет.

Живущие в одной обстановке, среди природной стабильности при постоянстве окружающей среды, не нуждаются в инициативе сверх активных одиночек. А нуждаются в дисциплине и подчинении тоже из-за суровости того же самого климата и обстановки. Старики, как только им дается слово, снимают с себя какую – либо ответственность, в худшем случае перекладывают ее на далеких предков, в лучшем случае на вождя, – на оба фактора одновременно. Это не значит, что они его изобличают. Нет. Они говорят, что доверяют его инициативе. Так у зерефов снова получается диктатура, воспроизводящая очень древнюю ситуацию. Зерефы не берут на себя ответственности. За всех может ответить только род. Он и берет. Впереди вождь, сзади культ. Остальное переносится в стан врагов.

Маразм.

Впереди вождь, администрация, его люди, сзади обязательно общие предки, – новый отряд готов. Это и есть род. И рядовые общинники, по современному граждане, не признают никого, потому что не видят себя. Не видят себя, это означает не уважают себя. Это объясняет зависть слабых созданий от мнения сестры или брата. Самый приятный всем субъект – немощный и не воспроизводящий семени старец. Круговая порука заставляет любить эту физическую развалюху на все случаи жизни, а в трудные периоды с особенной силой. Эта сила отчаяния, которая замещает мирную зависть. Все поколения снимают с себя ответственность, остается лишь то, которое не может даже физически ответить, не понимает, что происходит вокруг. Немой, глухой и беззащитный маразматик – получается идеал традиционного коллектива? Нет, эта ситуация дает сбои.

Язычество это – религия одиночек

Военная организация или псевдо военная, сохраняющая псевдо военную форму, диктует соответствующую религию. Путь родовой идеологии и религии. При родовом строе нет религии. Есть страх одних и тотальная свобода других. Страх – это рабы, а свободны – это господа. Это своеобразная дубликация стихии. Стихия символизирует страх, свобода – победу над стихией. Военное разделение. Рабы – бывшие противники из завоеванного племени. Боги также – властелины стихий. Кто властелин стихии – тот и свободен. Боги в этом смысле свободны. А царство первого господина подобно богам. Боги лишь дублируют земную усобицу между свободными. Бог воды, бог земли, бог дождя, дух очага, дух реки и прочие духи борются и побеждают стихии. Они в полной их власти.

Почему у некоторых диких племен еще осталась мумификация родственника. Родственник – обладатель души, который уходит со смертью. Но функция его духа не уходит. Он продолжает помогать даже после смерти. Такова его функция для коллектива родственников. И смерть не освобождает умершего от обязанности помогать. Зерефы все время обращаются к ушедшим в мир иной духам. Живые уверены и старики это подтверждают – умершие живы, они присутствуют всегда и помогают нам. Так старики завещали старикам – все время сообщать, что они живые. Какие переживания зерефы испытывали при жизни, такие переживания остались и после смерти. Что делали, что обязаны были делать – на благо рода, никто от ответственности их не освобождал. И после смерти обязан делать тоже самое. Другого сакрального мотива в общине нет. Род – это философия родового мира, коллектива. На потустороннюю жизнь переносится социальная норма. Это нормальная «родовая» норма. Весь социальный уклад был построен на таком мироощущении. И ничто не может сбить родичей с толку, потому что они не умеют и не имели никакой рефлексии. Других мыслей не возникает, потому что при родовой общине ничего кроме благе рода или семьи быть не должно. Это мягкое табуирование родственных отношений на потустороннюю жизнь. Если для одной части общины дано мужество, то для другой – оборотная сторона мужества – смирение. Так языческие боги могут сожительствовать в воображении с ушедшими родственниками, никто и не заметил, что это всего лишь проекция военизированной организации на облака. Такая же иерархия свободный – подчиненный, военизированный поход и помощь кровных родственников в любых обстоятельствах.