Салли постаралась успокоить подруг:
– Я совершенно уверена, что беспокоиться не о чем. Мы давно знакомы с графом: особняк Грейстоуна находится по соседству. К тому же могу сослаться на собственный опыт: он почти всегда располагал прямо-таки невероятными сведениями обо всем на свете.
– Он дал слово, что никому не расскажет о случившемся, и мне почему-то хочется ему верить, – медленно проговорила Августа. – В последнее время Грейстоун очень дружен с моим дядюшкой – ты же знаешь, Салли. И по-моему, он считал, что делает сэру Томасу одолжение, приглядывая за мной у Энфилда.
– Да, пожалуй. Впрочем, надо признать, что Грейстоун умеет держать язык за зубами. И верить ему, безусловно, можно, – легко согласилась Салли.
– Вы в этом уверены? – с беспокойством посмотрела на нее Розалинда.
– Абсолютно. – Салли поднесла к бледным губам чашку, сделала глоток и, решительно отодвинула чашку и блюдце на краешек столика. – Полагаю, мои храбрые подруги, нам удастся успешно завершить предпринятую операцию – как благодаря смелости Августы, так и благодаря моей привычке никогда не выбрасывать приглашения на приемы… Леди Энфилд, в конце концов, кое-чем мне обязана, но я, видимо, должна поспешить и воспользоваться своей привилегией.
– По-моему, я догадываюсь, что ты собираешься ей сказать, – шепнула Августа, наливая себе чаю. – Хотя в этом нет никакой необходимости. Ведь не только лорд Грейстоун извлек для себя пользу из сложившейся ситуации и счел вполне допустимым прочитать мне скучнейшую нотацию, но, уверяю тебя, я и сама извлекла урок из печальной помолвки бедняжки Розалинды. Во всяком случае, я никогда больше не стану записывать в дневник ничего такого, что могло бы потом быть обращено против меня.
– Ох, и я тоже – никогда! – Розалинда Морисси изо всех сил прижала дневник к груди. – Какое же он отвратительное чудовище!
– Кто, Энфилд? – мрачно усмехнулась Салли. – Да, он определенно ведет себя как негодяй, когда дело касается женщин. Впрочем, так было всегда. Хотя никто не решится оспаривать тот факт, что во время войны он храбро сражался.
– И все равно не понимаю, что я в нем нашла! – воскликнула Розалинда. – Куда приятнее, например, общество лорда Лавджоя. Кстати, что вы скажете о нем, Салли? У вас всегда самые свежие новости, несмотря на то что вы так редко покидаете свой замечательный особняк.
– Да, вы правы, мне не нужно далеко ходить, чтобы узнать последние сплетни, – улыбнулась Салли. – Рано или поздно все они сами приплывают к дверям «Помпеи». Что же касается Лавджоя, то я лишь недавно услышала о его чарах. И как мне говорили, чары эти уже не раз применялись. – Она взглянула на Августу. – Не так ли, дорогая?
– Пожалуй. На прошлой неделе я танцевала с ним у Лофенбери. – Августа вспомнила смеющегося рыжеволосого барона Лавджоя с блестящими зелеными глазами. – Должна заметить, что танцевать с ним вальс было в высшей степени приятно. И насколько я поняла, он скрывает какую-то тайну. Судя по всему, мало кто осведомлен о его жизни.
– По-моему, он последний в роду. Помнится, говорили что-то насчет его богатых имений в Норфолке. – Салли поджала губы. – Однако понятия не имею, какой доход приносят эти владения. Будьте предельно осторожны, Розалинда, иначе снова угодите в лапы охотнику за приданым.
Розалинда застонала:
– Ну почему все привлекательные мужчины страдают столь ужасными недостатками?
– Иногда бывает и наоборот, – вздохнула Августа. – Случается, привлекательный джентльмен первым обнаруживает массу недостатков в даме, которая, к несчастью, довольно сильно им увлечена…
– Мы снова обсуждаем Грейстоуна? – Салли проницательно посмотрела на Августу.
– Боюсь, что да, – вздохнула та. – А знаете, он просто взял и признался мне, что у него действительно есть список невест, которых он примеряет на роль будущей графини Грейстоун.
Розалинда с мрачным видом кивнула:
– Я тоже слышала об этом списке. Кто бы в нем ни значился, любая из них в конце концов поймет, что почти невозможно жить в соответствии с установленными им законами и правилами. Его жена Кэтрин умерла при родах в первый же год их брака, однако успела произвести на Грейстоуна поистине неизгладимое впечатление своими добродетелями.
– Наверное, она была само совершенство? – поинтересовалась Августа.
– Да, образцовая жена… или что-то в этом роде. – И Розалинда состроила гримаску. – Кого хочешь спроси. Моя мать хорошо знала эту семью и частенько приводила Кэтрин мне в пример. Я тоже встречалась с ней пару раз, еще в пору девичества, и, признаться, она показалась мне весьма самодовольной и скучной. Правда, это была настоящая красавица: похожа на Мадонну одного из знаменитых итальянских художников.
– Говорят, добродетельная жена дороже всех бриллиантов на свете, – шепнула Салли. – Но большинству мужчин это, в конце концов, приедается, как и совершенная красота. Так что, вполне возможно, у Грейстоуна уже изменились требования к супруге.
– О, совершенно определенно – нет! – заверила ее Августа. – Если подумать серьезно, становится ясно: он был бы несносным мужем для кого-то наподобие меня, с непредсказуемым и свободным нравом.
– А если подумать не очень серьезно?.. – легонько поддразнила ее Салли.
Августа нахмурилась:
– В наиболее мрачные минуты своей жизни я подумываю даже о том, чтобы серьезнейшим образом заняться изучением трудов Геродота и Тацита, забыть все свои статьи о правах женщин и заказать новый гардероб, где будут исключительно темные платья с воротником-стойкой. Но знаешь что обнаружила? Стоит мне выпить чашку чаю и несколько минут отдохнуть, приступ подобного безумия быстро проходит и я снова становлюсь сама собой.
– О господи! Надеюсь, все обстоит именно так. Я просто не способна вообразить тебя в роли добродетельной жены.
И Салли так громко рассмеялась, что смех ее привлек внимание всех присутствующих к дружной троице, восседавшей за чаепитием у камина. Дамы из клуба «Помпея» понимающе улыбались друг другу: так приятно было видеть хозяйку дома веселой.
Скрагз, заглянув в приоткрытую дверь гостиной, несомненно, тоже обрадовался смеху Салли. Случайно посмотрев в ту сторону, Августа заметила, как он наблюдает за своей хозяйкой из-под густых нависших бровей, и подумала, какое у него странное и печальное выражение лица.
Вдруг его удивительно яркие голубые глаза встретились с глазами Августы, он понимающе покивал ей и отвернулся. Она с изумлением поняла, что Скрагз молча благодарит ее за подаренную его хозяйке возможность так радостно смеяться.
Через несколько минут, покидая клуб, Августа чуть задержалась, чтобы заглянуть в книгу для записи заключенных пари, лежавшую у окна на невысокой подставке в ионическом стиле, и прочитала: «Мисс Л. С. поставила против мисс Д. П. десять фунтов, полагая, что лорд Грейстоун попросит руки небезызвестного Ангелочка еще до конца месяца».
В течение двух последующих часов Августа находилась в состоянии необычайного раздражения.
– Клянусь тебе, Гарри, на сей счет даже заключено пари, о чем сделана запись в книге клуба «Помпея». Забавно! – Питер Шелдрейк с томным изяществом потянулся, устраиваясь в кожаном кресле, и посмотрел на Грейстоуна поверх своего бокала с портвейном.
– Очень мило, что ты находишь это забавным. Лично я ничего забавного не вижу. – Гарри отложил гусиное перо и тоже взял бокал.
– Ну еще бы! – усмехнулся Питер. – В конце концов, ты почти ничего забавного не находишь и в своем способе подыскивать себе невесту. Да в каждом лондонском клубе заключают пари по этому поводу! Ничего удивительного, что и в «Помпее» тоже. Ты же знаешь: Салли и все те эксцентричные особы, которых она коллекционирует, изо всех сил стараются не отставать от мужчин. Так это правда?
– Что именно? – Гарри в бешенстве обернулся к своему молодому собеседнику.
Питер Шелдрейк явно скучал. Что ж, весьма распространенный недуг среди джентльменов высшего света, особенно среди тех, кто, подобно Питеру, провел последние несколько лет в Европе, ввязавшись в опасные военные игры с Наполеоном.
– Не морочь мне голову, Грейстоун. Ты действительно собираешься просить у сэра Томаса разрешения на помолвку с его дочерью? – терпеливо уточнил свой вопрос Питер. – Да ладно тебе, Гарри! Ну хотя бы намекни, а? Мне ведь тоже хочется использовать обстоятельства в свою пользу. Ты же знаешь, мне и дела нет до этих пари… – Он помолчал и снова усмехнулся. – Нет, ну надо же: пари, да еще по такому поводу!
А Гарри как раз обдумывал сам повод.
– По-твоему, Клодия Баллинджер могла бы стать достойной графиней Грейстоун?
– О господи! Конечно, нет, приятель, нет! Если говорить об Ангелочке – это же сама добродетель! Образец. Эталон. И, честное слово, так похожа на тебя! Соединившись в браке, вы только усилите худшие качества друг друга и самое большее через месяц после свадьбы поймете, что уже осточертели друг другу! Поинтересуйся у Салли, если мне не веришь: она, между прочим, со мной согласна.
Гарри вскинул брови:
– В отличие от тебя мне вовсе не требуются бесконечные приключения. И я определенно не желаю заполучить в жены искательницу таковых.
– Вот здесь-то ты и заблуждаешься, друг мой. Я проанализировал положение вещей весьма серьезно и смею предположить, что тебе как раз и нужна такая: живая, склонная к авантюрам.
Питер резко поднялся на ноги и прошел к окну. Закатное солнце вспыхивало в его искусно причесанных светлых волосах, высвечивало красивый изящный профиль. Он, как всегда, был одет по последней моде. Элегантно повязанный галстук, отглаженная и туго накрахмаленная сорочка с защипами прекрасно дополняли его безупречно скроенный сюртук и плотно облегающие бриджи.
– Это тебе все не сидится на месте и хочется получать встряску за встряской, Шелдрейк, – спокойно заметил Гарри. – Это ты умираешь от скуки с тех пор, как вернулся в Лондон, и слишком много времени уделяешь своим туалетам, слишком много пьешь и играешь.
– Зато ты похоронил себя в этом кабинете среди древних греков и римлян! Признайся, Гарри, ты ведь тоже скучаешь по той жизни, какую мы вели на континенте?
– Ничуть. К счастью, я действительно очень увлечен историей Древнего мира. И что бы там ни было, Наполеон наконец-то убрался с нашего пути, так что теперь у меня есть кое-какие дела и здесь, в Англии.
– Ну конечно!.. Ты должен присматривать за своими поместьями, исполнять свой долг перед титулом. Что же, честь тебе и хвала! Да, вот еще что: ты должен жениться и произвести на свет наследника. – Питер одним глотком допил вино.