Простая история

Но он был явно занят. Сидел с напряжённым лицом и тихо ронял с микрофон короткие фразы. Говорил таким спокойным голосом, что это даже удивляло Николь. Так и казалось, слушая эти невозмутимые реплики, что Джеф, развалившись на диване, отдыхает и для развлечения ведёт самолеты. Он, слушая что-то, иногда бросал:

– Подтверждаю. Ваше место? Как слышите? Доложите. Правильно. Понял. Сохраняйте. Время двадцать часов четырнадцать с половиной минут. Проверю. – Что-то переключил. – Даю новое разрешение…

Николь слушала размеренный поток цифр, который для неё ничего не значил.

– Сохраняйте, – Джеф опять протянул руку, нажав неприметную кнопку, сказал в никуда:

– Тони, возьми себе шестьсот тридцатый. – И почти сразу, переключив снова что-то на пульте, произнёс: – Шестьсот тридцатый, работайте с подходом.

– Стив Торнтон, – услышала Николь над собой.

Подняла глаза: оказывается, это представился добравшийся до неё высокий толстяк без пиджака и с закатанными рукавами, снимая воображаемую шляпу и одновременно придвигая Николь кресло. Она робко кивнула, окидывая взглядом его внушительную фигуру, благодарная почти до слёз, что она может сесть и не привлекать к себе внимание. Дик Келли переместился к стенке, сел на стоящий там мягкий стул, откинув назад голову и закрыв глаза – словно задремал. Стив, нависая над ней как скала, приглашающе, но настойчиво, указал на кресло.

Она снова представилась, растерянная и смущённая. И уселась.

Стиву понравилось такое отсутствие жеманства. Услышав имя, которым Джеф полоскал ему мозги целых четыре с половиной месяца, он заинтересованно воззрился на неё, без какого бы то ни было, хоть маленького, приличия.

– Так ты Николь! Как же, помню. Ты нас всех здорово удивила, догадавшись позвонить по мобильнику, когда пропала связь. – Он осторожно пожал протянутую для приветствия руку. И с нескрываемым удовольствием добавил:

– Очень приятно, что ты сюда заглянула. Если честно: это большое облегчение для меня. И посекрету: огромная радость для Джефа, – он заговорщицки понизил голос. – Он мне все уши о тебе прожужжал: каждое дежурство напролёт у него одна тема – как там поживает Николь?

Николь подняла на него глаза, чуть-чуть улыбнулась и снова переместила внимание на Джефа. Стив, восторженно усмехнувшись про себя, отметил румянец, заливший её щеки. А она ничего, славная девчонка. Такую вот, без выкрутасов, Джефу и надо, чтобы вернуться к нормальной жизни. Стив щёлкнул пальцами, заставляя Дика у стены открыть глаза. Спокойно сказал:

– Николь, если хочешь, Дик тебе может устроить мини-экскурсию. Сводит наверх, посмотреть на поле – там интереснее. А здесь у нас довольно скучно. Одни мониторы и все в них уткнулись. Тебе тут будет не с кем говорить.

– Мне и не хочется говорить, – сказала Николь.– Я буду молча сидеть и мне не надоест. Мне тут нравится.

– Тогда устраивайся, Николь, как тебе удобно,– хмыкнул Стив. Ну ещё бы. Тут Джеф: она ведь к нему приехала. Он взглядом снял напряжённую готовность Дика. Подмена диспетчера тоже не сахар. Посоветовал: – Тут все стулья на колесах, езжай куда хочешь. Только, в самом деле, – молчи, Джефа не отвлекай. Иногда выдаются небольшие окна между проходящими бортами, тогда можно будет размяться.

– А можно я рядом с ним сяду, за столом, чтобы смотреть, что он делает?

– За пультом, – автоматически поправил он. – Располагайся, пожалуйста, только под руки не лезь. – Стив засмеялся и подмигнул ей.

Она подтянула кресло к рабочему месту Джефа, тихонько устроилась рядом с ним, чуть позади, чтобы не мешать его движениям. Перед ним стоял компьютер, который, на взгляд Николь, ничем не отличался от обычного, всё было достаточно обыденно. Даже то, что на экране монитора вырисовывались причудливые фигуры, как геометрически разрисованная поверхность земли, если смотреть из самолета: в конце концов, во всех фирмах на экран постоянно выводится одно окно программы, в которой работают все сотрудники. Вон, у папы на монитор смотреть не интересно совсем: там постоянно длинные строчки букв на голубом фоне. Он только иногда переходит в другое окно, чтобы посмотреть, как работает то, что он написал. У Джефа экран был гораздо интереснее: постоянно что-то менялось. Все эти фигуры очень отличались по цвету, на них тонко нанесены разноцветные линии, на которых моргали яркие точки, какие-то овалы или квадраты с округленными краями.

Почему-то сбоку, а не привычно внизу, находилась панель управления с массой кнопочек разного размера. Каких только мелких рисунков там не было! Пара циркулей, бинокль, часы, стрела, похожая на молнию, облако с дождем. Масса стандартных кнопок для работы в любой программе, которые были хорошо знакомы Николь. Пара длинных шкал с делениями, над одной из которых было написано: "масшт.", длинная клавиша внизу с надписью "пеленг", ещё очень много таких, назначение которых Николь не могла даже вообразить. Иногда в углу экрана, явно по умолчанию появлялось окно, которое Джеф через некоторое время убирал.

Николь пыталась посчитать все эти кнопки и не смогла: настолько быстро изменялось изображение на экране. Джеф постоянно манипулировал этими клавишами управления с такой скоростью, что Николь не успевала проследить его реакции и основное меню на экране монитора, при всём постоянстве, казалось каждый миг неуловимо изменяется тоже. Джеф, при этом всё время что-то ясно и чётко говорил в микрофон негромко, ровным тоном, не отрывая глаз от экрана.

Николь заворожённо следила, как он протянул руку, задев плечо Николь, едва скользнул по ней невидящими глазами, нажал какую-то кнопку на аппарате, расположенном рядом с монитором.

– Справка. Вызовите реанимацию, у меня на борту сердечный приступ. Женщина, пятьдесят шесть лет, сахарный диабет, – и переключая что-то на пульте: – Джон, девяностый борт AA, ситуация класса Е. Тони, возьми двести двадцать седьмой UA.

Рядом тихо щёлкнуло и донесся отчетливый голос: – "Вторая очередь на одиннадцать R". Джеф переключил что-то и голос исчез. Николь он вдруг показался далеким, строгим, жёстким.

Замерев на месте и непроизвольно стараясь дышать потише, она следила, как он кладёт левой рукой трубку телефона и одновременно говорит в микрофон:

– Контроль. Подтверждаю. Как слышите? Доложите. Ветер сто тридцать град. Семь, порывы девять метров в секунду. Нижняя кромка сто метров.

– Принимается шестьсот тридцатый на одиннадцать L – брякнуло негромко возле микрофона у Джефа и она даже не определила, откуда идет звук. Слышалось негромкое потрескивание, шумы, как бывает в мобильном телефоне при удаленной станции, когда даже голос искажается и только тут Николь заметила, что Джеф снял на время наушники. Она следила глазами за Джефом, улавливая все разговоры краем сознания. Рассматривала Джефа.

– Шесть минут, Фред, поторопи, иначе сто седьмой проутюжит им макушки, – снова щелчок. – Ники. Ты набираешь дом? Время – двадцать тридцать четыре, – он коротко взглянул на Николь, и она даже не сразу сообразила, что он обращается к ней. – Борт девяносто AA, реанимация вас ждёт, работайте с подходом. Удачи.

Джеф почти с сожалением услышал далёкое ответное "спасибо", что совсем не обязательно и это его всколыхнуло. Досадливо нахмурился – его настройка на поток хоть и оформилась в нём, но явно была недостаточной. Затем протянул руку и, не глядя, дотронулся до Николь, чтобы привлечь её внимание:

– Не волнуй родителей напрасно. Пожалуйста. И не отвлекай меня: я слышу, что ты не звонишь, – он переключил тумблер, переходя с аварийного канала на обычный. Хорошо бы, если за дежурство не пришлось больше им пользоваться, но это вряд ли. Уже на подходе двадцать четвертый и ситуация у них весьма и весьма серьёзна.

Даже минимальная проблема на борту подразумевает общение на специальных каналах связи с присвоением класса происшествию, будь то поломка техники, метеоусловия или болезнь пассажира. Это заставляло мобилизовывать все силы, потому, что скорость расчётов в нестандартной ситуации возрастала, а решения требовали величайшей точности. Авиация не место для пассивной нерешительности: слишком высока стоимость ошибки. Фактически Джефу пришлось мгновенно перепрограммировать всю свою деятельность на сегодняшнее дежурство, вложив Николь в память, как одну из расчётных точек, не отражённую на экране локатора.

Всё время поток данных, почти без перерыва текущий сквозь мозг диспетчера, вынуждает его работать просто автоматически, что часто Джеф даже не замечал сам, насколько он похож на исправного робота. Масса коротких распоряжений и сходных операций, создавала своеобразный ореол, окружающий любую и часто действительно сложную траекторию. Несколько десятков переменных, постоянно находящихся в мозгу, которые ежесекундно корректировались, невозможно было бы удержать, если сбить привычную механику движений. Все манипуляции на пульте выполнялись не глядя. Может быть, у других иной стиль работы, но Джеф, работая как автомат, когда обрабатывал поступающую информацию, зверел от злости, если отвлекали. Он просто не выносил окна и перерывы в работе: они мешали ему потом вновь настроиться на приём нового потока данных.

Он был рад Николь и очень, но она нарушила настройку и замедлила, тем самым, его реакцию. При таком сложном дежурстве это было плохо. Ветер снова усилился, а Джеф всё ещё был не готов. Стив понял это мгновенно, не зря они столько лет вместе, кивнул недавно вернувшемуся Адаму. Тот заметно подобрался, словно перед прыжком. Стив сказал:

– Джеф, пятьсот первый UA передай Адаму.

– Сам бы справился – буркнул в себе Джеф, но спорить не стал, чётко называя координаты. Стиву виднее. Раз приказал, значит, видит необходимость. Исполнение приказа без раздумий было вбито ещё с академии. Сначала делай, как велено, потом чертыхайся сколько хочешь. Баррель молодец. Хороший из него старший по группе, внимательный. Оставалось два проблемных рейса, остальные все были в норме. Джеф почти закончил расчёты для проходящего "Боинга". Затем проверил перед передачей пятьсот первый, постепенно входя в рабочий режим.

Николь с любопытством разглядывала его твёрдый профиль, когда он поворачивал голову, почти неподвижные глаза, тонкие поперечные морщинки на лбу.

Он негромко почти без перерыва говорил что-то в микрофон, спокойно, разборчиво, всё время на одном уровне громкости. Иногда интересное, иногда не очень: то диктуя потоки цифр, то высказывая такие вещи, которые, наверное, что-то значили, но для неё были полнейшей абракадаброй. Он внушал Николь сейчас такую робость, что она не осмелилась его ослушаться. Набрала домашний номер. Ответила, мимолетно обрадовавшись, что нарвалась на маму.

– Мама? Я в аэропорту, у Джефа. Тут интересно. Да, после школы сюда поехала. Джеф после дежурства меня отвезёт.

– Двадцать четвертый, доложите, – сказал рядом Джеф и Николь торопливо нажала сброс, чтобы не мешать ему. Джеф быстро взглянул на неё, словно не видя: – Понял. Следуйте.

Тут до плеча Николь дотронулась чья-то рука и это было так неожиданно, что она вздрогнула. Оглянулась. Рядом стоял Дик, манил её за собой пальцем.

– Пойдемте, взглянете на поле. Это красивое зрелище.

Николь посмотрела на Джефа и, решив, что он всё равно никуда не денется, тихонько поднялась и пошла вслед за Диком наверх. Здесь не было такой глубокой тишины, которую только подчеркивали спокойные голоса диспетчеров внизу. И тут было светлее. Всё поле светилось разноцветными огнями, немного бледными в розоватом закате.

– А почему здесь везде окна, а там, внизу, нет? – Спросила она у Дика. Он остановился у самого стекла, высматривая что-то вдали, миг спустя ответил негромко:

– Здесь сидят наземные диспетчеры: подход, круг, руление, старт. Им обязательно нужен визуальный контроль, то есть надо видеть поле: как будет, например, диспетчер руления руководить движением самолета к полосе для вылета? Или диспетчер посадки должен иметь возможность определить, как освобождаются полосы. Какой самолет нужно направить на дорожку быстрой посадки, какой может спокойно двигаться по рулежной дорожке. А у нас, внизу, только те, кто работает непосредственно с воздухом. Нам окна не нужны – у нас есть локатор.

Николь огляделась. Здесь было просторнее, может просто из-за того, что тут были окна. Не то, что там внизу у Джефа: светло-серые стены и светильники на них, но всё равно, сидишь, как в яме. Она так и сказала Дику, на что он, отсмеявшись, заявил, что та ёмкость, в которой они работают, именно так и называется.

Отсюда, сверху, было видно и Джефа. Как он, напряженно склонившись к монитору, что-то говорит в микрофон, как что-то достает из ящика стола, как переключает рычажки на пульте. Вот взял чёрную трубку телефона, растянув провод. Она сразу поняла, что бесполезно пытаться услышать его голос отсюда, ей стало грустно. Та полутьма, которая клубилась серьёзностью в его "яме", не позволяла подняться оттуда ни единому звуку, словно держала их в своих мягких объятиях.

Её наблюдения прервал голос диспетчера рядом, своей острой резкостью привлекший к себе внимание Николь:

– Ронни, что у тебя? Сам себя ты без ножа режешь, а не меня!

Она оглянулась: весёлый кудрявый парень, глядя в окно, твёрдо говорил:

– Нужна полоса ноль-сорок через семь минут. Я предупреждал ещё полчаса назад. Вы там борт сами разгружаете, что ли? Кой чёрт, убирайте куда хотите, хоть пинком за дальний привод! У меня аварийный самолет! Что? Да не могут они его направить на девяносто третью! Я даже не уверен, что у них получится качественное выравнивание. Тягач есть – давай, тяни за кромку!

Рядом Дик сказал тихо, продолжая разглядывать что-то в обманном вечернем освещении на взлётном поле: