Коллекция королевы

– Добрый день, простите, но дверь была открыта. Я звонил несколько раз. Меня зовут…

Старик не дал ему закончить. Казалось, он ничего не слышит. Может, так и есть?

– Генрих! Не может быть. Ты пришёл! Именно сейчас, когда мне осталось так мало? Я умираю, значит это судьба. Я знал, я был уверен… Боже мой, я грешник, пусть так. И все равно она должна остаться в семье. Да, тогда я буду спокоен.

Совершено обескураженный, Михаил всматривался в лицо больного и, поражённый страшным фамильным сходством, сперва не ответил ничего. Но понемногу ступор стал проходить. «Генрих? Так звали его отца, на которого Миша был похож как две капли воды. Значит это дядя?»

– Господин оберштудиендиректор Гольдшмидт? Дядя Бенедикт? – неуверенно начал он, – меня зовут Михаэль. Генрих – это мой отец, он давно умер. Я пришёл Вас повидать, папа очень этого хотел . Так сложилось, что я оказался здесь. Я – военный хирург. Папа велел мне выучить ваш адрес наизусть. Подумать только, я… Но скажите, что с вами, может я могу помочь, я же врач!

– Нет, нет, мне уже никто… Михаэль? Сын Генриха, сын и наследник! Ты правда, Гольдшмидт? Что это я, подожди, мой мальчик. Не будем терять времени. Твоё лицо говорит громче слов и глупых бумаг. Даже родинка на левой щеке, наш фамильный голубиный коготок. Подойди ко мне ближе. Нет! Сначала запри дверь. – Старый человек привстал на своих расшитых шелком подушках и простёр желтоватую руку вперёд. Михаил повиновался. Он вышел, быстро запер дверь на засовы и вернулся к больному. Бенедикт дрожащими руками взял стакан, стоящий рядом с постелью и немного отпил. По комнате распространился запах аниса и валерианы. Потом он притянул к себе Михаила и зашептал. Иногда, обессиленный, старик замолкал и, откинувшись на подушки, давал себе немного передохнуть. Но потом, собрав последние силы, снова, помогая себе жестикуляцией, взволнованно ему о чём-то повествовал. И когда через добрый час он закончил, на небе уже зажигались первые звёзды.

По просьбе старика Михаил отыскал в бюро и подал старику маленький футляр красного дерева. Бенедикт отомкнул его серебряным ключиком, извлек металлический предмет сложной формы, показал племяннику и снова горячо зашептал. А когда кончил, велел немедленно спрятать. И военврач послушно убрал футляр в полевую сумку.

Но вдруг старик застонал, схватился за сердце и упал на спину. Последним движением он вложил в руки Михаила сложенную вчетверо бумагу и бархатный кошелёк.

Потрясённый молодой Гольдшмидт заметался. Но через несколько минут он как опытный врач понял, что душа Бенедикта отлетела. Ему ничего не осталось, как закрыть старому человеку глаза и позаботиться о похоронах.

Офицеру в его положении это было совсем не просто. Он вышел на лестничную клетку с намерением поискать соседей. И тут же столкнулся с солидным господином, который собирался уже войти. Это и был провизор, друг покойного Бенедикта.

Узнав о кончинет старика, он объяснил, что тот был давно очень плох. Можно только удивляться, как он прожил последние несколько месяцев. Михаил не вдавался в подробности. Он сказал только, что искал кондитерскую и услышал случайно стон. Что он как врач зашёл посмотреть, не может ли чем помочь. Но, к сожалению, медицина бессильна если…

– О, конечно – услышал он в ответ, – когда человеку за девяносто, у него аритмия и диабет, знаете ли… Но какой у Вас великолепный немецкий, господин офицер!

Молодой человек поблагодарил, тему развивать не стал, и услышал, что Людеке позаботится обо всём необходимом, вежливо распрощался.

Девушка подняла голову. «Небольшой рассказ» Оскара подошёл к концу, но про статуэтку в нём не говорилось ни слова! Оставалась ещё страница. Её пальцы нетерпеливо затеребили бумагу. Буквы от волнения и напряжения плыли перед глазами. «Надо успокоиться. Нет, она возьмёт себя в руки! Господи, ну теперь понятно. Это просто по-немецки!»

Ей потребовалось несколько секунд, чтобы переключиться с одного языка на другой. Перед ней была копия середины страницы рукописи, сделанной перьевой ручкой. Цветной ксерокс позволял увидеть выцветшие лиловые чернила. Почерк автора, впрочем, был хороший, чёткий, с трогательным нажимом и завитушками. Читать его не составляло труда.

…И потому я, Бенедикт Дамиан Гольдшмидт, не являюсь наследником работы нашего пращура – фамильного бесценного достояния Гольдшмидтов, этой великой страшной тайны, которая не даёт мне покоя и сделалась для меня смыслом и целью жизни. Сейчас идёт чудовищная война. Я ничего не знаю о законном наследнике Фельзер -Старшем сыне. Не знаю и о наших «русских» родных. Если бы был жив Генрих… Хорошо, я расскажу, пусть после моей смерти станет известно, что случилось. Я очень стар, об остальном должна позаботиться судьба.

В ранней юности я узнал историю таинственной статуэтки. Она не выходила у меня из головы, и я сделал всё возможное, чтобы её разыскать. Потратив кучу денег, времени и сил, я это сумел. Старший сын, а тогда это был Адольф Фельзер, поместил её подальше от Аугсбурга, чтобы избежать слухов – в Дрезденский национальный земельный банк. Тогда и я сменил место жительство и поселился поблизости. Я надеялся на чудо и ждал, и чудо произошло. Но что это был за день! Казалось, затрубили архангелы, извещая людей о часе Страшного суда. Не понимаю, как я спасся. Бомбардировка королевских британских войск превратила город в руины. Но я и тогда думал только о статуэтке, только о ней! Банк лежал в развалинах. Разве сумасшедший мог в такие минуты искать наше сокровище. Что же, я и есть сумасшедший! Я нашёл наследие предков, сумел добраться до безопасного места и снова спрятать его уже для нашей семьи до лучших времён. Я оставляю здесь в моём дневнике точные указания об этом. Я раскрыл секрет изваяния. Я назвал его просто – «Янус». К изваянию приложен ключ. Я твёрдо решил передать его и второй экземпляр плана только Генриху Гольдшмидт или его детям. Если этого не случится, то вручаю себя и Януса провидению.

Внизу более мелким шрифтом было начертано ещё несколько слов, и от руки нарисован план. Еще один маленький листок был вложен, судя по всему, позже. На нем Брук писал.

Я уже упоминал, что разные люди – официальные и нет – включились в эту игру. В последний момент я получил необыкновенные вести из Италии. Нашлись люди, связанные родственными отношениями с участниками нашей драмы. А среди них юристы. Они знают много больше меня о тайных пружинах происходящего. Я же руководствуюсь одной интуицией. А потому… Ты вскоре получишь посылку. Это странная штука из трех частей. О ней сказано – это ключ для Януса. А как его применить, подумай сама.

О. Б.

Глава 54

– Я больше не боюсь. И тебя одного не отпущу. Что бы не случилось, мы теперь будем вместе. Я знаю… вернее, почти уверена, что знаю, где это должно быть. Мы вместе пойдём и убедимся. А если там ничего нет… И прекрасно, тогда конец семейным легендам. После этого я сделаю тебе предложнние!

– Что ты имеешь в виду?

– Стасик, постыдись! Странные молодые люди нынче пошли. Что я могу иметь в виду? Я собираюсь выйти за тебя замуж, если ты ничего не имеешь против!

– Любовь моя, в том-то и дело. Я ничего не имею, и…

– Это ещё почему? Ты закончил университет, у тебя есть работа и докторский титул.

– Москва не Мюнхен! За такую деятельность как моя платят гроши. Не могу же я жить за твой счёт.

– Станислав, ты соблазнил порядочную девушку, а теперь хочешь… м-м-м помыться, вот! Ну почему ты хохочешь? Перестань целоваться и отвечай!

Небылицын довольно долго не реагировал на последнее, полностью отвечающее действительному положению вещей, обвинение. Но всё, кроме колеса, однажды кончается.

– Ох, ты меня порадовала! Очень похоже звучит, но всё-таки иначе. Ты хочешь сказать – смыться, то есть удрать? Я это самое как раз совсем не хочу. А потому… Я готов забросить своё искусствоведение к чертям собачьим и научиться зарабатывать деньги. И потом, если мы не поженимся, мне останется только уйти в монастырь.

– Слушай, лучше расскажи, куда мы пойдём. Кстати, как мы поступим, если и впрямь найдём проклятую штуку?

– Всё, что мы сейчас делаем, придумал дядя Оскар. Он нашёл новые документы. В них статуэтку именуют «Янусом». А с Оскаром вместе работают люди – специалисты с вашей и нашей стороны. Дядя Оскар сказал, мы с тобой должны один адрес разыскать. Она, вероятно, там. И если он угадал… ты помнишь ведь основной сюжет? «Римский заказ» наследует старший сын. Это мой папа, ему и решать.

Стас и Анна-Мари рука об руку вышли на улицу вечернего города. Огромная гостиница «Шератон», где они остановилась, съехавшись из Москвы и Мюнхена в этот город, высилась около залива. Улицы, ведущие к нему, стекали вниз как ручьи. А настоящие ручьи тоже струились по гранитным ступеням, звенели и змеились между искуссно разбросанных валунов, падали вниз из многочисленных фонтанов с фонтанчиками, создавая красивые каскады.

– Знаешь, название этого города значит… Ну, примерно – «Распространение реки». Может ты сумеешь сказать удачней? – девушка подергала Стаса за рукав. Он немного подумал.

– В вольном переводе что-нибудь вроде «растекания» или устья? Нет, не знаю, – развел руками он. – Я вот думаю об имени «Янус». Бог дверей… Ему были посвящены в Риме все ворота и двери. Помнишь, по-латыни «януа» – двери? А святилище его представляло собой просто арку… Понимаешь, ничего ужасного и порочного тут не должно быть!

– А как же выражение «двуликий» Янус? Иными словами – лицемерный, двуличный человек? – не согласилась Анна-Мари.

– Просто позднейшие наслоения. У римлян такого не было. Янусу была посвящена утреняя заря, позже он стал богом всякого начала. А вот изображали его бородатым дядей с двумя лицами, обращёнными в разные стороны. Постепено его предназначение забылось, а воплощение начали вкривь и вкось толковать, – объяснил Стас.

По обеим сторонам Вокрентерштрассе окружали узкие средневековые дома. Господствовал красноватый цвет с редкими всплесками белых фигурных фасадов. Прямоугольные окна, забранные мелкими переплётами, обрамляли готтические арки. Анна-Мари подняла голову и поискала глазами номер дома.

– Люблю черепичные крыши. У нас в Баварии их очень много. Здесь куда меньше, разве что на этой улице. Смотри, вот и он!

– Ты мне до сих пор ничего не объяснила. Что это? Куда мы пришли? Я слышал от тебя только странную формулу: «Дом – дерево – дом».

– Это городской музей. Давай войдём. Дом был построен в 1490-ом году и, несмотря на все катаклизмы, сохранился. Устоял даже в последнюю войну.

Стас слушал, но не очень внимательно. Он любовался.

– Ан-ри!

– Что такое? Ты это о чем? Какой ты несерьезный!

– Это я тебе имя придумал – взял от твоих обоих по кусочку. Правда красиво звучит? Ну, не сердись. Я одним ухом… Да, а где деревья, около дома с двух сторон?

– Имя сейчас же забудь, оно мужское. А деревья… это одно дерево, оно внутри. Ты как сказал? Дом – дерево – дом? Нет, неправильно. Слушай меня внимательно. Надо – «Дом – дереводом»! Понимаешь? Пошли скорей. Нас директор ждет!

Стас поглядел на остроконечную двускатную крышу, плоский ступенчатый фронтон, удивленно покрутил головой и покорно последовал за своей «Анри».

Высокие своды и толстые деревянные балки, освещённые неярким светом, казалсь, не обещали ничего необычного. Небылицын сумел по достоинству оценить удивительное позднеготическое жилище остзейского негоцианта только когда они спустились в подвал. Директор встретил молодых людей. Он повел их по музею и стал рассказывать.

– Вот взгляните. Этот дубовый ствол стоит на огромном валуне и держит весь дом – первый этаж и перекрытия, – гордо указал директор на мощную центральную колонну.

Стас посмотрел наверх: «Вот оно, дерево!» Мощный дуб от комля до вершины, казалось, рос и сейчас и вырастил вкруг себя стены, потолки, кровлю и перекрытия. Он раскинул свои гигантские руки и вошёл, как кровеносная система в его плоть.