– Разве?
– Полиции ведь тоже приходится иметь дело со всякими вещами вроде тех, которые люди забывают в метро. Среди них и всякие гадости попадаются. Папа рассказывал, что как-то раз на станции Гиндза нашли мужскую сумку, сделали объявление, но за пропажей так никто и не явился. Спустя несколько дней сумку передали в полицию, а там внутри оказалась дорогая женская юката[59 - ?? (юката, букв. «одежда для бани») – традиционная японская одежда, летнее повседневное хлопчатобумажное, льняное или пеньковое кимоно без подкладки. Сегодня юката надевают главным образом во время отдыха, носят как дома, так и на улице.], вся в пятнах крови, и длинные деревянные палочки сайбаси[60 - ?? (сайбаси) – палочки из дерева или металла, используемые для приготовления еды. Обычно они в 1,5–2,5 раза длиннее обычных палочек-хаси (?), которыми пользуются для приема пищи.], тоже перепачканные запекшейся кровью.
– Так это было… ох, ну ничего себе…
Юи с горечью призналась себе, что в тот раз она не испытала особенного волнения – ей показалось, что подруга рассказывает всего лишь тоси дэнсэцу, одну из страшных токийских историй, не имеющую никакого отношения к реальной жизни.
– Да, именно, – подруга-полицейская с энтузиазмом кивнула, – это было убийство. Повар, работавший в одном из дорогих ресторанов в квартале Гиндза, убил свою жену во время ссоры, заподозрив ее в измене. Удар был такой силы, что палочки вонзились прямо в сердце и женщина умерла мгновенно. Должно быть, он решил, что поезд увезет улики подальше от места преступления, но сумку нашли почти сразу же, а его вычислили по камерам наблюдения. И о чем только люди думают…
– Да уж…
– Папа называет таких «любителями». Говорит, человек так теряется после убийства, что совсем ничего не соображает и совершает ошибки одну за другой. Таких преступников всегда с легкостью ловит полиция.
– Но ведь есть и другие, – возразила Юи.
– Верно, – подруга кивнула и, помолчав немного, добавила: – Есть те, кто планируют убийство заранее и тщательно продумывают, что они будут делать дальше. Таких преступников можно назвать «профессионалами», они никогда не убивают случайно и не теряют голову. Такие по-настоящему безжалостны.
– Вот как…
– Да, именно.
Они сидели друг напротив друга за столиком в кафе неподалеку от школы. Подруга-полицейская рассеянно ковыряла пластиковой вилкой пышные панкейки, политые кленовым сиропом. Над двумя чашками сладкого капучино вились едва различимые усики пара. Через большое окно в помещение лился яркий солнечный свет. На улице было тихо, только в аккуратно подстриженной траве вдоль дороги стрекотали неугомонные насекомые. Прохожие не торопясь двигались по тротуару, несколько человек стояли на остановке автобуса. Женщина в легком платье и босоножках, державшая в руке пакет из магазина «Кинокуния», прижимала к уху серебристый сотовый телефон, улыбаясь чему-то, что говорил ей собеседник. Казалось, в том мире за окном просто не могло произойти ничего подобного.
– А тот мужчина… жена правда ему изменяла?
– Кто знает. – Подруга Юи пожала плечами. – У меня был парень, который ревновал меня ко всем моим друзьям, хотя причины никакой не было. Даже ударил меня однажды. – Она подняла руку и легонько прикоснулась указательным пальцем к левой щеке. – Так врезал, что в скуле трещина была, а лицо опухло так, будто меня ужалил шершень-убийца. Пришлось пропускать школу. Отстал только после того, как папа с ним поговорил. А так сразу и не скажешь, на вид – тщедушный очкарик. Ревность, знаешь ли, придает сил… представь себе – палочками нанести удар в самое сердце, на такое не каждый якудза способен, а тут – самый обычный человек. Наверное, от ревности у него совсем в голове помутилось, какая разница, изменяла ему жена на самом деле или нет. Папа говорит, что истинная причина преступления скрыта в самой психике преступника, а не во внешних обстоятельствах.
– Вот как…
– Да что ты все только поддакиваешь, Юи-тян! – рассердилась подруга-полицейская. – Ведешь себя так, будто тебя это совсем не касается!
– А разве… – удивилась Юи, – разве меня это касается?
Подруга хмыкнула, но продолжила свой рассказ:
– Папа рассказывал, что однажды повара навестил молодой человек, представившийся постоянным посетителем ресторана, где тот работал. Вообще-то, в полицейской тюрьме[61 - ??? (кэйсацусё) – «полицейская тюрьма», куда подозреваемого помещают на время следствия.] навещать его могли только родственники, но они отвернулись от него сразу после произошедшего, и полиция пошла ему навстречу. Все-таки он не был жестоким человеком, просто его ослепили чувства. Он очень жалел о содеянном, плакал с утра до вечера и твердил, что сам не знает, что на него нашло – как будто им овладел злой дух и перед глазами будто красная пелена была. Но после разговора с тем молодым человеком он успокоился.
– Вот как…
– Да прекрати уже!
– Извини. – Юи виновато опустила глаза. – Я просто не понимаю, какое это имеет отношение к работе станционной служащей…
– Ты правда не понимаешь? – Подруга-полицейская обвела взглядом помещение кафе, и Юи машинально повторила ее движение.
Через столик от них сидела еще пара школьниц. Перед одной из девочек лежала раскрытая тетрадь – она склонилась над ней так низко, что длинная, крашенная в рыжий цвет челка полностью скрывала ее лицо, а вторая ей что-то объясняла. Еще в кафе был одинокий юноша в строгом костюме – на вид студент старшего курса или преподаватель, хотя, может статься, просто офисный служащий. Он с задумчивым видом смотрел на подвешенную на стене за кассой меловую доску, на которой разноцветным мелом было написано меню и нарисованы десерты, и вертел в пальцах серебристую ложечку для кофе. Перед ним стояла чашка эспрессо.
Теперь, сидя со связанными руками и ногами в деревянной пристройке одного из домов в частном секторе неподалеку от станции Синдзюку, Юи представляла себе эту сцену так же отчетливо, как если бы она произошла сегодня утром. Ей показалось, что она даже различает слабый кофейный аромат, витающий в воздухе, и видит подсвеченные лучами солнца крошки печенья на столе, отбрасывающие крохотные причудливые тени.
Ватанабэ
Александр внимательно рассматривал фотографии на небольшом информационном стенде, переводя взгляд с одного лица на другое. Со стенда на него смотрели четверо мужчин средних лет, – возможно, если бы он встретил их на улице, решил бы, что они обычные работяги: не из тех, что на особенно хорошем счету у начальства, вероятнее всего любящие пропустить вечером несколько лишних кружек пива или рюмок сакэ в компании друзей и, может статься, время от времени имеющие небольшие проблемы с законом. В любом случае, даже если бы он в точности не знал, кем они являются в действительности, ни с одним из них ему бы не захотелось познакомиться поближе. Лица на фотографиях были откровенно отталкивающими. У одного из преступников верхнюю губу надвое разделял уродливый рваный шрам, придавая ему сходство со злобным демоном со старинных гравюр эпохи Эдо. Рядом с фотографией самого молодого, долговязого и тщедушного на вид парня были указаны его характерные привычки: «грызет ногти» и «нюхает свои руки». Надписи сопровождались соответствующими рисунками полицейского художника – несмотря на то что рисунки были сделаны в стиле манга, Александр невольно поморщился. Первые три фотографии, помимо возраста, примерного роста, времени, когда был сделан снимок, и особых примет, сопровождала поясняющая надпись крупными иероглифами: «Убийца. За любую информацию, полезную для расследования, денежное вознаграждение три миллиона иен[62 - Примерно 1,7 млн рублей по курсу первого квартала 2018 г.]. Звоните по номеру местного отделения полиции. Звонок бесплатный». Четвертое фото, на котором был запечатлен сорокалетний мужчина с узкими глазами, приплюснутым носом и почти без бровей, было немного больше других, заключено в ярко-желтую рамку, и надпись рядом с ним тоже отличалась: «Убийца. Разбойные нападения с применением огнестрельного оружия. Главарь банды. За любую информацию, полезную для расследования, денежное вознаграждение шесть миллионов иен!!! Звоните по телефону…»
– А так сразу и не подумаешь, сколько горя они принесли…
Он обернулся на голос и встретился взглядом с полицейским, стоявшим чуть поодаль и тоже задумчиво рассматривавшим лица объявленных в розыск преступников. На вид офицер был еще совсем юным, как будто только вчера окончил университет и полугодовой курс в Полицейской академии. После разглядывания грубых физиономий закоренелых преступников видеть обычное лицо было неожиданно, так что Александр слегка опешил и сначала невежливо уставился офицеру прямо в глаза, в которых читалась доброжелательность, смешанная с любопытством, прежде чем пробормотал:
– Да уж, я бы никогда не догадался… особенно насчет этого… – Он указал пальцем на мужчину, за информацию о котором предлагалось целых шесть миллионов иен. – Такой страшный преступник!
Полицейский сдержанно улыбнулся:
– Вы, наверное, здесь по работе. Американец?
– Нет. – Александру вспомнилось, что японцы и раньше почему-то часто принимали его за американца и называли «амэрикадзин-сан», – может быть, просто потому, что с их точки зрения русские и американцы были на одно лицо. – Я из России.
– О-о, вот как, – многозначительно протянул полицейский. – Честно говоря, я почти ничего не знаю о вашей стране, хотя в Токио люди отовсюду приезжают. Разве что как-то раз пригласил свою девушку в ресторан русской кухни в квартале Гиндза.
– И как? Вашей девушке понравилось?
– Мы с ней вскоре расстались, – сказал офицер и тут же смущенно рассмеялся, схватившись пальцами за козырек форменной фуражки. – Как неловко получилось: будто мы расстались из-за русской кухни!
– Точно не из-за нее? – стараясь не улыбаться, уточнил Александр.
– Нет-нет, русская кухня очень вкусная, правда! Как это… соря… – он нахмурился, пытаясь выговорить непривычный звук – …сорянка… и пиросики… К тому же в ней гораздо больше вегетарианских блюд, чем в японской, и моей девушке это подходило.
– Вот как… у вас почти похоже произнести получилось.
– Это вы просто из вежливости так говорите.
Он почувствовал, как тягостное напряжение последних дней постепенно оставляет его, и уголки рта сами собой поползли вверх. Когда полицейский смеялся, то казался совсем мальчишкой, и зубы у него, в отличие от зубов у большинства японцев, были на удивление ровные – только один из верхних резцов был чуть повернут боком. Александру пришло в голову, что мать, должно быть, специально отвела сына к стоматологу еще школьником, чтобы ему немного искривили зуб[63 - Процедура намеренного искривления ровных зубов называется «яэба» (???), что в переводе означает «сдвоенный/искривленный зуб». Идеально ровные зубы, согласно современным японским стандартам красоты, считаются непривлекательными, поэтому по просьбам пациентов стоматологи могут специально искривить им зубы.].
– А вы ничуть не удивились тому, что я разговариваю по-японски.
– Да-а, – офицер кивнул, – вообще-то, это довольно необычно: иностранцы редко могут сказать что-нибудь кроме «коннитива» или «аригато:»[64 - ????? (коннитива), ????? (аригато:) – «добрый день» и «спасибо».], но вы столько времени стояли перед этим информационным стендом, – он кивнул на плакаты с информацией от полицейского управления, – вряд ли вы просто любовались этими лицами.
– Я… долго здесь стоял? – переспросил Александр.
Полицейский взглянул на свои наручные часы.
– Выходит, больше двадцати минут. Я уже некоторое время наблюдаю за вами – сначала подумал, вы просто рассматриваете изображения, а потом понял, что вы читаете, – он указал пальцем на иероглиф???, «макото», означающий «истину», в имени одного из преступников, – вы удивились, увидев этот знак в имени подобного человека, – так мне показалось. Так что я сделал вывод, что вы владеете японским.
– Вот оно как…
– Туристы обычно так внимательно афиши театра Кабуки рассматривают. А вас, получается, преступники интересуют.
– Да нет, не то чтобы… – попытался возразить Александр, но по выражению лица своего собеседника понял, что его слова прозвучали неубедительно.
Полицейский перестал улыбаться, и его взгляд посерьезнел, из-за чего он сразу стал выглядеть старше. Нет, он все-таки не был юношей, еще вчера окончившим Полицейскую академию. На европейский взгляд, японцы всегда кажутся моложе своих лет. Александр посмотрел на его серебристый нагрудный знак, на котором по обе стороны от эмблемы Национальной полиции Японии располагались по две золотые полоски. «Зачем я это делаю? Все равно ведь не разбираюсь в их рангах…»