Ключи счастья. Том 2

– А что поделывает дядюшка? – спрашивает Штейнбах. – Кем он увлекается?

Соня краснеет.

– Как? Вы разве не знаете? Он обожает Лику. Они живут открыто, как муж и жена.

– В одном доме?

– Н-нет. Лика все там же, в больнице. Но они видятся каждый вечер. И… Лика ждет ребенка…

– Так неужели же она серьезно влюбилась? – вполголоса спрашивает Маня, как бы думал вслух.

– А почему бы нет? – со странной горячностью подхватывает Штейнбах. – Он красив и… далеко еще не стар.

– Ах, я не об этом, – задумчиво возражает Маня.

За десертом она вдруг спокойно спрашивает, обрывая виноград:

– Соня, а почему ты ничего не скажешь о Нелидове?

Все словно притаилось и замерло в комнате. Чувствуется, что все растерялись. Кинув быстрый взгляд на Маню, Штейнбах опускает ресницы и старательно чистит грушу. Соня глядит на подругу круглыми глазами. Спокойна, кажется. Только что-то напряженное в ее застывших бровях.

Маня ест виноград и улыбается.

– Господа! Что у вас за лица? Можно подумать, я спросила что-то неприличное. Разве о Нелидове не принято говорить в обществе?

– Да нет… я разве… Ты не спрашивала раньше… потому… Ну что тебе сказать?

– Он счастлив?

– Н-не думаю. Впрочем, кто его знает? Он женился.

– Ну конечно, счастлив, – сама себе спокойно отвечает Маня. – Катя Лизогуб как раз то, что ему нужно. А что он делает? Марк, почему ты мне не предложишь грушу?

– Сейчас очищу. И вам, фрау Кеслер? Или банан, может быть?

– Его выбрали в предводители дворянства осенью. И он очень польщен. Это я знаю от Климова. Потом он строит дом, помнишь, вместо того, что сгорел?

– Как это давно было! – мечтательно говорит Маня, глядя перед собой далекими глазами.

Фрау Кеслер давно спит. И Соня уже засыпает. Они вернулись из Гранд-Опера, и Штейнбах уехал к себе час назад.

Маня сидит на постели в одной рубашке, неподвижная, как изваяние, и белая-белая при нежном свете ночника.

– Соня… прости… я знаю, что ты устала, но ведь ты уедешь завтра…

– Что такое? Что такое?

– Пустяки… я… мне… надо спросить у тебя… Ты не сердишься?

– Что ты, Манечка? Бог с тобой! Успею выспаться в дороге… Я сама рада поговорить. – Соня сладко зевает.

– Ты… видала Нелидова, Соня? – как шелест, звучит робкий вопрос.

Дрема мгновенно рассеивается. Соня подымается на локте. Как выразительна фигура Мани! Плечи сгорблены, руки лежат на коленях, покорные. И волосы упали на плечи. И не глядит даже… Вот два пробило. Значит, она не спала совсем? И все думала о нем.

– Помнишь, я писала тебе, когда родилась Ниночка…

– Н-ну?

– Я писала, что нет у меня к нему ненависти… что я… благодарна ему за все.

С захолонувшим сердцем Соня садится на постели.

– Ты ему ничего тогда не говорила?

Теперь она подняла голову. О, жалкое личико! Глаза раненой лани. В них уже не сверкает гордость. Где ее ироническая усмешка? Весь вечер она была так весела. Так задорно смеялась. Казалось такой неуязвимой. Соне страшно чего-то.

– Нет, Маня, ничего я ему не сказала. Ведь он… уже женился тогда… И потому я его так долго ненавидела. Только когда Марк написал мне, что ты забыла его и что ты будешь на сцене, я согласилась встретиться с ним. Это было год назад, на Пасху. Он был у нас с женой, с визитом. Но я с ним почти не говорила, только с Катей. Дядюшка и папа часто бывают у них, – Соня смолкает и ждет. – Ну… что тебе еще нужно узнать? Спрашивай?

– Катя счастлива?

Соня видит, что Маня вытянула руки и хрустнула пальцами. Что сказать? Не может же она бросить Мане в лицо все «интимности», какие эта бесстыдная Катька открыла перед нею. Вспомнить совестно… Конечно, Катя могла приврать нарочно, в расчете, что все это дойдет до ушей Мани. И говорила-то, в сущности, с этой именно целью.

– Плоскодонная эта Катерина ужасно! Конечно, она сияет. Такую партию сделала. Она и за Климова готова была выйти. Ей все равно. Я ее не перевариваю, этот смех ее, голос…

Соня машет рукой и ложится.

– Спи, Манечка! Тебе завтра рано вставать на урок. А ты? Скоро ты повенчаешься с Марком?

Маня молчит. Соне жутко.

– Ты его любишь, Маня?

– Кого?

– Ну конечно, Марка!

– Да… люблю…

– И не разлюбишь никогда? Это уже на всю жизнь? – строго и страстно допрашивает Соня.

– Да-да… Я никого уже не буду любить. С этим кончено.

– Ну, слава Богу! Пора забыть эти глупости. Перед тобой такая чудная жизнь! Сцена, слава… И богатство, Маня! Это тоже много значит. Сколько добра можно сделать на деньги! У тебя дочь, такой друг, как фрау Кеслер. А Марк? Он ангел… и он тебя обожает…

– А ты? – вдруг после долгой паузы доносится тихий вопрос.

Соня быстро оборачивается.