Салфур: Тайны Запретного Леса

– Кто ты? – испытующе глядя на странное существо, протараторил Бран.

– Мое имя Одвал. Я странник, блуждающий среди ночного мрака, как и ты, Бран. Разница лишь в том, что ты – дитя человеческого порока, а я – дитя порока других, более темных существ, – растягивая каждое слово, подобно тому, как старые женщины растягивают шерстяные нити, собирая их в тугой клубок, проговорил сатир. – Но, думаю, мы с тобой очень похожи.

Слышать от монстра здравую речь было довольно непривычно. Более того, это создание уверенно заявляло о том, что мальчик подобен ему, а он подобен мальчику. Неужели это действительно было так?

– Откуда ты знаешь мое имя? – трепеща от беспокойства и сомнений, спросил Бран.

Мальчик отошел от незнакомца на пару метров, но по-прежнему пытался разглядеть в его вытянутом лице человеческие черты, то, за что можно было бы считать его безобидным, не диким коварным зверем, а покровительственным духом.

– Лес рассказал мне о тебе и других жертвенных детях. Я знаю все, что знает он. Но не бойся, я на вашей стороне, – сказало существо, загадочно улыбнувшись. – Зачем мне было спасать тебя от неминуемой смерти, которую мог принести яд вероломного растения? Просто я чувствую и понимаю тебя, Бран, намного глубже, чем твои товарищи по несчастью. Для них ты – обыкновенный сорняк, который можно вырвать в любой момент, не ощутив при этом ни малейшего угрызения совести, а для меня ты – венерина орхидея, редкая, удивительная культура, расцветающая лишь однажды.

Бран не совсем понимал загадочную речь, произнесенную странником, но четко улавливал его настроение. Совсем не агрессивное, скорее, снисходительное по отношению к нему, словно тот представал неким божеством или ангелом-хранителем, а юноша был всего лишь пророком, греховным человеком, на кого по воле небес снизошла спасительная благодать.

– Что вам нужно от меня, от всех нас?

– Ежели позволишь мне приблизиться, я поведаю обо всем, что тебя гложет. Расскажу, где искать ответы на пожирающие твой разум и душу вопросы.

Бран несколько мгновений размышлял над предложением, а затем, поддавшись острому импульсу заинтересованности, решился идти прямо к монстру, посмотреть в его ярко-желтые глаза, увидеть то, чего никогда не видел до этой роковой встречи.

– Я опущусь, чтобы ты мог смотреть мне в глаза. Так ведь принято у людей?

Существо опустилось на холодную почву и скрутило мощную широкую спину так, чтобы Бран мог чувствовать себя с ним в равных условиях.

– Так-то лучше. По своему происхождению я – сатир, хранитель Салфура – запретного для людей леса, добрый дух, что взыскивает покаяние с повинных и одаривает своей заботой ущемленных, – сказал Одвал, выпустив из широких ноздрей видимую сизую дымку, что было странным, ведь в лесу было не настолько холодно. Но Брана и это не испугало, он искал ответы, а сатир был готов дать их ему.

– Зачем вы следите за нами? – сказал мальчик, приблизившись, подобно Гераклу, совершающему очередной фантастический подвиг, к огромной животной морде.

– За вами? О нет, дитя, я слежу лишь за тобой, – ответил Одвал, указав своим толстым пальцем на Брана. – Твои друзья не ищут ответов. Они просто хотят сбежать. Им не нужна печальная истина бытия, они не готовы ее принять.

– Почему вы решили, что я готов? – отважно парировал Бран, задыхаясь от участившегося сердцебиения.

– Я это чувствую, осязаю. Твоя душа, все твои помыслы направлены на изучение, исследование, анализ выпавшего тебе и твоим соратникам испытания. Разве твой пытливый ум не просит дать ему свежей пищи, как просит заблудший путник куска хлеба и стакана чистой воды? Разве не ты осматривал на поляне бездыханное тело дикого кабана? Разве не ты пытался изучить его внутренности, дотрагиваясь до еще не остывшего сердца?

Бран задумался. Одвал будто бы читал его мысли, рылся в них, подобно тому, как голодная мышь рыщет в зерновом хранилище. Это пугало и настораживало, но отступить, сбежать, разбудить друзей и показать им сатира ему вовсе не хотелось.

– Но зачем тебе помогать кому-то вроде меня? Разве я не чужд лесу?

Сатир почесал редкую бородку, как бы обдумывая слова мальчика, затем заинтересованно произнес:

– Хочешь знать, что произошло в доме ведьмы на отшибе леса?

Бран потупил взгляд. Одвал не хотел отвечать на его вопросы, скорее, желал сам поглубже окунуться в размышления и помыслы юноши, вывернув их наизнанку. Но то, что произошло в ту ночь, все же занимало его мысли и, если был шанс узнать ответы, то почему бы не пойти на поводу у загадочного сатира? Одна часть Брана, более рассудительная и сдержанная, умоляла его покинуть бор, вернуться на лужайку и заплакать от дикого страха, а другая, любопытная и отчаянная, настоятельно шептала, науськивала, побуждала до капли высосать правду из этого существа, показать Одвалу, что тот не имеет ни малейшего права управлять мальчиком, дергать, подобно коварному, двуличному кукловоду, за тонкие нити его души.

– Хочу! – неожиданно резко выпалил Бран, сам не понимая, откуда вновь взялась эта загадочная сила, это желание исследовать все и вся, не боясь при этом за собственную жизнь. Будто это был не он, а другой, более жадный, неустрашимый Бран, который отнюдь не был человеком, скорее, разумным животным, подобно сатиру.

– Что ж, я поведаю тебе об этом, – выдохнул Одвал и посмотрел в бездонно-серые глаза Брана, начав рассказ о том, о чем юноша вовсе не догадывался. – Ава, та самая девушка с зелеными, как свежая трава, волосами и дивным обличием, которая к рассвету собирает травы, спасает выпавших из высоких гнезд маленьких ласточек и стрижей, кормит орехами белок у своего дома, к ночи перестает быть собой, – задумчиво говорил Одвал, стараясь не отпугнуть мелко дрожащего от неподдельного интереса Брана. – Ава правит лесным днем, Мара правит лесной ночью. Секрет в том, что на твою рыжеволосую подругу напала не Ава, а ее коварная сестра, которая сокрыта глубоко в девичьем теле до наступления призрачных сумерек. Она такой же дух леса, как и я, только вот из-за своей необузданной страсти убивать все живое Мара не может стать истинными хранителем, она способна лишь на душегубство, но не на прощение. Так что, можно сказать, Ава не повинна в этом преступлении. Тело, которое она делит со своей сестрой, искажено, обезображено, благодаря твоему желанию защитить друзей. Теперь добродушная колдунья стала выглядеть равно устрашающе, как и ее иное ночное обличье, к тому же безвозвратно ослепнув.

У Брана прошел колючий холодок по спине. От осознания собственного злодеяния он не мог вымолвить ни слова. Разве мог мальчик догадываться о том, что тот свирепый монстр был Авой, не желающей детям никакого зла? Да и какая теперь разница, когда волшебница, живущая травничеством и сотворением эссенций, вынуждена коротать свои дни в лишенном красок мире?

– Я не знал. Если бы я знал, я бы… – начал оправдываться Бран.

Одвал лишь провел указательным пальцем по собственным широким губам, как бы давая понять, что слова Брана не соответствуют логике его поступков.

– Если бы ты знал, сделал бы то же самое. Вопрос лишь в осознанности собственных действий, – загадочно проговорил сатир, рукой приглашая Брана сесть близ него, на что тот сразу же ответил согласием и умостившись рядом, продолжил с интересом взирать на нового знакомого. – Ты желаешь знать, к чему привели твои деяния, дитя?

Бран молча кивнул, глубоко в душе страшась узнать ответ. Но животный интерес поглощал его, сливался с его кровью и плотью. Иной Бран забрал тело и душу, изо всех сил стараясь развеять страх, царящий в его человеческой кроткой части.

– Как только ты выжег Аве глаза, Мара завладела частью ее естества. С тем, когда зрение покинуло волшебницу, с тем, как ты лишил ее возможности видеть дневной свет, оставив лишь полную черную тьму ослепленных глазниц, Авы не стало. Осталась лишь ночь, в которой царит ее обезумевшая, кровожадная сестра.

Бран опустил голову. Он остро ощущал неверность принятого им решения. После того как юноша нашел в погребе Авы огромное количество чудесных эссенций и узнал, что девушка всерьез поддерживает его ярое увлечение, то вскользь задумался над тем, что однажды, когда буря событий канет в небытие, когда ребята вернутся в Ардстро и разум их очистится от малодушия, он сможет вернуться в дом Авы и с ее позволения поселиться с ней в той диковинно украшенной лачуге, чтобы изучать травничество, создавать эссенции и познавать научную сторону всех этих занимательных процессов, заставляющих его сознание трепетать, а тело бросаться в гущу событий, не страшась возможной опасности.

– Не грусти, дитя. Ты ведь спас своих товарищей. Должно быть, это было более ценным, нежели потухшая жизнь лесного монстра, – сказал Одвал, опуская громоздкую ладонь Брану на плечо. – Сохранение одной жизни ведет к уходу другой. Таков порядок вещей и с ним, поверь мне, невозможно спорить.

Бран уткнулся в собственные колени, пытаясь почувствовать еще хоть что-то, заплакать или закричать в залитую звездным сиянием ночь. Но дверца, за которой покоились его эмоции и чувства, была словно закрыта кем-то. На ней висел тяжелый железный замок, не позволяющий ему хоть каким-то образом пережить это обуревающее его горе.

– Что еще ты хочешь узнать, дитя? – будто вовсе не замечая тщетных попыток Брана сделать что-либо с собственным безразличием, спросил Одвал.

– В этом лесу есть какой-нибудь источник? Ужасно хочется пить, а мы бессильны найти его.

– Источник? – задумчиво переспросил сатир. – Ах да, припоминаю. Есть, но ближайший к вам находится по ту сторону, – крепкой, морщинистой ладонью он указал направление, куда детям стоило держать свой путь. – Там есть небольшое, практически незагрязненное болото. Если не хотите умереть от жажды, то вам лучше следовать на юг. Туда, где простирается поляна лесного камыша, слышно кваканье травяных лягушек, квакш, жерлянок и глухой писк древесной саламандры.

– А чего-то почище болота не найдется? – полушепотом переспросил Бран, все же страшась, что его надоедливые вопросы выведут лесного духа из себя.

– Есть. Туманное озеро. Но я не советовал бы вам отправляться туда сейчас. Пока еще не время… – таинственно сказал Одвал, будто бы замыслив что-то нехорошее.

– Пока еще не время? Что вы имеете в виду? – заинтересованно переспросил Бран.

Пытливый ум юноши распознавал в этих загадках некую откровенную издевку, словно он был управляем кем-то другим, более могущественным и всевластным.

– Всему свое время, дитя мое, а покамест тебе следует послушать кое-что, – с этими словами Одвал достал свою длинную, поблескивающую в свете звездного неба флейту и, не дождавшись ответа юноши, начал исполнять дивную мелодию.

Бран услышал мелодию глинистой плодородной лесной почвы, которой так хотели завладеть жители деревни, молодой травы, плодоносных кустарников, еловых ветвей и причудливых яйцевидных шишек. Мелодию леса, животных, что рождаются, проживают свою жизнь и умирают здесь, становясь черноземом. Мелодию Ардстро и людей, коротающих в деревне отведенные им дни. Мелодию самой жизни. Она разливалась по телу Брана, словно топленое масло по стенкам жестяной кастрюли. Дышала его легкими, отбивала ритм его измученного путешествием сердца. Звуки были необычайно воздушными, чистыми и прозрачными, словно вода в только что вырытом колодце, напоминали пение первых жаворонков. Мелодия порхала над лесом, словно дивная жар-птица.

Эта чудная песнь овладела Браном, его веки стали медленно слипаться, подобно уставшим за день крылышкам бабочки белянки. Поддавшись искушению, он больше не мог держать равновесия и, как мешок, наполненный снедью, свалившись в мокрую сырую траву, крепко уснул, подобно ребенку, засыпающему под самые волшебные сказки, рассказанные родной матерью в предзакатный час.

– Вот же черт! И, по-вашему, я должен был просыпаться из-за этого олуха, решившего прогуляться по полному хищных тварей лесу? Еще и проспал свой же дозор! – возмущался Фиц, раскидывая руки в стороны от собственного негодования. – Он совсем не меняется. Как дрых беспробудно, когда мы искали выход из ведьминого подвала, так безответственно ведет себя и сейчас!

Бран приподнялся на локтях, голова кружилась, а желудок болел от скрутившего его голода. Как он мог проспать свое дежурство? Почему оказался посреди бора, когда должен был оставаться на лужайке?

– Ну уж точно не безответственней тебя! И вообще, твой командирский тон и лидерский настрой уже хуже горькой редьки. Прекращай свои жалкие попытки казаться нужным! – кричала Ниса, переживая из-за внезапной пропажи Брана, ведь она первой спохватилась, осознав его исчезновение и перебудив всех мирно спящих ребят.

– Ниса, прекрати кричать, пожалуйста, у меня очень болит голова, – умоляющим тоном попросил Бран, стараясь сжать голову руками.

– Прекрати кричать?! Да я еще не начинала! – пригнувшись к мальчику, чтобы тот мог явственно разглядеть ее ожесточенный взгляд, в порыве переживаний и злобы воскликнула девочка. – Думаешь, ты чем-то лучше Фицджеральда? Да как ты мог уйти с поляны? Ты хоть понимаешь своей пустой головой, какой опасности подвергаешь себя каждый раз? А если бы что-то случилось?

Фиц ехидно усмехнулся. Его так забавляло, когда Ниса выходила из себя. Особенно, когда ее праведный гнев был направлен на этого, порядком надоевшего ему юношу.

– И правда, Бран, ты нехорошо поступил. Арин и Ниса испугались и огорчились. Что ты здесь вообще забыл? – скрестив руки на груди, осуждающим тоном произнес Девин.