Салфур: Тайны Запретного Леса

– Я не умею рисовать… Совсем. Не знаю, почему ваш Конунг всерьез решил, что я на все руки мастер.

Лягушонок так сильно нахмурил свою мордочку, что если бы у него и были брови, они явно находились бы сейчас где-то в районе его плоского зеленого носа. Он понимал, что если Бран все же откажется исполнить просьбу повелителя Топи, то по соломенной шапке получит именно он, Каппа, так как сказителей Морлей обычно и пальцем не трогает.

– Рисуй как умеешь, меня это мало волнует. Но за это, отвратительное дитя, скажу тебе по секрету, повелитель решил тебя щедро вознаградить, – заговорщицки произнес Каппа, прижимая скользкую пупырчатую лапку к толстым губам. – Если принесешь эту рисованную деву к закату, сможешь задать пять любых, интересующих тебя вопросов самому Конунгу Морлею. Поверь мудрому Каппе, такой шанс выпадает раз в тысячу лет, не советовал бы тебе отказываться, – добавил Каппа, продолжая хитро изучать изумленное лицо юноши.

Лягушонок решил, что замечательно все придумал. Ведь перехитрить полоумного человечишку не составляет особого труда, а если тот вздумает проболтаться Морлею о лживых обещаниях Каппы, то он и вовсе может прикинуться дурачком и обвинить юношу в клевете. Кто поверит глупому человеку? Кто поставит его слова выше слов главного помощника Конунга? Уж точно не повелитель Топи.

– Абсолютно любых? – недоверчиво переспросил Бран, вглядываясь в лукавый прищур Каппы.

– Абсолютно, – прошипел лягушонок, подмигнув юноше большим выпученным глазом. – А сейчас мне пора. Все-таки я как-никак – правая рука самого Морлея.

Каппа ускакал вглубь Топи и скрылся в молочной пелене тумана, растекающегося, подобно горной реке, по всему болотному городку. Бран все не мог понять, где лягушонок был вчера вечером, когда его насильно привели к хозяину Топи.

«И что мне теперь делать? – подумал юноша, глядя на данный ему желтый листок. – Я, конечно, могу отказаться, но совсем не хочется упускать возможность узнать про Салфур чуточку больше».

– Бран! – позвала только что очнувшаяся от сна Ниса, вызвав этим в нем короткий испуг. – Ты в порядке! Я уже подумала, что эти ужасные монстры сотворили с тобой что-то… что-то нехорошее, – тихонько добавила она, медленно проводя взглядом от самой его макушки до истоптанных в кровь ног, стараясь найти раны, ушибы или ссадины, нанесенные Брану стражами Топи.

– Я в порядке, – слегка склонив тяжелую голову, ответил Бран.

Его трогал неподдельный трепет подруги, а потому он снова не смог подобрать нужных слов и продолжал смотреть в яркие глаза Нисы, пытаясь разглядеть в них ту самую искорку, которую видел в лесу, когда они вдвоем пытались найти лечебные растения для Арин.

– Вас накормили? Принесли воду? – поинтересовался Бран.

– Да, вчера тот злобный ящер принес нам мясо птицы, вино и воду. Я удивилась этому и сперва решила, что они хотят нас откормить, как коров или свиней, а потом и вовсе съесть, – почесав маленький бледный подбородок, сказала Ниса. – Где ты был все это время? Я уже извелась! Вернее, мы все, – светлые щеки девочки залились краской, а на пухлых побелевших губах появились трещинки.

Ниса не притронулась к пище и питью, переживая за потерянного друга.

– Я говорил с их, скажем так, повелителем. С этим самым Морлеем, про которого все время треплются здешние обитатели, – ответил Бран, присаживаясь на сырую холодную почву рядом с Нисой.

– И что он сказал? О чем был ваш разговор? – участливо произнесла Ниса, придвигаясь ближе к Брану, будто их клетка была настолько мала, что можно было сидеть лишь прислонившись вплотную друг к дружке.

– Он попросил рассказать ему какую-нибудь волшебную историю. Угрожал тем, что, если откажусь, он казнит кого-то из нас на площади центре Топи на потеху мерзким лягушкам. Так что теперь мне придется приходить к нему перед каждым заходом солнца в течение пяти дней и продолжать, как он это сказал, «услаждать его слух».

– Историю? Но зачем? – в недоумении переспросила Ниса, явно шокированная загадочными помыслами их не менее загадочного похитителя. – И что это у тебя в руках? – взглянув на принадлежности для рисования, спросила девочка.

– Честно говоря, я и сам не знаю, зачем, – тяжело выдохнув воздух через покрасневший от холода нос, ответил Бран. – Сказки, как я понимаю, помогают Морлею крепче спать. Тот самый страж, ящер Сар, сказал, что Конунга давно мучает бессонница.

– Сар? Какое нелепое имя, – невольно фыркнула Ниса, скривив миловидное личико. – Ты так и не ответил, откуда у тебя эта странная бумага и кусочек уголька?

Бран пожал плечами, затем перевел взгляд вглубь Топи, будто родившуюся вновь из тени густого тумана.

– Мне нужно нарисовать кое-кого. Персонажа моей истории. Так пожелал сам правитель этого грязного болота.

– Какой-то странный этот Морлей. Совсем чудак, – все еще не понимая по-детски нелепого поведения странного правителя лесного болота, сказала Ниса.

Бран ничего не ответил. Всмотревшись в его лицо, девочка заметила огорчение и внезапно добавила:

– Дай-ка угадаю: ты совершенно не умеешь рисовать, поэтому так насупился.

Бран ничего не ответил, лишь кивнул в подтверждение слов чрезмерно догадливой подруги. Как-бы он того не желал, ничего, кроме травничества и изучения медицины, ему не давалось. Даже эта сказочная история, которую он был вынужден рассказывать Морлею, была придумана не им самим, точнее, она вовсе не была выдумкой.

– Если честно, я совершенно не понимаю, что здесь происходит. И, кажется, никогда не пойму, – слегка улыбнувшись, сказала девочка. – Но если это поможет нашему освобождению из этой болотной дыры, то я могу проявить весь свой скрытый потенциал, – Ниса протянула ладошки к пергаменту, лихо выхватив его из ватных, ослабевших от усталости рук Брана, затем проделала то же самое с кусочком черного уголька.

– Я всегда любила рисовать, поэтому, возможно, смогу тебе помочь в этом деле, – сказала Ниса, согнув в коленях худенькие ножки и положив на них бумагу. – Только обещай, что после сегодняшней встречи с этим полоумным Морлеем, ты обязательно мне все расскажешь.

Бран, удивленный такой неожиданной прытью и инициативностью девочки, порядком оживился.

– Обещаю, ты узнаешь обо всем завтра же к рассвету. Это будет моей благодарностью.

– Вот и славно, – торжественно произнесла Ниса. – А теперь опиши мне этого своего персонажа. Желательно очень подробно.

Юноша стал вспоминать рассказы своей нянюшки Эби о дивной черноволосой сироте и пересказывать свои воспоминания Нисе.

– Это девочка. У нее черные, как вороное крыло, волнистые волосы, широкие брови, тонкие руки, – он продолжал перечислять внешние особенности Майи, пока все его представления об этой чудесной героине не сошли на нет. – Кажется, это все, что я помню.

– Плохой из тебя сочинитель, но этого описания вполне достаточно. Только скажи мне, почему ты не можешь выдумать чего-нибудь еще? Это ведь созданный тобою самим герой, так что совершенно позволительно добавить ему еще каких-то необыкновенных, запоминающихся черт, например, раскосых глаз, смуглой кожи, жемчужных волос или чего-нибудь подобного.

Бран внезапно нахмурился так, словно по-своему занимательная идея девочки не только совершенно не пришлась ему по душе, но и затронула его чувства.

– Не думаю, что это так уж необходимо, – серьезно заявил он. – Ниса, хочу тебе признаться вот в чем. Я совершенно ничего не смыслю в сказках. Более того, вовсе не умею сочинять какие-то немыслимые истории, будь они неладны. Потому мне пришлось рассказывать Морлею о том, что когда-то было реа… – хотел закончить юноша, но язвительный голос Фица, подобно смерчу в пустынной долине, прервал Брана на полуслове.

– О! Так ты еще жив, – надменно бросил только что очнувшийся светловолосый юноша. – Жаль, конечно. Я-то подумал, что нам не придется вновь выслушивать твои нудные речи о растениях и прочей ерунде.

Ниса с силой сжала листок в руках так, что он замялся. Лицо белокурой девочки, подобно обманчивой погоде, враз переменилось. Не скрывая своего гнева, она испепеляла Фица убийственным взглядом, будто хотела своей яростью прожечь в юноше дыру.

– И где ты шатался все то время, пока мы сидели в богом забытой клетке? Небось чай пил со здешними монстрами? Они же тебе почти как семья, такие же странные и неестественные, – сказал Фиц, вставая с земли и лениво потягиваясь, подобно сонному хорьку. – И чего мы молчим? Я все-таки прав?

Парень тщетно старался настроить Нису против Брана – гнев ее неизменно обращался лишь на него самого.

– Ну и ладно, хотите молчать, голубки, милости прошу. Только вот я не позволю вам сидеть тут так близко… так близко, будто вы помолвлены, – последние слова Фиц буквально выговорил по слогам, так ядовито и гадко, что у Брана пробежала по спине стая колких мурашек.

«Почему он так легко позволяет себе манипулировать чувствами Нисы? Разве настоящая влюбленность проявляется так отвратительно?» – недоумевал Бран.

Ниса не сдвинулась ни на йоту. Уткнувшись в желтый листок, она стала рисовать описанный Браном портрет, не обращая внимания на эмоциональные всплески своего нерадивого кузена.

– Приятель, ты будто не с той ноги встал, – медленно протянул Девин, все это время лежащий чуть поодаль остальных, наблюдая всю безрадостную картину целиком, подобно тому, как искушенный зритель наблюдает очередную театральную постановку. – Кажется, ты совсем недавно каялся и не хотел быть таким несносным, а, Фиц? – Девин знал, что нахальный юноша взял с него обещание не болтать об их личном разговоре, но выслушивать очередной лепет избалованного мальчишки ему вовсе не хотелось. – К тому же своими криками ты можешь разбудить Арин, а для нее крепкий сон сейчас очень важен. Хоть она и излечилась от физических увечий, эмоционально до сих пор была подавлена.

Фиц неразборчиво хмыкнул что-то себе под нос, вновь усаживаясь на сырую землю и гневно озираясь по сторонам.

– Бран, действительно, не хочешь нам рассказать, где ты был все это время? – с неподдельным интересом спросил Девин, радуясь тому, что с его помощью неприятная ситуация была в полной мере исчерпана.

Бран рассказал ребятам все, точнее, почти все, что случилось с ним вчера на закате дня: про Морлея с его совершенно странными и чудаковатыми прихотями, про возможную казнь детей и угрозы, высказанные Конунгом так легко, что в них невозможно было усомниться; про портрет Майи и вредного лягушонка Каппу с его преувеличенно важными речами о человеческой глупости и полоумии. Умолчал юноша лишь о том, что касалось сути самой его истории и вопросов, ответы на которые Каппа пообещал ему выведать у Морлея в обмен на рисунок. Этого он не мог рассказать, считал, что сейчас неподходящее время.

– Понятно. То есть, пока мы тут били баклуши, ты, можно сказать, защищал наши жизни? – задал риторический вопрос Девин, скрестив руки на груди. – Спасибо тебе, Бран. Я не знаю, по какой причине жители Топи решили, что у тебя подвешен язык, но раз мы до сих пор живы, значит, они правы.

Фиц лишь слегка хмыкнул, совсем не растроганный благодарственной речью, а Ниса молча продолжала черкать угольком по тонкой измятой бумаге.

За разговорами и трапезой, к обеду принесенной уродливыми ящерами в просторную клетку, дети и не заметили, как утекли светлые полуденные часы. Когда светоч дня сменили вечерние сумерки, Девин, Арин и Фиц улеглись на сырую землю, дабы насладиться мирным сном, и только Ниса с Браном молча сидели друг подле друга, дожидаясь прихода стражей. Спустя несколько минут, девочка не спеша протянула Брану свое творение, нарисованное одним лишь угольком, истертым практически в пыльную труху.