Салфур: Тайны Запретного Леса

– Ну тогда исполняй данный тебе приказ, – ответил Морлей, смачно пережевывая плод желтыми, как спелые лимоны, зубами. – И приведи ко мне лягушонка.

Сар лишь легонько кивнул и медленно удалился из шатра. Его предки часто говаривали, что Морлей – посланник самой Королевы леса, но он то и дело ловил себя на мысли, что иногда Конунг ведет себя подобно маленькому, избалованному ребенку. Разве сам Сар не стал бы лучшим правителем, чем этот старый безумец?

Отгоняя греховные мысли о власти, ящер направился в сторону деревянной клетки, желая поскорее исполнить данный ему приказ.

Когда Сар привел хмурого Брана и дрожащего от страха Каппу к Конунгу, Морлей слегка улыбнулся и попросил стража удалиться из его покоев. В очередной раз Сар не посмел ослушаться хозяина Топи и, слегка приоткрыв тяжелые алые занавеси, вышел из шатра.

– Сэр, это какая-то ошибка! – вскрикнул Каппа на латыни, всплеснув перепончатыми зелеными лапками. – Юноша солгал вам! Сэр, вы же знаете, что все люди врут! Они грешны и бесчестны! – кричал лягушонок, опустившись на колени возле широкого трона Морлея.

– Каппа, мой старинный друг, мой первый сын, – не обращая внимания на стоны лягушонка, повелительно вещал старец, перейдя на родной язык Брана, – ты выказываешь свое неуважение к моему дорогому гостю. Хоть он и понимает нас, думаю, ему будет намного приятней, если мы станем общаться на его родном языке. Так ведь, дитя мое?

Бран утвердительно кивнул, не до конца понимая, по какой причине он оказался тут среди бела дня и почему этот наглый лягушонок обвиняет его во лжи.

– Вот и славно, – продолжал говорить Конунг, переводя взгляд с Брана на Каппу и обратно. – Ты пообещал этому молодому человеку кое-что. Кое-что, что должен, по твоему разумению, выполнять я, – нахмурив морщинистый лоб, вещал Морлей. – По какому такому, как это верно говорится у людей, праву ты дал это слово, не посоветовавшись со мной?

Каппа страдальчески скосил широкие лягушачьи глаза. Бежать от ответа было некуда, его друг Сар стоял возле шатра, и если бы Каппа попытался покинуть покои, то ящеру по долгу службы пришлось бы действовать на опережение.

– Повелитель, юноша вам нагло врет! – выкрикнул лягушонок, злобно поглядывая на Брана. – Он… да он же человек, а они все лгуны! Помните последнего сказителя? Он же тоже был человеком! Бросил вас на произвол судьбы! – продолжал выкрикивать Каппа, подобострастно преклоняясь перед седым старцем. – Каппа все помнит. Помнит, как тот человечишка обошелся с нашим Конунгом.

Реакция Морлея последовала незамедлительно. Одно лишь напоминание об Элое вызвало его неожиданную реакцию. Еще пару секунд назад довольный Конунг с силой пнул Каппу по соломенной шапке своей деревянной палкой, отчего та слетела в сторону, и лягушонок остался с непокрытой головой.

– Смотри, сын мой, на его настоящую сущность! – громогласно воскликнул Морлей, указывая на затерявшееся в густоте ободранных волос темя лягушонка. – Это существо невозможно убить обычными методами. В его темени заключена сила.

Бран, охваченный мыслями о загадочном человеке, который до его прихода в Топь ублажал странные хозяйские прихоти, медленно повернул голову в сторону сконфузившегося от страха лягушонка.

– Видишь, как в его темени плещется прозрачная жидкость? Именно в ней заключена его сила, – довольный собой, проговорил Конунг, указывая на сверкающую алым в отсвете горящих факелов полупрозрачную водичку. – Он последний из своего рода, кто сохранил эту особенность, оттого числится у меня на хорошем счету.

– Но Морлей! То есть Конунг Морлей! Тьфу ты, просто хозяин, – тараторил Каппа, ползая на коленях и стараясь прикрыть срам плешивого темени – свою Ахиллесову пяту. – Он же разболтает обо мне и моей особенности всем и каждому. От великой Топи и до Лагуны! Это же дурной маленький человек!

Морлей таинственно улыбнулся, и эта его улыбка отчего-то показалась Брану совсем недоброжелательной, даже издевательской.

– Но что это значит? Зачем вы рассказываете мне о способностях вашей же правой руки?

– Действительно, хозяин. Даже этот глупый отпрыск человечьего народа понимает, что это никуда не годится, – утвердительно закивал Каппа, продолжая биться головой о настил, обустроенный в шатре подле трона Морлея. – Просто произошло недоразумение. Глупый-глупый Каппа доверился дурному человечишке.

Бран с презрением взглянул на лягушонка. Кажется, тот был не настолько прозорливым, насколько показалось мальчику в момент их первой встречи.

– Затем, сын мой, что сегодня ты должен решить судьбу этого лживого существа, – властно сказал Морлей, легонько хлопнув в ладоши.

Спустя секунду в шатер, склонив крупные головы, вбежали жабоподобные слуги с подносами, полными разнообразной еды и задом удалились из хозяйских покоев.

– Судьбу? – в один голос проговорили Бран и Каппа, неодобрительно взглянув друг другу в глаза.

– Именно так, – отчеканил Конунг, стараясь поближе придвинуть к себе подносы со съестным. – Он провинился, поэтому должен понести заслуженное наказание. А я, честно говоря, ума не приложу, как с ним следует поступить.

Юноша почесал затылок. Что-то неимоверно странное творилось в сознании этого болотного повелителя. На доли секунды Бран решил, что тот просто потешается над ним. Затем, припомнив, какую власть над Морлеем он ощутил вчера вечером, пришел к выводу, что старец говорит с ним совершенно серьезно.

– Вот вы так всегда, мой господин! – выкрикнул Каппа громче обычного. – Эти людишки творят с вами все, что им только вздумается, а вы ради них готовы предать наказанию самых важных… точнее, самых преданных существ.

– Ты смеешь оспаривать мою волю, Каппа? Называешь меня предателем и трусом? – сдвинув седые брови у переносицы, воскликнул Морлей.

– Никак нет, ваше величество. Я просто… просто беспокоюсь о вас, мой хозяин. О нашей славной Топи, – заверил старца Каппа, стараясь более не поднимать головы.

– Если бы ты действительно беспокоился о Топи, а уж тем более обо мне, стал бы давать такие ужасные обещания? – пережевывая зеленые еловые ветви, смоченные в меду, спросил Конунг. – А ты, сын мой, не робей. Озвучь мне приговор, и я немедленно вынесу его.

Бран помялся, стоя на месте. Хоть наглый лягушонок и вызывал в нем бурю негативных эмоций, все же он никогда бы не посмел приговорить его к жестокому наказанию и тем более к казни. Юноше совсем не было дела до этих странных препираний. Его волновали лишь вещи, непосредственно связанные с тайнами Салфура и с его, как сказал Каппа, человеческим народцем. Но выжидающий взгляд Морлея не оставлял ему времени на раздумья. Нужно было действовать решительно и быстро, дабы самому не оказаться в положении виновника перед лицом нелепого правосудия.

– Это обязательно? – спросил Бран, украдкой поглядывая на трясущегося от страха и ненависти лягушонка. – Я ни в коем разе не хочу вас оскорбить, но, мне кажется, у меня нет ни малейшего права решать чью-то судьбу.

– Ох, какие глупости, – усмехнулся Морлей, ласково глядя на юношу, как на родное, скромное дитя. – Скажу тебе такую вещь, сын мой: если у какого-либо существа появляется возможность решить чью-то судьбу, значит, он на верном пути.

Бран задумался над этой фразой. Неужели тогда в лесу, ослепив чудовище и убив в нем личность Авы, он принял верное решение? Разве он поступил бы точно также, будь у него второй шанс?

– А чтобы подбодрить тебя, я скажу кое-что еще, – причмокивая кукурузным хлебом, жирно смазанным еловым, ярко пахнущим медом, сказал Морлей. – Если за одну минуту ты не решишь его судьбу, то, бог мне свидетель, Каппа будет казнен. Честно говоря, я давно не проводил публичных умерщвлений, а народ Топи явно соскучился по зрелищам.

Каппа ошарашено взглянул в глаза Конунга. Его до ужаса длинный язык не смог произнести ни единого слова, а потому он просто молча хватал легкими болотный воздух, стараясь не лишиться сознания и не повалиться ничком у ног Морлея.

Бран стал напряженно размышлять о том, что, в сущности, даст ему помилование лягушонка? Ровным счетом ничего. Зачем тогда ему вообще вмешиваться в уклад Топи, выстраивавшийся долгие годы усилиями этих болотных тварей? Но что-то едкое, какой-то ледяной комок разливался по телу.

«Не должно человеку уподобляться животным. Ведь если мы будем поступать также, как поступают они, то какой смысл в нашем ремесле? Какой смысл в том, чтобы сохранять чьи-то жизни? Пусть каждый проходит через естественный отбор», – внезапно пронесся в голове юноши слегка хрипловатый голос доктора Рэя. Когда-то очень давно Бран слышал эту фразу от него, но совершенно не понимал ее значения. Видимо, для каждого наставления должен прийти свой особенный срок, свое особенное время.

– Я решил, – неожиданно выпалил Бран, бесстрашно взирая в белесые глаза Конунга Морлея.

– И что же? Повешение? Может быть, снятие скальпа? Или варка в чугунном котле? – нетерпеливо заерзал на троне огромный старец – для него все перечисленное было чем-то вроде увлекательной игры, разбавляющей серость и обыденность его безынтересных дней. – О, нет, прости уж, у меня полностью отсутствует воображение. Наверное, ты выбрал что-то более впечатляющее! Вылить из его темени всю силу до самого дна? Так ты хочешь поступить?

Каппа заплакал навзрыд, совсем как человек. В его голосе слышались и всхлипы, и истерические рыдания и слегка приглушенный нервный смех. Кажется, он уже простился с собственной жизнью, но прерывать ее так жестоко не желал.

– О, юноша! Прости, что называл тебя тугодумом, уродливым и мерзким крысенком! – умоляюще застонал он, все также, прямо на коленях, подползая уже не к Конунгу, а к самому Брану и цепляясь за его грязные штаны. – Не серчай на меня. Дай Каппе уйти спокойно!

Бран с презрением взглянул на лягушонка. Что-то он совсем не припоминал того, чтобы Каппа с глазу на глаз называл его «мерзким крысенком». Видимо, от отчаяния совсем тронулся умом и начал молоть все, что когда-либо говорил про Брана и его товарищей кому-то другому, даже если это прямо противоречило его задумке «уйти из мира спокойно» и могло вывести юношу из себя.

– Его наказанием станет кое-что менее интересное для вас, но, как мне кажется, более унизительное для него самого, – ответил Бран, стараясь вырвать из скользких лап лягушонка собственную одежду. – Он станет прислуживать нам, пока мы у вас в гостях. Приносить в нашу клетку еду и питье, ублажать разговорами моих верных друзей, пока я нахожусь у вас в покоях. В общем, на некоторое время станет слугой для обыкновенных смертных.

Каппа громко ударил себя по лбу перепончатой лапкой и тут же завыл от боли. Катаясь по полу, он продолжал восклицать что-то невнятное, а затем и вовсе прикрикнул на своего спасителя:

– Как ты смеешь? Да чтобы я, Каппа Мидзуно, последний из Мидзуно, один из самых сильных жителей Топи стал прислуживать мерзким людишкам?! Уму непостижимо!

– Ты меня слегка огорчил, сын мой, но, как я и обещал: твоя воля —моя воля, – слегка поерзав на троне, сказал Морлей. Детская ухмылка сошла с его лица, сменяясь привычно усталым старческим выражением. Он снова хлопнул в ладоши, и в шатер, низко склонив огромную голову, вошел Сар.

– Отведи нашего нерадивого друга к остальным слугам. Пусть весь сегодняшний вечер и всю сегодняшнюю ночь изучает их ремесло, а на утро вернется к моим дорогим гостям и прислуживает им, как подобает настоящей прислуге, – повелительно произнес Морлей, указывая на истерично рыдающего лягушонка. – А мы с Браном останемся здесь. Уже не терпится услышать продолжение его дивной истории.

– Слушаюсь, повелитель, – слегка понизив голос, на чистой латыни ответил ящер.

В ответ последовал утвердительный кивок Морлея.

– Каппу не постигла казнь? – продолжил Сар.

– Нет, к сожалению, нет, – проворчал Морлей, угрюмо свесив свой жирный, как картофелина, нос. – Юноша спас его от смерти, хоть это и не совсем справедливое решение.