Салфур: Тайны Запретного Леса

– Они жи… Они… Человечишки! Грязные животные, которые должны быть в клетке!

Каппа шепнул ей что-то невнятное и она тут же поспешила удалиться с глаз Брана и Фица, остававшихся в легком недоумении.

– Каппа, что ты ей сказал? – обратился к нему Бран.

– Не бери в голову, у тебя в ней и без того пусто, – отмахнулся лягушонок и слегка отстранился от юношей, чтобы оказаться впереди них и контролировать желчь и ненависть горожан Топи.

– Слушай, Фиц, я бы не хотел… – начал было Бран.

Приземистый паренек лишь едко шикнул на него и, прислонив руки к груди, сказал:

– Знаешь, я даже рад, что нам представилась возможность поговорить тет-а-тет. С глазу на глаз, – светловолосый юноша свел брови над переносицей, всем видом демонстрируя Брану явную недоброжелательность.

– Я тоже, – парировал Бран, сам не зная, почему эта прогулка должна принести ему удовольствие.

– Ну, тогда послушай меня и заруби себе на носу: Ниса – моя будущая жена, и ежели мы выберемся отсюда и попадем в Ардстро, я как следует проучу тебя за то, что ты посмел… посмел так с ней обходиться.

Бран слегка потупил взгляд, но совсем не струсил перед этим крепким задирой.

– А как я с ней обхожусь? Сейчас мы все связаны одной прочной канатной веревкой, если ты понимаешь меня, конечно, – сказал юноша, исподлобья глянув на ворчливого товарища. – И, честно говоря, я и сам не понимаю, выберемся ли мы отсюда вообще.

– Смотрю, мое заявление тебя ничуть не удивило, – хмыкнул Фиц, медленно шагая вслед за Каппой. – Кажется, ты и сам не прочь остаться в этом чертовом лесу, потому что у тебя просто нет выбора, – едко усмехнулся юноша.

Брану на секунду показалось, что он знает много больше о нем, чем другие дети.

– Я не хочу… то есть зачем мне желать остаться здесь, когда каждое мгновение нас подстерегает жестокость, боль и, возможно, даже смерть… – неуверенно сказал Бран, запустив грязные пальцы в свои густые черные волосы.

– А потому что ты один из них. Думаешь, я совсем идиот и не вижу того, как ты пользуешься этой ситуацией, дабы утвердиться, – ненавязчиво бросил Фиц. – О нет, к сожалению или к счастью, я знаю о тебе все. И хоть ты и пытаешься обмануть остальных, на меня твои уловки не действуют, потому что я знаю, кто ты на самом деле.

Бран испуганно взглянул на Фица, легкий холодный страх поселился у него в душе.

– Знаешь что? – произнес он слегка дрожащим голосом.

– Ты – дитя порока. Тот самый сирота, о котором все толкуют, – едкая усмешка засияла на круглом лице светловолосого юноши и, сплюнув на пол вязкую слюну, он продолжил: – Мой отец когда-то рассказывал мне о том, кто ты такой на самом деле. Думаю, ты и сам уже догадался, кто мой отец, – продолжал грязную игру мальчик. – Кэр Кэмпбелл. Не припоминаешь такого?

Бран съежился. Оказывается, Фиц знал обо всем с самого начала, но умалчивал, стараясь найти подходящий момент и воткнуть острый кинжал в душу одинокого сироты.

– Поэтому ты и не хочешь убираться отсюда. Здесь у тебя есть преимущества, которые сойдут на нет, как только ты вернешься в деревню. И уж поверь мне на слово, Ниса забудет тебя, как только мы пересечем черту запретного леса, – победно сказал Фиц, продолжая сжимать руки на своей крепкой груди. – На самом деле ты никакой не спаситель, а всего лишь мелкий, мерзкий и никому ненужный сирота. Тебя даже собственная мать не смогла вынести и поко… – хотел было договорить Фиц.

В этот момент внутри у Брана загорелось что-то с такой силой, с такой неимоверной мощью, что он, не раздумывая ни секунды, бросился на парня и стал колотить его кулаками. Животное внутри нашло выход в неимоверной агрессии, что понемногу собиралась в груди юноши. Не сдерживая этого обжигающего пыла, он буквально желал разорвать Фица, вырвать его длинный язык, сорвать с него эту едкую ухмылку.

– Боже мой, что вы творите?! – вскрикнул на латыни Каппа, подходя к кувыркающимся на земле юношам и стараясь развести их по разные стороны.

Увидев эту кровожадную битву, жители маленькой Топи стали собираться вокруг них, кричать и улюлюкать. Они желали того, чтобы эти мерзкие человечишки разорвали друг друга, превратились в кровавое месиво и оставили после себя лишь зубы, черепа и прочие части тела.

– Убирайтесь отсюда, идиоты! Иначе я все расскажу нашему Конунгу! Кыш! Брысь! – выкрикивал Каппа в образовавшуюся толпу зевак, но это мало помогало. Хлесткие удары, гул и крики продолжали нарастать, пока лягушонок вдруг внезапно не закричал, подобно злому хищнику: – Если не прекратите сейчас же, то обещаю, Морлей повесит на площади кого-то из ваших друзей! Сегодня же!

Лишь после этой страшной угрозы ярость медленно сползла с Брана, оставив лишь горькое сожаление. Но как только он перестал колотить Фица, тот сразу почувствовал слабость своего оппонента и ринулся на парня с новой силой, из жертвы превратился в кровожадного охотника. Он бил Брана кулаками по щекам и шее, тот лишь протяжно всхлипывал, не находя в себе более сил, потому что ужасно боялся того, что над Нисой, Девином или Арин смогут совершить ужасный суд. Фица же это вовсе не страшило.

– Ты мерзкий, отвратительный урод! – выкрикивал светловолосый юноша, нанося удар за ударом. – Я хочу убить тебя! Да! Я сейчас же положу конец твоей никчемной жизни!

Каппа носился из стороны в сторону, кричал, умолял юношу остановиться, но тот был непреклонен. Затем Каппа достал откуда-то из складок одежды длинный свисток и со всей силы дунул в него. Тонкий писк пронесся по всей болотной Топи и спустя пару минут в толпу ворвались ящероподобные стражи во главе со строгим Саром.

– Мы отведем их к Морлею. Он должен наказать виновных! – вскричал Сар, разняв юношей и связав им руки за спинами толстой канатной веревкой. – Молись, маленький ублюдок! Ты напал на сказителя! – выкрикнул ящер, со злобой глядя на Фица.

Тот лишь отдышался и плюнул в лицо Брану.

– Этот урод заслужил трепку! Его жизнь ни стоит ни руты, – ядовито выкрикнул он. Пыл, разгоревшийся в его крепкой груди, не давал ясно осознать своей необратимой ошибки и почувствовать страх, сопровождаемый будущим наказанием.

Стражи разогнали теснящихся бок о бок зевак и повели юношей в алый, закрытый от непрошенных глаз шатер Конунга Морлея.

Сар рассказал властителю болотной Топи о произошедшем, говорил он торопясь, но тихо, и Бран не смог разобрать таинственных слов, сказанных Морлею ящером. Вся реальность была покрыта тонкой вуалью белесого тумана, и юноша отчаянно пытался прийти в себя, дабы не упустить ни одной важной детали, ни одного сказанного слова.

– Мой повелитель, вся Топь узрела кровожадность и алчность людской сущности. Не поймите меня неправильно, но даже семейство Рана видело это ужасное, совершенно отвратительное побоище, – склонив увесистую голову, сказал Каппа. – Могут начаться волнения, неприятности, которые, не дай бог, смогут нанести ущерб вашей чистейшей репутации.

Морлей строго посмотрел на лягушонка, но отвечать не спешил. Кажется, произошедшее его крайне разочаровало, потому как спокойный взор снежно-белых глаз сменился зловещей угрюмостью.

– Мне все совершенно ясно, – громогласно сказал Морлей и, приподнявшись со своего трона, приблизился к мелко дрожащему от страха Фицу. Резким движением крепкой ладони ухватился за его маленький подбородок и внимательно посмотрел в светло-голубые глаза. – Зачем ты поступил так с моим смиренным сказителем?

Фиц немного отшатнулся. Первая встреча с Конунгом привела его в абсолютный шок и подбирать слова было довольно-таки трудно.

– Он первый начал! – выкрикнул он дрожащими от ужаса губами.

– Даже если так, неужели ты не знаешь, что этот юноша – единственное, что препятствует вашей смерти? Он – нить, которая помогает вам оставаться в живых, – выдохнул старец и, повернув голову, с печалью в голосе обратился к Брану: – Прости меня, сказитель, но я вынужден нарушить наш уговор.

Юноша побледнел. Его руки, связанные за спиной, похолодели, а язык словно совсем онемел. Неужели Морлей собирался казнить Фица? А, может, и всех его друзей? И он был этому виной. Именно он, Бран, поддался на жалкую провокацию и начал абсолютно бессмысленную бойню.

– Что вы хотите этим сказать? – выпалил Бран, дергаясь в удерживающих его лапах одного из стражников, подобно речной рыбе, выброшенной на сушу.

– Я хочу сказать, дитя мое, что завтра же на рассвете на площади нашей Топи над этим уродливым отродьем пройдет казнь повешением, – совершенно будничным тоном произнес Конунг и вновь последовал в сторону своего огромного, сверкающего в отсвете горящих факелов трона.

– Вы не можете так поступить! Вы мне обещали! – выкрикнул Бран, глядя в отстраненное лицо Морлея.

Но Конунг, казалось, вовсе не хотел слышать криков, мольбы, а уж тем более упреков, обращенных в его сторону.

– Ежели я не казню его, моя власть и мое влияние на Топь и ее жителей может с легкостью прекратиться. А я этого совершенно не желаю, – добродушно ответил Конунг, будто казнь для него была чем-то совершенно обыденным, не требующим особого внимания и эмоциональной отдачи. – К тому же у тебя остаются трое товарищей, как и вопросов. Это совершенно удивительно, не правда ли? – хохотнул Морлей так громко, что по шатру прошлось гулкое эхо.

Фиц открыл рот в попытке закричать, но слова никак не могли сорваться с его тонких, иссушенных жаждой губ. Он вертел головой, всхлипывал, пытался дергаться в попытке освободиться из лап стражей, но все было совершенно напрасно. Неожиданно юноша заплакал. Слезы стекали ручьем с его окровавленных щек, катились по лицу и разбивались о каменный пол огромного, залитого светом шатра. Затем резко, словно отчаявшееся дикое животное, он ненавистно впился взглядом в сконфузившего и потерявшего всякие силы Брана. Фиц ненавидел его всей своей душой, желал ему смерти и ужасных мук, но почему-то это чувство обратилось против него и вскоре должно было лишить его не только какой-либо силы, но и жизни.

– Этого ты хотел?! Хотел моей смерти, поэтому напал на меня с кулаками! Ты такой же, как и вся твоя проклятая семейка! Как и твоя мать, которая даже не захотела воспитывать тебя! Скажи хоть слово, ты, отброс! – выкрикивал Фиц, даже не стараясь притупить полыхающие внутри него эмоции.

– Увести! – приказал Морлей, махнув огромной рукой в сторону выхода.

Стражи вмиг повиновались ему, взяв обоих юношей под руки. Брана отвели обратно в оставленную им клетку, а Фица – в сырое подвальное помещение, дабы он не посмел сбежать от неминуемой кары.

Когда Бран поведал товарищам о случившемся, с их лиц несколько минут не сходило выражение праведного ужаса и шока. Впервые он увидел то, как проявляется истинное человеческое страдание. Арин рыдала, носилась по клетке и просила Каппу освободить ее. Ниса умолкла и таращилась в угол. Девин лишь угрюмо поглядывал на Топь из-под тени густых каштановых ресниц.

– Мы не можем так это оставить, слышишь?! – Девин схватил Брана за узкие плечи и стал с силой трясти. – Что нам делать?! Как нам его спасти?! – выкрикивал смуглый юноша, стараясь сохранять душевное равновесие, но у него совершенно не выходило.