Салфур: Тайны Запретного Леса

Арин мелко дрожала, прижавшись всем телом к Девину, широко открывала рот в беззвучном мычании и снова сопела в плечо смуглого юноши.

– Пожалуйста, Фиц, послушай его и попытайся выбраться! – вопила Ниса, проглатывая влажные соленые слезы и всхлипывая на каждом слове. – Умоляю тебя!

Но Фиц лишь кричал что-то неразборчивое в темноту, будто звал к себе кого-то, кого здесь и в помине не было.

– Хватайся за сук! Сейчас же! Иначе ты умрешь! – яростно кричал Бран.

Ему было страшно до боли в сердце, до дрожи в коленях, до помутнения рассудка, но он знал, что если сейчас он поддастся страху, то позволит Фицу утонуть во всепоглощающем омуте болотных вод.

Фиц перестал барахтаться и все же внял наставлениям друзей. Словно в бочке липкого меда, светловолосый юноша пытался вслепую найти опору, которая могла бы спасти ему жизнь.

– У тебя получится, Фиц! – сквозь слезы резко выкрикнул Девин, чувствуя второе дыхание. – Мы в тебя верим!

Бран попытался подобраться к юноше чуть ближе, чтобы облегчить ему задачу, но болото будто сковало его тонкие ноги и не давало сделать ни единого шага.

– Не могу… Не могу – хрипел Фиц, подняв лицо к небу, дабы тина не попала ему в ноздри и не перекрыла дыхание.

– Давай! Ты уже близко! – настойчиво произнес Бран, стараясь не упустить ни одного движения светловолосого юноши из виду. – Постарайся, ты сможешь!

Фиц сделал резкий рывок к товарищу, использовал свой единственный и последний шанс, но как только он немного приблизился к Брану, болото стало засасывать его тело в свою плотоядную, звериную пасть.

– Олух… Прости меня, если сможешь, – булькнул Фиц, и его светлое юношеское лицо тут же исчезло в зеленой жирной жиже, оставив на поверхности лишь маленькие прозрачные пузырьки, которые вскоре лопнули, растворившись в воздухе. Исчезли, как и жизнь одного из потерянных в запретном лесу детей.

Глава 14

Его больше нет и никогда не будет. Ни здесь, среди кустистых елей и воя стаи диких шакалов, ни среди танцующих свой причудливый танец осенних листьев, ни даже в глухой деревне, которая была для Фицджеральда родным домом. Не то чтобы Бран успел сильно привязаться к язвительному юноше, который был рядом с ним совсем немного времени – если бы он и произнес подобное вслух, то это тотчас восприняли бы откровенной ложью. И все же глубоко в душе черноволосый юноша понимал, что в какой-то мере несет ответственность за эту глупую, совершенно бессмысленную смерть. Сколько бы его не убеждали в обратном, Бран осознавал, что именно он, послушав совета незримого духа, который, возможно, был всего лишь выдумкой, бестелесной игрой его сбитого с толку рассудка, привел детей к Топи, где беглецы потеряли одного из товарищей.

Именно сейчас юноша по-настоящему понимал значение слишком часто и невпопад упоминаемого слова «жизнь». Сегодня она наделяет физическую материю своей волшебной природой, одаривая ее мыслями, чувствами, желаниями, а завтра… А завтра ее может унести самое обыкновенное упущение, необратимая ошибка.

Пока дети плутали в лесной глуши, пытаясь не сойти с ума окончательно, Бран полностью погрузился в омут своих мыслей. Вопросов было множество, на которые он не мог отыскать ответов. Кажется, Фиц был прав, когда назвал его частью этого дикого, абсолютно животного мира. Почему Бран все время думал лишь о себе, о своем безумном интересе и желании отыскать сердце чащи, ощутить его, почувствовать, как оно бьется, как по артериям разгоняет свою горячую кровь? Наверняка все потому, что он всего лишь порок, грешное, проклятое всеми богами дитя, которое попросту не может найти своего места в этом жестоком мире.

Когда тени Салфура спустились и темнота поселилась даже в самых укромных уголках, дети, убедившись в том, что за ними нет погони и Топь растворилась за деревьями-исполинами и высокой пожухлой травой, приступили к обустройству будущего ночлега, второпях отыскивая более-менее освещенную поляну.

– Я хотел бы поговорить о произошедшем, – нарушил затянувшееся молчание Девин. – Мы не сможем выбраться из леса, пока не обсудим случившееся. Пока не проживем этот ужас рука об руку.

Ниса, которая все это время плакала, закрывая лицо своими ладонями, вновь всхлипнула и разразилась истерическими рыданиями. Она не могла произнести ни единого слова, и плач был единственным верным выходом для нее в это нелегкое для ребят время.

– Что ж, тогда я продолжу, – шмыгнул носом Девин, стараясь сдержать свои чувства и, подобно Нисе, не потонуть в соленых слезах. – Мы должны быть сильными. Ради Фица, его жертвы и ради нас самих, – он многозначительно взглянул на Брана, как бы передавая ему эстафету.

– Я не могу сказать, что Фиц был мне дорог. Такие чувства для меня… в общем, для меня это – редкость, – неуверенно начал юноша. – Но я хочу сказать, что, несмотря на его непростой характер, он был частью нашей команды. Одним из звеньев, без которого нам будет поначалу сложно, но потом… если мы не умрем…

– Бран хочет сказать, что сейчас нам всем непросто, – резко выпалил Девин, стараясь не вызвать в их кругу паники, которую могут породить слова черноволосого юноши. – Особенно Нисе. Для нее он был близким человеком, братом, с которым она провела часть своей жизни, – опустив голову, продолжил Девин. – Но если мы сейчас не возьмем себя в руки и не выберемся из этого проклятого места, то в чьей памяти он останется жить? Никто так и не узнает о том, что с ним случилось. Более того, вся деревня окажется в опасности, если жителей не предупредить.

Арин, подобно подруге, тихо плакала, уткнувшись в ее плечо. Ей было невыносимо больно оттого, что она увидела, ощутив всю реальность хищной жизни, попробовав ее на вкус. Девочка всегда полагала, что нет в мире большего зла, чем жестокие сверстники, которые могут подшучивать над тобой, хватать за волосы и называть «дочерью сумасшедшей старухи», в ее мире не существовало смерти и особенно не существовало гибели невинных детей.

– Да какая уже разница, что случится с нами, что случится с Ардстро? – с отчаянием в голосе проговорила Ниса. – Он не заслуживал такого. Это я во всем виновата.

– Нет, Ниса, в этом нет твоей вины, – бросил Бран, стараясь говорить как можно мягче. – Я во всем виноват, это я повел вас в Топь.

Ниса вдруг перестала рыдать и, подняв голову, с нескрываемым ошеломлением в голосе сказала:

– Бран, скажи мне, что именно в последние секунды своей, – она всхлипнула от нехватки воздуха, – своей жизни сказал тебе Фиц?

Бран сначала опешил, а потом с грустью в голосе ответил:

– Он попросил простить его, если на то у меня хватит сил.

Девин и Арин с удивлением взглянули на Брана и только Ниса смотрела на него, будто совершенно не удивилась, будто нарочно задала этот вопрос.

– За что? – также холодно бросила белокурая девочка.

Тут-то Бран и понял, что попал в тупик. До сих пор никто из детей, кроме Фица, сына того самого Кэра Кэмпбела, который был возлюбленным его матери, не знал о том, кто такой Бран.

– Я не знаю, – неожиданно резко соврал он, страшась того, что правда сделает его отбросом даже здесь, в лесу, где нет ничего и никого человеческого, кроме них самих.

– Неужели? А почему Фиц назвал тебя сиротой, ты знаешь? – продолжала злиться девочка, бередя самые больные, рваные раны Брана.

– Ниса, что на тебя нашло? – тронув за рукав подругу, шепнула Арин.

– На меня? Да этот… этот негодяй все время врал нам, таился, недоговаривал, будто в этом мире не существует никого и ничего, кроме него самого! – стала выкрикивать девочка так, что ее лицо исказила неестественная гримаса. – И сейчас он продолжает это делать! Даже смерть Фица его ничему не научила!

На несколько секунд в воздухе повисло гнетущее молчание, а затем Бран поднялся с земли, отряхнул свои заляпанные грязью и болотной тиной штаны и безучастно произнес:

– Да, Ниса, Фиц не соврал, когда назвал меня сиротой. Это именно то, о чем я так не хотел вам рассказывать, потому что боялся… боялся того, что вы отвернетесь от меня, узнав, что я побираюсь и краду. О том, что я живу в сыром подвале возле жирных крыс и зловонных отбросов, – глядя на Нису сверху вниз, отчеканил он. – И да, если хочешь знать, я не выбирал такую жалкую жизнь. Судьба так распорядилась, – он отвернулся и, не дождавшись распределения ночного дежурства, ушел дальше от всех на край поляны, чтобы скорее закрыть глаза и покрепче уснуть, стараясь забыть эту ужасную ночь.

Но даже в собственных мыслях и сновидениях Бран не смог найти утешения. Не привыкший видеть красочные сны, среди знакомого туманного забытья он разглядел одинокую черную гору, на которой не было никакой растительности, лишь сожженная дотла трава да обугленные пни когда-то высоких дубов. Юноша неспеша приблизился к ней, чтобы как следует рассмотреть увиденное, и был действительно ошеломлен размерами этой странной горы, в которой была глубокая темная пещера, манившая его приблизиться и узнать, что именно она таит в своей огромной черной пасти.

Осознавая, что все это было не более чем обыкновенным сном, пусть реалистичный, Бран устремился в сырую пещеру, предчувствуя, что там его давно ждут. Игривые тени пробегали по каменным холодным стенам, намекая, что там, в глубине, есть некий загадочный источник яркого света. Юноша отчего-то совсем не боялся этих теней. Его удивляла их причудливая завораживающая прыть, и в какой-то момент он даже решил, что не прочь бы и сам стать одной из них, одним из пустынных бездушных пятен на теле мироздания.

Чем ближе он подходил к источнику света, тем сильнее билось его утомленное сердце, тем сильнее его рассудок оказывался во власти интереса. Когда он достиг его, то несколько мгновений находился в глубоком ошеломлении. В сердце пещеры находилась огромная тронная зала. Она не походила на безвкусно яркий, пышущий различными атрибутами богатой жизни шатер Морлея с наворованными украшениями, расставленными кое-как и невпопад. Нет, это было совершенно иное место. Все здесь буквально кричало о величестве и силе хозяина: стены из серого мрамора, деревянные скамьи, подобные тем, что устраивались в молельных залах, высокие факелы, но не со светлым привычным огнем в них, а с темно-алым, по-настоящему зловещим пламенем. Каменная тропа вела прямо к престолу, который представлял из себя множество переплетенных между собой деревянных острых сучьев с насаженными на них человеческими черепами и реберными костями, лежащими прямо у подножия трона. На нем, видимо, должен был восседать никто иной, как король этого места, к которому должны обращаться с мольбами его послушники.

Но кое-что показалось Брану еще более странным и пугающим, чем сам престол – все это великолепное убранство было окутано прочной паучьей нитью: тропинка, скамьи, стены и одиноко разбросанные по просторной зале черепа и кости. Казалось, будто хозяин этой обители давно покинул насиженное место, а вместе с ним покорно ушли и его верные послушники, давая паукам возможность полностью захватить богатое помещение.

Когда юноша подошел к величественному престолу, его одолело непреодолимое желание сесть на него. Брану хотелось почувствовать власть, господство и силу, которых никогда не приходилось испытывать в реальной жизни.

«Все-таки это просто сон. Так что я вполне могу позволить себе небольшую шалость», – подумал юноша и стал смахивать с кресла паутину и маленьких прытких паучков. Затем, представив себя королем, уселся на мягкое сиденье и полностью растворился в престоле, осознавая то, каким блаженством его наделил этот странный сон.

– Надеюсь, тебе удобно, – по зале эхом прошелся нежный женский голос.

От этого юноша буквально подпрыгнул на месте, увидев силуэт.

– Не бойся, я всего лишь плод твоего воображения, – усмехнулась незнакомка.

Бран попытался понять, кто скрывается в тени величественной залы, но так и не смог распознать ни Нису, ни Арин в этом удивительном образе. На незнакомке была плотная черная мантия с грузным капюшоном, открывавшим лишь ее белозубую улыбку и небольшие острые клыки.

– Бран, тебе нравится у нас в лесу? – неожиданно спросила девушка, усаживаясь на переднюю из расположенных в ряд скамеек.

Юноша решил, что незнакомка права, и все это лишь дрема, не имеющая ничего общего с реальным миром. Откинув сомнения, он безропотно ответил: