Больная

– Они… могут. – Судя по тону, мамаша сама балансировала на грани обморока.

– Всё, абсолютно всё, что мы делаем – правильно. Мы – профессионалы.

– Угу…

– Дети капризничают. Хотят домой. Манипулируют родителями. Врут, чтобы их забрали.

– М-м…

– Это ложь. Что бы он ни сказал – это ложь. Мы одни говорим правду. Мы помогаем.

– Да.

Вера могла поклясться, что услышала, как чья-то рука загладила лаковую столешницу.

– Сын обманывает тебя… Обманывает… Будь благоразумна – останься дома. Обманывает. Мы поможем ему. Только мы. Он будет здоров. Мы вылечим его.

– Слава Богу… Слава Богу, Доктор!

– А теперь… иди. – Не дождавшись реакции, брякнул фарфором. – Я сказал – пошла вон отсюда.

Женщина, задержавшись, неуверенно протопала к выходу. Хлопнула дверь. Как из другой вселенной в эту прорезалось противное радостное:

– Я тебя нашёл!

Вера молниеносно обернулась к водящему, выглядывающему из-за угла корпуса. Всё ещё пребывая в плену прострации, точно из патоки вырвалась и побежала к нему. Вытолкала.

– Эй! Ты чего?

Вера подавилась вдохом, выпалила сиплым шёпотом:

– Ни… ничего.

Скорее увела парнишку. Не стала проверять. Не попалась на глаза Филину, что высунулся из открытого окна.

День 5

Если днём от жары плавилась земля, то ночью ураган едва не выдавил стекло. Сосновые кроны не настолько распушились, чтобы ветки дотягивали до стен. Хоть деревья качало до натужного скрипа стволов, хвойные кисточки не скребли по окнам. Сон прерывал лишь рёв ветра, точно взрывы волн в бушующем океане. Сон тех, кому тревожно в непогоду.

Но в больнице хватало счастливчиков, которым, напротив, в такую ночь спится хорошо. Вера была одной из них. Даже утром проснулась легко. Сонливость отступила по щелчку пальцев. Буря с восходом солнца за непроницаемыми синими тучами едва ли стихла. А пока бушевала стихия, Вера, точно поддерживая вселенское равновесие, в тот день была тише воды, ниже травы. Сама на себя не похожа. Никто с ней, ожидаемо, беседу не заводил, и та с самого пробуждения и слова не проронила. Благо хоть лечащему врачу кивнула на справку о самочувствии. Стала непривычно задумчивая, сутулилась. Даже Шухер, как белка из дупла, время от времени поглядывала за соседкой из-за своей потрёпанной книженции.

Скоро пройдя лечение, в воскресенье ограничивающееся уколом и двумя таблетками, до обеда Вера просидела на одном месте. Вылила впечатление о вчерашнем на альбомный лист. Поглощённая мелкой работой по очерчиванию листочков и травинок наточенным карандашом, рассчитывала тем самым собрать мысли в кучу. Но глаза лишь тяжелели от шторма в голове. Приходилось то и дело возвращаться в горизонтальное положение. Пялиться в потолок, прислушиваясь к голодной, мягкой тишине коридора. Больничный корпус замер в ожидании, когда утихнет буря. Домик Элли. Смерч унесёт его в страну глупых пугал, трусливых львов и бессердечных дровосеков.

Куда ни направляй вектор мысли, они сводились к одному. К странному разговору Филина с чьей-то родительницей. Это речи доктора, тягучие, тавтологичные, магнетические. Не вбивал молотком – вшивал в сознание. В подсознание. Напоминает… гипноз.

Вера вздрогнула, как от удара грома. Нет, дождь вряд ли пойдёт, иначе бы уже лил стеной. Устало потёрла лоб. Если угадала, тогда хамство врача понятно. В фильмах запудренный вообще похож на «овоща» и якобы каждое слово глотает. Задала сама себе вопрос, разговаривал ли Филин подобным образом с её мамой. Пришла к выводу, что лучше маме вопрос и переадресовать. Хотя, если этот тогда, в первый день, присел ей на уши с аналогичными формулировками, то до «жертвы» уже вряд ли получится достучаться. Тем более, учитывая её характер.

«Самое главное – зачем? Что за ерунда с «не угрожает»? А должно?».

Щипок не отрезвил. Вера поджала губы, склонила голову. Нет, поток дум не разворачивается в обратном направлении. Этот «детский сад», в самом деле, отравляет её. Начинает верить в сказки для дошколят.

«Как по совету Лиз возглавить мелкую шушеру, если сами тихонько приручили?.. Как справится одной?»

Отняв ладони от лица, вскочила с постели. Осторожно выглянула в коридор. Две медсёстры заседали за столом, сторожа телефон – теперь единственное доступное средство связи. Меря шагами «камеру», тем самым действуя Шухеру на нервы, Вера всё приникала к косяку – проверить, не ушли ли болтушки. Не ушли и после обеда.

На сон-часе всё терапевтическое отделение уснуло. Даже книжный червь отложил своё чтиво и теперь сладко сопел, жадно обнимая подушку. Двери всюду распахнуты, но ниоткуда не доносится ни звука. Никого. Даже у телефона. Вера не повелась на соблазны удачи. В такое время и в такой день у медперсонала не должно быть дел: ни операций, ни приёма. А значит, они в любую секунду вернуться на пост. Нельзя оставлять целый этаж с больными детьми. Может произойти что угодно.

Ветер низко гудел, подгоняя, зазывая. Да, стоит прогуляться. Мало того, что стёкла в рамах дрожат, ещё и стены давят. Теперь особенно. Хотя на улицу в такую погоду не тянет. Зато какой повод пошарить мышкой по углам. Подглядеть за местными чудаками.

Больница как вымерла. Похолодало. Спасала импортная кофта на манер курток для американских спортивных клубов. Видимо, все разбрелись пить чай и наблюдать, как буря остервенело ломает ветки, расстреливает зайцев шишками. Храбрая Вера, скрываясь в тени, навестила чужие отделения. Проверить, не покинули ли её все, не удосужившись оповестить об отъезде.

В неврологическом крыле гремела колёсами каталка, кто-то интеллигентно ругался. Из хирургического доносился заливистый девичий смех. Где-то, куда забыли повесить табличку на входе, бегал по кругу мальчик лет трёх, звонко шлёпая пятками. Бесцельно, зато ему, похоже, весело. Отчего-то тревожная картина. Вера поспешила удалиться.

Вернувшись в свой корпус к концу сон-часа ни с чем, беглянка рискнула из чистой вредности. Или так просто ласково обозвала свою злость. Огибая незамысловатое ограждение с предупреждающей надписью «Ведутся ремонтные работы. Проход запрещён!», поднялась на последний этаж. Ломая шпингалеты, толкнула две хлипкие двери. Абсолютно бесшумно прошагала до середины коридора. И всё. Детский страх забился синицей в груди, больно царапая рёбра когтистыми лапками.

Если больница сегодня выглядела на редкость неуютно и неприглядно, то здесь, в самом деле, надобно снимать фильм ужасов. Планировка однотипная, но по сравнению со всем остальным корпусом – небо и земля. Ремонт ни при чём. Какой ремонт? Вполне приличная, не облезлая эмаль болотного цвета на стенах. Никаких инструментов, стройматериалов, признаков запустения. Просто коридор с тяжёлыми железными дверьми, как на заводе. Не похоже на палаты. Заперты на ключ. Это видно, проверять незачем. Только ногти ломать, ковыряя щель. Одно единственное окно далеко впереди завешано то ли картонкой, то ли щитом. Тусклые лампы гулко жужжат. Одна мигает. Вера нахмурилась. Чувствовать себя дурой приходилось часто, так сейчас хоть эмоции скрывать не от кого.

«Хватит с меня».

Подняла ногу, чтобы сделать шаг, да в таком положении и застыла. Гляди в оба, вот-вот приведение выскочит из-за угла. А то и бешеная собака. Вся в крови и с выпученным глазом. Инстинкт самосохранения задавил логику. Вера, кляня себя последними словами за трусость, вернулась на лестничную площадку. К чёрту. Прибьёт какая-нибудь балка, а тут вопи, не вопи – не услышат. Бетон поглощает звуки, как вата. Хотя бы те же шаги.

Нет. Пусть у её позорного отступления не оказалось свидетелей, перед собой необходимо реабилитироваться. Необходимо! Кроме того, сама судьба даёт добро. В многоквартирном доме и в школе эти пути запечатаны проржавевшими по выслуге лет навесными замками. А здесь – всего то засов. С облупившейся краской, но рабочий. Видимо, пожарная безопасность для главных здесь – действительно не пустой звук. Вот ведь правда – элитная больница.

Взобравшись по коротенькой, дышащей на ладан, лесенке, Вера дёрнула железный язычок раз. Второй. Третий, раскроив палец, и железо, отрывисто лязгая, поехало в сторону. Озираясь, будто её это спасёт, хулиганка взобралась на чердак.

Пространство представляло собой длинную широкую комнату с низким треугольным сводом. Всюду хлам – медицинский и бытовой, крупногабаритный, незаслуженно забытый, пыльный. Про пыль – отдельный разговор. Она здесь царь и бог. Или злой дух. Вселяется с первым вдохом, облепляет.

Вера, удовлетворённая бесполезностью своего пребывания здесь, как и вылазки в целом, уже собиралась ретироваться. Обострённый тишиной слух различил топот по ступеням. Наверх, на последний этаж. Двое. Девочка замерла, чтоб не дай Боже половица не скрипнула. Неизвестные остановились прямо под ней.

– Ты что, тут бывал уже? – спросила своего спутника какая-то девица.

– Проверял.

– Так закрывать надо! А то по шапке надают.

– Ты ещё громче ори.

Лесенка щёлкала под чужим весом. Вера ползла на карачках к ближайшей куче строительного мусора, подпирающей вершиной потолок.

«Так вот он где! Как только не лень каждый раз закидывать на чердак?»

Устроилась на полу в тот самый момент, когда чирикнули петли люка. Через пару секунд металлическую трещотку сменили те самые звуки, которых стоило бояться. Лобызания. Невольница своего положения зажмурилась, брезгливо высунула язык.

– Ну, не здесь же! – закапризничала дама.

– Да чего ты? Нормально.

– Тут грязно! И где вообще ты, интересно, собрался?