Потенциальные монстры

А пока у нас развивались отношения, да-да, самые настоящие отношения, как у парня и девушки. Я сама пребывала в постоянном состоянии шока, могла подолгу смотреть в одну точку, резко дёргалась, вздрагивала, даже начала заикаться. Следовало быть всё время на чеку, но получалось обратное. Я словно проваливалась в полузабытье. Несколько раз меня возвращали в реальность якорем одних и тех же вопросов: о чём размечталась? Но если бы они только знали – учителя, середнячки, – что я вовсе не мечтала, а просто-напросто пыталась переварить происходящее. Вела диалог с самой собой:

– Ну, какие будут идеи? Почему Тод Шоу выбрал нас?

– Не знаю, шутки ради.

– И когда ожидается кульминация?

– Не знаю, мы пока даже не целовались.

– Ждёшь, чтобы всё зашло слишком далеко? Готова лишиться с ним девственности?

– Да не знаю я, говорю же, толком не целовались ещё.

– Ну, а дальше-то что? Опрокинет тебе на голову ведро с каким-нибудь дерьмом на выпускном балу?

– Это из фильма?

– Это будет из твоей жизни, если не дашь ему отворот поворот.

– Но как же его дать? Он ведь так мил со мной.

– А по ночам ищи эту милость между ног у сучки года Нормы. Или нет?

Справедливости ради замечу, что с того момента, как между мной и Тодом завязалось что-то вроде настоящих отношений, он начал сторониться Нормы. Пару лет назад Мэтью Хаммер из параллельного класса подкатил ко мне на школьных танцах со словами:

– От тебя так вкусно пахнет. Лавандовый лосьон для тела?

После этого я тоже начала его сторониться, только иначе. В буквальном смысле. Завидев его в коридоре, я тут же сворачивала, пряталась по углам, закрывала лицо учебником. Случай Тода я окрестила «уверенным избеганием», когда сторонишься, но не трусливо, как я, а вполне откровенно. Проходишь мимо и даже не смотришь, не отзываешься, когда с тобой пытаются заговорить, убираешь руку, когда её кладут тебе на колени. Для меня это было чем-то невероятным. Когда однажды Мэтью Хаммер поймал меня в столовой и предложил съездить вечером на озеро искупаться, я решила, что он непременно собирается меня убить, и всё равно не нашла в себе сил отказать. К счастью, бедняга Мэтью отравился лазаньей в тот же день, и наши планы благополучно рухнули.

Тод Шоу умел говорить «нет» ловко, прекрасно и неподражаемо, будто где-то обучался этому древнему искусству. Норма кусала ногти и похудела ещё сильнее. У неё выпирали бедренные кости, а скулы сделались такими острыми, что, задев их, можно было порезаться. Я частенько ловила на себе её взгляды, полные презрения, ненависти, злости, непонимания, обиды, и всё же, дальше взглядов дело никогда не заходило. Возможно, потому что практически всё время со мной рядом находился Тод. Или же она боялась, что, насолив мне, разозлит его. Или же они отлично спланировали свой маленький спектакль и со всей ответственностью вжились в роли. Я была уверенна в последнем. С чего вдруг сучке года Норме бояться кому-то навредить? Ничто не останавливало её прежде. Никто не стоял на пути между ней и очередной невинной жертвой её безжалостного террора.

Спустя пару месяцев я пришла к неприятному выводу о том, что начинаю доверять Тоду. К тому времени мы уже довольно много целовались, он даже трогал мою грудь через бюстгальтер. Моё тело больше не было таким напряжённым рядом с ним, как раньше. Оно реагировало на его присутствие теплом и лёгкостью. Стоило его рукам сомкнуться у меня на талии или же прижаться к моей спине, как я превращалась в комок мягкого податливого теста – крути, взбивай, меси, как вздумается. Кажется, мы достигли того уровня близости, когда не боишься спросить: «у меня не размазался кетчуп вокруг рта?».

Прямо пропорционально нашему с Тодом сближению, усиливалась одержимость Нормы. Она крутилась вокруг него незаметно, словно тень. Стоило мне посмотреть на него, как где-то на заднем фоне тут же возникало её костлявое лицо. Мне начало казаться, что Норма действительно страдала. А, значит, Тод действительно испытывал ко мне чувства. Обе мысли были одинаково тревожными.

Мы заговорили о Норме лишь однажды, после урока химии, когда мистер Финникс поставил её в пару с Тодом для лабораторных работ. По дороге домой я заметила его непривычную молчаливость.

– Что-то случилось? – спросила я.

Он тряхнул головой и натянуто улыбнулся:

– Ерунда.

– Не хочешь быть в паре с Нормой?

Тод непроизвольно скривился:

– Почему?

– Не знаю, она странная стала. И приставучая.

Мне понравился его ответ. Бедняжка Норма, услышь она его, выпрыгнула бы из машины на ходу, но я едва не захлёбывалась радостью. Я сказала, что, возможно, всё будет не так уж и плохо. Тод неохотно согласился. Однако, спустя первую неделю я была готова проглотить собственные слова. Это было не просто плохо, а невыносимо. Они сидели за одним столом, и Норма постоянно прижималась к нему. Я сидела позади и всё видела. Как она клала подбородок ему на плечо, как пялилась на его губы, облизывая свои, как слюнявила палец, чтобы стереть невидимую пылинку с его щеки. Напряжение висело в воздухе, как сорокоградусная жара – влажное, тягучее, противное, давящее. Дошло до того, что вернувшись однажды домой, я достала дневник и записала крупными буквами:

ХОЧУ, ЧТОБЫ ТЫ СГОРЕЛА В АДУ, СУЧКА НОРМА ЧАНДЛЕР!

Я бы такого ни за что не написала, если бы она не слюнявила палец и не возила им по лицу Тода. Это было уже слишком. Её слюна впитывалась в его кожу, и происходило что-то вроде совокупления. Она становилась частью его. Я должна была что-то сделать, пусть даже на бумаге, в одиночестве в своей комнате, в своих мыслях. Мне и в голову не приходило, что кто-то может по-настоящему пострадать.

Мы проводили опыт с хлором и азотной кислотой. Я хорошо запомнила. Мы засыпали в неё чёрные частицы и наблюдали за огненными вспышками. Я наблюдала за Тодом и Нормой. Я видела своими глазами, как что-то полыхнуло и задымилось, а затем услышала пронзительный визг. Норма резко вскочила со стула и стала крутиться на месте, как заведённый волчок. Мистер Филлипс бросился к ней, снимая с себя фартук. Подоспев, он принялся хлопать им по её волосам под аккомпанемент её крика. Дальше поднялась самая настоящая суматоха, перешёптывания, громкий инструктаж перепуганного мистера Филлипса, выводящего Норму из кабинета. Внезапный пожар стал главной темой дня. Рассказ о нём с каждым перерывом становился всё более детальным и невероятным. Вот вся её голова полыхает ярким огнём. Вот Норма начинает корчиться и обугливаться, будто из неё изгоняют беса. А вы знали, что у неё сгорело пол лица? Все с возбуждением расспрашивали Тода, как главного свидетеля, а когда он давал скупые раздражённые ответы, кивали:

– Круто, чувак, такое шоу и ты в первых рядах.

Как оказалось, лицо Нормы не пострадало, в отличие от её волос и даже, как поговаривали, головы. Через неделю она пришла в школу в парике – короткие жёлтые волосы до плеч. Казалось, будто ей уже перевалило за тридцать. Впалые щёки и синяки под глазами создавали красочный образ измученной домохозяйки из трейлерного парка.

Первые пару дней школьная общественность примерно демонстрировала свою сострадательность, но вскоре лимиты исчерпались. Бывшие лучшие подруги с облегчением признали, что их Нормы больше нет. Остальные нахально глазели, тыкали в неё пальцем и смеялись. Даже дурачок Билли вежливо предложил «прекратить общение». Из главной претендентки на «Королеву бала» Норма Чандлер превратилась в главное посмешище школы. Мне было искренне её жаль, до такой степени, что я напрочь позабыла о своём дневнике и идиотской записи. Я не открывала его до самого выпускного, накануне которого нам сообщили, что Норма наглоталась таблеток и впала в кому. Вечером того же дня я достала дневник и прочитала:

ХОЧУ, ЧТОБЫ ТЫ СГОРЕЛА В АДУ, СУЧКА НОРМА ЧАНДЛЕР!

Это всего лишь слова. Слова не поджигают волосы. Они не вводят в кому. Я швырнула дневник под кровать и завернулась в одеяло. Меня не покидало ощущение, что ветви деревьев вот-вот превратятся в щупальца, залезут в окно и высосут из меня душу, которую я, вероятно, сама того не подозревая, продала дьяволу.

Пайпер

8

Пайпер боялась признать, что ей нравилось работать у мадам Дидье. «Ты будешь среди своих» – сказал Алек, и она ему не поверила, ведь прежде была твёрдо убеждена, что такого места вовсе не существует. Это прозвучало слишком заманчиво, слишком хорошо, чтобы быть правдой. Сперва всё казалось непривычным, от собственного угла – небольшой комнатушки, и до потрёпанной колоды карт, которую Синтия бросила на стол перед её носом со словами: «Разложи и тыкай пальцем». Однако, Пайпер очень быстро поняла, что в приглушённом свете, в шелесте тяжёлых пыльных штор, среди запахов чая, сладких духов и травяных благовоний она может быть той, кем её задумала природа. Клиенты, в основном дамы, смотрели на неё, не моргая, завороженно внимая каждому слову, кивали головами и охали от удивления. Никто не называл её сумасшедшей, никто не притворялся. Сюда приходили не для светских разговоров. Они не искали её расположения. Они использовали её открыто, без обходных путей и лицемерия. Вскоре Пайпер отложила колоду карт, больше к ней не прикасаясь.

Вместе с ней в салоне работали три гадалки. Все – женщины в возрасте. Мадам Дидье лишь однажды сказала, что такие вызывают больше доверия. Хильда со странным акцентом читала линии судьбы и гадала на чае. Изольда, настоящего имени которой Пайпер не знала, раскладывала карты и камни. Роза называла себя медиумом. Все трое выглядели совершенно обычными, приятными дамами, которые пекут домашнее печенье или вяжут на досуге перед телевизором.

– Нам нравится помогать людям, дорогая, – сказала Хильда во время знакомства, – они приходят к нам потому, что им больше некуда идти.

И не только они – подумала Пайпер.

Кроме женщин в салоне работал единственный мужчина – чернокожий великан Купер Харди. Здоровенный, коротко стриженый, с небольшой бородкой, в которой проглядывала проседь. Он всегда прожигал Пайпер странным взглядом, когда они сталкивались в коридоре. У него были узкие глаза, но ей казалось, будто он ещё и щурится в придачу. Купера окрестили шаманом. Никто не объяснил, что это значит, однако Пайпер не могла не заметить, что остальные относились к нему с подозрением:

– Магия вуду крайне опасна, – предупреждала её Роза, – они приносят настоящие человеческие жертвы. Кто знает, что Купер вытворяет за закрытыми дверьми…

И всё же, несмотря на предупреждения, Пайпер испытывала к нему необъяснимую тягу. Проходя мимо, ей хотелось остановиться, разглядывать его, слушать его голос. Он носил много браслетов на одной руке. Ей хотелось потрогать их, возможно, примерить. Купер был молчалив и держался в стороне. Ей редко выпадала возможность увидеть его и уж тем более перекинуться парой слов. Но, по какой-то неведомой причине, Пайпер вдохновлялась этими моментами, ощущая прилив сил и энергии.

Всем, кроме Купера, было крайне любопытно, чем именно она занималась Пайпер:

– Что-то вроде медиума, – ответила кратко, поглядев на Розу

Та улыбнулась. О конкуренции не могло быть и речи. Роза двадцать лет проработала в риэлтерской конторе и научилась точно определять, что нужно клиентам.

– Сначала я задаю вопросы, хотя часто по внешнему виду уже многое можно сказать, – объясняла она, – главное – настроиться, внимательно слушать, пропитаться их энергетикой. А какие у тебя методы?

Пайпер пожала плечами:

– Примерно то же самое.