Первая раса. Высоко над радугой

– Будь добра, окажи мне маленькую услугу, – попросил он. – Вот этому пушистику очень нужен друг. Сможешь ему помочь?

– Это же… это лошадка Храброе сердце? – голосок Рисы дрогнул, но она тут же нахмурилась. – Вы что, мне его дарите? Почему?

– Ты разве не хочешь? Ну хорошо, тогда можешь просто присмотреть за ним?

Было видно, что Риса колебалась. Не привыкшая к подобным проявлениям доброты, она переводила взгляд с игрушки на герра Райера, и обратно. Мужчина ласково улыбнулся, кивнул.

– У него даже волосы как у тебя. Очень красивого, кстати, цвета.

Это рассеяло все сомнения, и Риса прижала игрушку к груди.

Когда массивная женщина-завуч забрала девочку и поволокла её в изолятор, герр Райер вздохнул и наконец-то ослабил галстук. Начертал в блокноте цифру «25», размашистым почерком приписал что-то и подкинул ручку в воздух.

– Как же меня злит, – пробормотал он, ловя ручку, – что об этом пункте я смогу рассказать лишь в самом конце.

2.

Ночь оказалась не таким тихим временем, как можно себе представить. Кто-то постоянно ходил по коридору, наверняка воспитатели. Их топот и шушуканье мешали спать, и Риса вот уже битый час ворочалась с боку на бок. Даже Храброе сердце – лошадка из «Заботливых мишек», – не помогала. Нет, ну сколько же можно бегать туда-сюда!

Не в силах уснуть девочка села, обхватив колени. В изоляторе не было ничего интересного кроме окна над кроватью. Недолго думая, Риса приподнялась на цыпочках и выглянула наружу.

Ночь была безлунной, но внутренний двор по периметру освещался светом фонарей. Риса поёжилась, вспоминая почти такой же вид из окна больничной палаты. Тогда всё смешалось в кучу: промозглая сырость, постоянные головные боли и необычная вялость от препаратов. От воспоминаний малышка автоматически потёрла сгиб руки, где всего несколько месяцев назад из вены торчал катетер капельницы. Нет, уж лучше сидеть здесь!

Реабилитационный центр, откуда она попала в приют, куда лучше больницы. Пожалуй, там было даже хорошо. Как минимум потому, что там постоянно можно общаться с другими детьми, хоть и недолго: реабилитационный центр работал как большой конвейер.

Шумы за дверью постепенно стихли: персонал, работающий в ночную смену, разошёлся по постам. Риса опустилась на кровать и достала из-под подушки фотографию большой семьи. Мать, отец, старший брат и маленькая дочка – Риса. В уголке фото каллиграфическим почерком выведена фамилия: Ильтис.

«Где же вы теперь?»

Фотография семьи была одним из тех сокровищ, о которых никто не знал: за несколько месяцев реабилитации Риса усвоила, что есть вещи слишком сокровенные, чтобы делиться с ними даже с друзьями. Девочка долго всматривалась в изображение родных, гладила их тоненькими пальчиками.

Как же она их любит! Только вот никак не может вспомнить имена…

В замке повернулся ключ. Риса поспешно спрятала фото обратно под подушку, нырнула под одеяло. В полоске света от приоткрывшейся двери появилась детская фигурка – Риса видела её из-под полуприкрытых век.

– Эй, – позвала нежданная гостья. – Эй! Ты здесь?

Ответом послужила тишина. Девочка подошла ещё ближе, так что Риса смогла разглядеть короткие светлые волосы с розовыми прядями. Это была та, за которую она вступилась днём на школьном дворе. Что она здесь делает? Как она вообще смогла открыть дверь?

Девочка увидела, что Риса не спит, и улыбнулась. Отсутствие одного из передних зубов придавало её лицу шкодливое выражение.

– Так и знала, что ты просто притворяешься, – фыркнула она.

Риса промолчала, но девочку это не смутило. Она прыгнула на край кровати, так что панцирная сетка ходуном заходила.

– А я ведь не успела сказать тебе «спасибо». Так что спасибо тебе!

«Неужели не могло подождать до утра?»

– Я – Абигель, – девочка протянула ей руку. – Для друзей просто Аби. Так что и ты зови меня Аби, ладно?

Риса недоверчиво, осторожно ответила на рукопожатие. Девочка улыбнулась ещё шире.

– Тебе тут, наверное, жутко скучно, – заметила она. – Ты ведь не собиралась спать? Мы ведь тебе не помешаем?

«Ночью-то?»

Риса пожала плечами. Абигель обернулась и шикнула кому-то, кто ждал снаружи. Тут же внутрь, словно два ужа, скользнули ещё два посетителя.

– Это вот Энди, – Аби представила мальчика в очках. – А это – Хитоми.

Мальчик с фиолетовыми вихрами махнул Рисе.

– Ого, а это у тебя что? – Абигель обнаружила Храброе сердце. – Он твой?

Риса нахмурилась. Стоит ли рассказывать незнакомцам, что её попросили присмотреть за игрушкой?

– Мой, – твёрдо ответила она.

Аби тут же выпустила игрушку из рук, словно услышала кодовое слово, означающее запрет. Риса быстро сцапала лошадку и спрятала под одеяло, не заметив, как гостья непонимающе глянула на своих друзей.

– Ты не подумай, – заговорил Энди, почесав нос, – нам показалось, что тебе тут может быть одиноко, потому и пришли.

– Это я их позвала, – гордо выпятила грудь Абигель. – Мои друзья – твои друзья.

Риса не успела даже слова вымолвить: мальчики тоже уселись на кровать и устроили настоящий допрос. Им хотелось знать всё: откуда новая девочка и как попала в приют.

Первое время Риса отвечала односложно, несмело и неуверенно. Ей не верилось, что кто-то вот так захотел с ней подружиться. И в то же время сильно хотелось верить.

Чем дольше дети болтали, тем искренней становился смех Рисы. И куда только делась маленькая злючка, которая отлупила мальчишку на несколько лет старше её?

– А как вы сюда попали? Где ваши родители?

– А, у меня не было родителей, – Аби принялась раскачиваться на месте. Из-за выпавшего зуба она говорила с присвистом, совсем как Суслик из Винни-Пуха! – Я с рождения в детском доме. Моим родителям я не очень была нужна.

– Может, у них просто не было другого выхода? – Риса обхватила себя руками.

– Ай, да плевать! – нарочито беспечно отозвалась Абигель. – Мне и без них неплохо.

Риса перевела взгляд на мальчиков. Те ничего не сказали, но по их лицам всё было понятно и без слов.

– А ты, Энди?

– Да, Энди, – Аби насупилась. – Расскажи о себе.

Мальчик поправил очки нажатием на мостик.

– Я здесь уже два года. Мой отец уехал в Америку, с новой подружкой. А мама…ну… – он замялся. – В общем, мама со мной не справилась.