Моя Мерлина

Шел второй день с тех пор, как за Мерлиной захлопнулась старая тяжелая подъездная дверь. Помню, как постоял в том дворе какое-то время, как побрел домой, как проспал очень долго, как все свободное и не очень время думал о Мерлине. Я думал о ней, как о наваждении, сбившим меня с ног и разрушившим все вокруг, но это было так приятно. Что это такое? По Фрейду это играл инстинкт размножения, ввиду которого старик Артур влюбился в молодуху. Так бы обозначили мою ситуацию всякие циники. Я знаю это, потому что и сам обозначил бы чью-то похожую ситуацию точно так же несколькими днями ранее. Люди, чье сердце еще не превратилось из цветка в камень, сказали бы, что это любовь с первого взгляда. К такому ответу склонял скептика внутри меня и недавно проснувшийся, нет, скорее воскресший, романтик. В любом случае, покой я потерял. Я завис. Завис на этих мыслях о Мерлине, девочке в шапке с помпоном и громоздких ботинках.

Интересно, мне с ней вообще что-то светит? Может, я напрасно мечусь тут из угла в угол из-за какой-то незнакомой чудоковатой девчонки? Я взрослый уравновешенный мужчина, и пора мне, пока не поздно, взять себя в руки и выбросить из головы всю эту околесицу вместе с ее главной героиней.

Мои тяжкие думы перебил стук в дверь.

–Артур N-ович, Вас ожидает женщина, пришла по вакансии заведующей отделом кадров.

То была моя помощница Галка. Серьезная дамочка, честно говоря. Но сейчас мне до ее серьезности не было никакого дела. Я вскочил, сдернул с вешалки пальто и на ходу выпалил тревожным, но радостным голосишкой:

–Пусть ожидает! Меня ни для кого нет!

Я промчался мимо Галки, хлопнув дверью своего кабинета. И был таков.

Вот я уже еду по центральным улицам нашего города N на своей машине. Еду в сторону того самого двухэтажного старого дома, который скрыл от меня мою Мерлину. Несложно понять, что циник внутри меня был отправлен в нокаут. Видимо, романтик очень хорошо выспался и набрался сил, а теперь доминирует и властвует в моем внутреннем мирке. Я уже чувствую, как там идет перестановка мебели, если не капитальный ремонт.

Мерлина сказала, что я могу зайти к ней на чай… Я остановился, припарковавшись наспех на тротуаре, чтобы купить к чаю пирожных, не идти же с пустыми руками. Пара минут, и свежайшие эклеры в розовой коробочке были уже у меня в руках. Я нырнул в машину и направился дальше. Тот самый квартал. Встречай меня, старый двор, я приехал! Припарковался кое-как и кое-где, вышел. Пройдя мимо ненужных домов, я направился к тому, где живет моя Мерлина. Но что если… Мерлины нет дома? Подожду. Так, стоп! Я же не знаю, в какой квартире она живет! Вот дурень, совсем мозги заплыли. А я ведь уже подошел к тому самому зданию. Обойду его, и перед глазами уже встанет тот самый подъезд. Куда я иду? Дурак… И я зашел во двор. Во двор того дома, в котором жила та девушка, чьей квартиры я даже не знаю. Зашел, готовый, как школьник, ждать ее на косой лавке, хоть до завтрашнего утра, лишь бы эклеры сохранили свою свежесть.

Сидит. Она. На той самой лавке! В той самой шапке! В руках, кажется, та же книга. Уткнулась, читает, не замечая мира вокруг себя. Хоть ядерная бомба взорвется на горизонте – эта девушка не оторвется от своей книги. А я уставился на нее, на мою Мерлину. Я бы тоже не заметил взрыва ядерной бомбы – так пленила мой взгляд эта девушка.

–Ох уж эти читающие девки, с придурью они все, беды от них жди, – за моей спиной послышался старческий мужской голос.

Я обернулся. То был дворник, типичный пожилой дворник, с метлой, седыми усами, грязным зеленым фартуком на темно-синей фуфайке.

–Папироски не найдется? – прохрипел он.

Я протянул ему пачку «самца» с последней сигаретой и направился к Мерлине. Наверное, этот дворник хорошо знал девушку, чей двор он периодически мел. Наверное, он знал, что говорит. Но я не придал значения. Я направился к Мерлине. А ведь его слова отпечатались в моей памяти… Не спроста.

–Привет, я пришел на чай.

Несчастный мужчина стоял над читающей девушкой, дрожащей рукой протягивая ей розовую коробочку с эклерами. Мерлина подняла голову, но я отчетливо видел, что в планах у нее этого не было, уж больно она вросла к моменту моего прихода в эти книжные страницы.

–Достоевский кормил понемножку, дразня аппетит. Теперь же голод так велик, что оторваться от книги уже видится невозможным, – произнесла Мерлина ровным тоном.

Я видел, что она не хочет меня обижать. Но в книгу она, действительно вросла, отрываться ей, видимо, было болезненно. «Незваный гость хуже татарина» – эта поговорка подходит к ситуации на полторы сотни процентов. Мерлина снова уткнулась в книгу. Благо, оставалось немного, страниц пятьдесят, может, чуть больше. Я готов был подождать. Сел рядом с ней на лавку, между нами поставил заветную коробочку, чтобы исключить возможность подвинуться к этой девушке поближе, так боялся разозлить ее, если нарушу ее личное пространство.

-А что, если бы я не сидела тут? Пошел бы по квартирам?

Книга громко захлопнулась на первом звуке первого слова, произнесенного устами Мерлины. Сколько я тут просидел, смотря то вперед на – обшарпанные перила песочницы, то вверх – на грязноватого цвета облака, плывущие по беспокойному небу, то еще куда-то… Мерлина дочитала быстро, хотя старалась она явно не ради меня.

–Я бы подождал тебя здесь.

Между нами все еще стояла та розовая коробочка, как мнимый символ некоего барьера. Даже в начавшемся диалоге я ощущал эту невидимую кондитерскую стену межу нами, специально мною возведенную из-за затаившейся внутри трусости.

–А если бы я не вышла день?

–Я бы не стал ждать день, – мой ответ прозвучал, казалось, уверенно, но в голове какой-то черт, видимо, сидящий на моем левом плече, ехидничал, мол, стал бы, еще как.

–Ладно, раз уж я тебя позвала пить чай, то пойдем, – тон ее был не очень довольным, потому что мой ответ не удовлетворил ее эго. Девушка встала, сунула книгу под куртку и пошла к той самой злосчастной двери, которая виделась мне врагом номер один в день нашего с Мерлиной расставания.

Я следовал за ней. Коробочку свою не забыл, хранил ее бережно, как зеницу ока. Мы зашли в подъезд. Света не было, только сквозь окна лестничного проема пробивались слабые солнечные лучи, еле выглядывающие из-за плотных декабрьских облаков. Запах стоял тяжкий и фундаментальный. Он говорил о том, что в подъезде живут чистоплотные люди старой закалки, моют лестницу, стены, следят за порядком, но они стары, как и каждый кирпичик, каждая капля краски на стенах этого здания. Да, пахло устоявшейся старостью.

–Не упади, – предупредила спутница, поднимаясь вверх по ступеням, которые сама знала наизусть.

Я старался следовать ее совету, борясь с покатостью лестницы и отсутствием освещения. У меня получилось. Не ударил в грязь лицом.

На втором этаже мы встали перед очередной деревянной дверью. Спутница загремела связкой ключей. Несколько секунд, замок уступил, дверь отворилась.

–Проходи.

Рыжие полы общего коридора заскрипели под нашими ногами. Особенно громко (громче, чем мои) застучали ботинки Мерлины по этому многолетнему дереву, тух-тух-тух… Девушка зашагала к очередной двери, ее спутник следовал хвостом. Запах общего коридора, устаивавшийся тут много лет, спирал нос. Очередной замок отворился, пропуская хозяйку квартиры внутрь, я следовал за ней. Темный коридорчик: длинная вешалка для верхней одежды вдоль стены, низкая тумбочка для обуви, к слову, забитая этой самой обувью до предела, грязный полосатый коврик на входе, высокие стены, в потолке обнаженная одинокая лампа без люстры.

Мерлина скинула с себя куртку, повесила на ту самую вешалку. Ботинки кинула в угол и направилась к проходу, видимо, на кухню, сказав:

–Следуй моему примеру.

Я так и сделал, только ботинки свои не раскидал, а аккуратно поставил возле тумбочки, думая, что девушка, пленившая мое сердце, оказалась, на удивление, неряшливой. Об этом говорило не только то, как она раскидала ботинки, но и состояние ее квартиры. Начиная с коридора, который не пылесосили, ну, по крайней мере, не меньше месяца. Проследовав за хозяйкой, я оказался на кухне. Картина перед моими глазами была не самой ясной и чистой: пожелтевшие кружевные занавески, несколько лет назад бывшие белыми, прикрывали деревянное окно, с которого так и норовила сбежать давно полопавшаяся краска; возле настенных часов красовался жирный рыжий таракан, явно чувствовавший себя хозяином помещения; в раковине посуды было немного, две тарелки, два стакана, но мытья они пока не дождались.

Я привык к порядку. Мужчина, чья бывшая жена терпеть не могла наблюдать соринка на коврах в своем доме, просто обязан был приучиться к порядку. И порядок мне нравился, поэтому после развода я нанял уборщицу, пожилую добродушную женщину, которая приходила в заданное ей время и держала мою квартиру в чистоте и порядке, создавая там желанный уют.

Мое первое впечатление от места, в которое привела меня эта юная особа, было просто выгравировано на гладковыбритом лице. Мерлина все заметила.

–Оправдаюсь один раз, – начала она, ставя чайник на плиту, – у меня ремонт, и я не вижу смысла драить эту палубу, пока все то ледовое побоище в комнате за стеной не завершится. А про тараканов я тебя предупреждала. Этого зовут Адольф, – Мерлина кивнула в сторону упитанного наглеца на стене у часов.

Я, было, открыл рот, чтобы начать оправдываться, но хозяйка перебила:

–Не надо сейчас отнекиваться. Твое лицо просто кричало, что я неряха. Кстати, да, еще та неряха! Отрицать бесполезно, – на ее лице еле мелькнула таинственная улыбка, говорящая о том, что она гордится своими недостатками.

Чувство, одолевшее меня в тот момент, было столь несвойственно моей натуре: стыд за то, что кто-то неряха, а я – нет. Вот как грозно и всеобъемлюще ломала меня изнутри эта таинственная молодая девушка, переворачивая все мои фундаменты легким взмахом чуть подкрашенных ресниц.

Мое погружение в угрызения совести перебил свист чайника. Хозяйка выключила плиту и открыла скрипучие дверцы подвесного шкафчика. Передо мной на стол были выставлены несколько золоченых пакетов с рассыпным чаем. Я немного смыслил в этих напитках, поэтому надписи на этикетках меня удивили – у этой девушки правда был вкус, чайный вкус, и любовь к этому напитку. Улун, ройбуш, белый трех видов, зеленый двух, черный пяти! И на десерт – пу-эр, мое любимое чайное лакомство… И все эти пакетики были выходцами из самого лучшего чайного магазина нашего города N. Я сам там порой отоваривался, правда, не с таким энтузиазмом и познанием.

–Выбирай, – протянула Мерлина, глазами кивая на свой личный прилавок бесплатных пробников.

Да, знаю, пу-эр я люблю. Но не стал. Я решительно предоставил выбор ей, желая выведать, куда падет стрелка ее вкуса. Черный с какими-то добавками. Ну-с, посмотрим. Хотя я уверен, что мне понравится – так сильно к тому времени я уже был окутан в эту тягучую, липкую, но такую приятную паутину больше, чем симпатии.

Мерлина ложечкой закинула часть содержимого пакетика с позолоченными узорами в стеклянный чайник, который достала с полки над кухонным столом. Чистота чайной посуды, которая стояла перед нами, подчеркивала ее любовь к чаевничеству еще больше. Кипяток обволок содержимое чайника, и восхитительный аромат цитруса и какой-то кондитерской сладости прокрался к нашим носам.

Честно сказать, коробочку с моими пирожными Мерлина открывала без особого желания. Она объяснила это тем, что не хочет портить сладостями вкус чая, который от них приглушается, но из вежливости она, все же, откроет и даже поест вместе со мной принесенное угощение.

Чай был уже разлит по чашкам. Горячий и ароматный парок витиевато и еле зримо устремлялся вверх, щекоча носы своим манящим ароматом.

–Ты знаешь, мне кажется, надо пить больше чая. Это решает многие проблемы, – сказала Мерлина, сидящая напротив меня, задрав ноги на стул, и отхлебнула немного из своей небольшой и белой чашки, такой же, как у меня.

–Какие, например?

–Например, нехватки тепла.

После мы с Мерлиной молчали. Я тоже пил чай. Вкус плотно заваренных чайных листьев, апельсина и горького шоколада обдавал всю полость рта. Мне понравилось. Я думал над ее словами. Она – над чем-то еще.