Она резко обернулась. Морин ждала, что Кхеф появится со стороны мостика, а он вышел к каюте с другого конца коридора.
– Был в медотсеке, – ответил он на её вопросительный взгляд. – Ма’лэр уже значительно лучше. Её готовятся выписывать.
Морин заставила себя улыбнуться.
– Рада слышать.
На самом деле ей было плевать. Плевать на Ма’лэр, на Бергман – на всех. Кроме него.
– Зачем ты пришла? – Кхеф подошёл к двери. Вопрос прозвучал негрубо – не так, словно он хотел спровадить её поскорее. Наоборот, как только метапластиковый прямоугольник отполз в сторону и Кхеф зашёл в каюту, он обернулся и предложил ей:
– Зайдёшь?
Морин кивнула. Не глядя на неё, Кхеф прошёл вглубь помещения и начал раздеваться. Поначалу Морин смутилась, но, к счастью, он ограничился тем, что снял китель.
– Я хотела поговорить.
– Говори, – лёгким движением он активировал дверь встроенного в стену шкафа. – Я слушаю.
Кхеф повесил китель на вешалку, а затем пошёл к столу. Тому самому, за которым они недавно сидели. Сердце сдавило, и Морин поняла, что медлить дальше уже просто невежливо.
– Я пришла попросить прощения.
– Тебе не за что.
– Разве?
Их взгляды встретились. Она увидела что-то, похожее на… грусть?
– Это я виноват, а не ты, – Кхеф вздохнул. – Я полез к тебе, не разобравшись, как воспринимают подобное у тебя на родине. – Он опустился на край стола, провёл рукой по волосам. – Ох, пепел! Межрасовые отношения – иногда такой геморрой…
Да, именно об этом сказал ей Игорь.
– Говорил же – к такому невозможно привыкнуть.
Морин горько улыбнулась, вспоминая, когда эти слова прозвучали впервые: на свадьбе Асии и Аруса. Всего несколько дней назад, а кажется, что несколько световых лет прошло…
– Кхеф, я много думала о наших… отношениях.
– А у нас есть отношения? – на столе стоял отливающий пурпуром графин, и Кхеф налил себе из него стакан. – Я думал, что в твоих глазах я склоняю тебя к вещам, которых ты не хочешь.
– Нет, – она наблюдала, как на его мускулистой шее перекатывается кадык, когда он пьёт. – Да. То есть, частично…
– Очень сложно, – вздохнул Кхеф, отставляя стакан. – А я, если честно, так устал… – он потёр переносицу.
– Я хочу, чтобы стало проще! – выпалила Морин. – Хочу тебя.
Его рука замерла на переносице.
– Что?
Золотые глаза, недоверчивые и чуть прищуренные, замерли на ней. Морин почувствовала себя в свете прожекторов огромного корабля, а она маленькая перед ним. И у неё остался только один шанс для того, чтобы её заметили.
– Я тебя хочу. Хочу быть с тобой, и…
Он смотрел на неё, словно подталкивал. Точнее, тянул. Но не в пропасть или к новым неприятностям, а туда, где наконец-то будет тепло, будет безопасно и… Правильно? Именно в это Морин так страстно хотела верить.
– Я пришла сама. Меня никто не заставлял и больше никогда не заставит. Я понимаю, где я, с кем и что делаю. И я хочу остаться.
Кхеф шумно вдохнул. Он смотрел на неё так, как в ту ночь, только с ноткой недоверия. Морин думала, он её прогонит. Правда, прогонит – она бы на его месте так и сделала! Но Кхеф протянул руки ей навстречу.
– Иди сюда.
Морин повиновалась. Но не потому, что он был капитаном. Его полный силы взгляд, его голос магнетический – она так хотела этого всего, а ещё ощутить раскалённое золото рук на своей коже, что не могла противиться.
Короткий вздох – и она у его груди. Сложила руки на плечи и уткнулась носом в шею, а он, паршивец, даже не попытался сделать вид, что обнимает её за талию – уверенно ухватил гораздо ниже.
– Значит, хочешь меня?
Жар, от живота идущий вверх, встретился с тем, что спускался от его тёплого дыхания в волосах. Морин, прижавшись теснее, слегка прикусила Кхефа за шею. Он рыкнул, сжимая крепче её ягодицы. Все условности между ними были сожжены, как и все слова, которые стали ненужными.
* * *
Лэра шла на поправку быстро, и отчасти это снимало вину с Бергман: значит, не зря она решилась на этот безумный эксперимент. Но Йолт, проводивший всё своё свободное время в медотсеке и сжимавший тонкие пальцы Лэры в часы её беспамятства, ничего прощать не собирался. Винить в произошедшем саму Лэру Йолт не мог и не хотел
Должно быть, она считывала это – в его резковатых жестах, в коротких фразах, потому что всякий раз, когда речь хотя бы отдалённо заходила об учёной с Земли, она виновато опускала голову – прятала глаза, которые окончательно стали золотыми.
Ничего. Он смирится с золотом. Единственное, с чем смириться не сможет – это если потеряет её. Думая об этом, он снова безотчётно находил её ладонь – а Лэра свою не отводила.
День выписки настал незаметно: так корабль прибывает в космопорт после долгого, но спокойного путешествия, конец которого никто не торопит. Йолт просто пришёл в очередной раз в медотсек и увидел Лэру одетой не в больничную робу, а в привычную карминную форму. В короткой юбке было видно, что её ножки, и без того изящные, за время пребывания здесь стали такими тонкими, что непонятно было, как Лэра выдерживает сама себя.
Она собирала вещи в небольшую сумку и замерла на секунду, увидев Йолта.
– Привет, – губы Лэры тронула улыбка.
– Привет. – Она застегнула молнию и хотела повесить сумку себе на плечо, но Йолт, не дожидаясь разрешения, перехватил ручку и закинул за спину. – Тебя выписывают?
– Да, – Лэра не стала спорить с ним насчёт сумки и просто направилась к выходу. – Штоль доволен моими анализами, так что…– она неопределённо пожала плечами.
– Ну, если Штоль доволен…
Дверь медотсека с шипением закрылась за ними, и Лэра остановилась в коридоре. Она окинула корабль новым взглядом, словно пыталась понять: изменилось ли что-то здесь, если поменялась она сама? И – этот вопрос волновал Йолта тоже – насколько сильно она изменилась?
Мимо прошёл молодой колшарский лейтенант, один из тех, кто служил вдали от мостика и понятия не имел о том, что там произошло. Он, должно быть, подумал, что Лэра была в медотсеке на какой-то плановой проверке или по поручению капитана, и просто кивнул ей, легко улыбнувшись. Лэра кивнула в ответ, и лейтенант ушёл, забрав с собой часть тяжести прошедших дней.
Лэра двинулась к своей каюте. Она шагала медленно, но уверенно, и её следы надолго оставались сиять в метапластике позади них. Молчание отдавалось зудом в гортани, и наконец Йолт спросил:
– Когда ты вернёшься на мостик?