Увечные механизмы

Подобрав длинный подол, цеплявшийся за мыски расшитых бисером туфель, Сурьма вышла через узенькую дверцу на задний двор церкви, сделала пару глубоких вдохов: при каждом казалось, что жемчужинки впивались в её кожу чуть не до крови.

Было пасмурно и прохладно, и так хотелось, чтобы пошёл дождь!.. Закрыв глаза, она подняла лицо к небу и застыла, ожидая, что вот-вот крупные холодные капли упадут на её лоб и пылающие щёки, зашуршат по листьям розовых кустов, растущих вдоль ведущей к калитке дорожки. Но вместо дождя почувствовала на себе чей-то взгляд.

Открыла глаза, с трудом возвращаясь в этот мир. За низенькой зелёной оградой заднего церковного двора стоял Висмут.

Сердце ухнуло вниз, земля дёрнулась под ногами, глаза заволокло серебристым маревом, розовые кусты двинулись мимо Сурьмы, словно железнодорожный состав. Ещё миг – и она налетела на Висмута, неожиданно оказавшегося слишком близко – ближе, чем она ожидала, вскинула руки, обвила его шею. Он хотел что-то сказать, но вместо этого поцеловал её.

Сердце бухнуло один раз и, кажется, остановилось. Как остановился и весь мир вокруг – замер, а потом просто исчез. Не осталось ни вымощенной камнем дорожки под ногами, ни медоточивого аромата розовых кустов, ни нависающих сверху лиловых туч. Были только сухие горячие губы и сильные руки, и насквозь пронизывающий, будоражащий запах креозота, и упоительный, бесконечный поцелуй…

– Не выходи за него, – выдохнул Висмут, и эти слова вернули на свои места и вымощенную камнем дорожку, и аромат розовых кустов, и низкие тучи.

Ладони Сурьмы соскользнули с его плеч.

– Я не могу, – произнесла сипло, едва слышно, – у меня нет выбора.

– Есть.

Что-то блеснуло на границе поля зрения. Сурьма опустила глаза и встретилась с сотней мельчайших своих отражений в гранях прозрачного камня: Висмут держал в руке кольцо.

– Ах вот вы где! – пронзительно раздалось из-за спины раньше, чем Сурьма успела осознать произошедшее. – Господин Нильсборий, Сурьма! Все уже собрались и ждут! – госпожа Кельсия скорым шагом подошла к дочери. – А вы кто такой? – глянула она на Висмута. – Впрочем, неважно! Если вы приглашены, будьте добры, войдите через главные двери и займите свободное место. Сурьма, пойдём, все ждут лишь тебя! – она сунула в руки дочери свадебный букет и потянула её прочь.

Настойчиво увлекаемая маменькой к церкви, Сурьма отлепила потрясённый взгляд от кольца и подняла глаза на Висмута.

– Сурьма! – одними губами позвал он.

– Господин Нильсборий! Ведите дочь к алтарю! – скомандовала Кельсия, сунув руку Сурьмы под отцовский локоть, и подтолкнула мужа ладошкой в спину, смахнув с его пиджака невидимую соринку.

И Нильсборий повёл оглушённую, онемевшую, растерянную Сурьму в церковь. Он видел, с какой безысходной тоской она оглянулась на того мужчину – видимо, того самого.

А сам Нильсборий, судя по всему, в выводах ошибся! Этот поцелуй, свидетелем которого он нечаянно стал, и взгляд, которым этот мужчина смотрел на Сурьму, не вписывались в его прежнюю теорию о безответной любви дочери.

Затворив дверь на улицу, Кельсия стряхнула невидимые соринки с белоснежного платья невесты, ещё раз поправила тонкий венок в её волосах.

– Ну всё, с Богом! – кивнула маменька и вышла из комнатки.

За дверями застучали её торопливые шаги – Кельсия спешила занять своё место на церемонии раньше, чем начнёт петь хор.

Сурьма стояла перед высокими двустворчатыми дверьми, отделявшими её от Астата и новой жизни, – словно марципановая фигурка на верхушке свадебного торта: такая же белая, такая же неподвижная. Рука в шёлковой перчатке безжизненно висела, перекинутая через отцовский локоть. Господин Нильсборий покосился на дочь. Нежно и переливчато запел хор. Мальчик-служка распахнул двери. Нужно было переступить порог, но ноги вросли в мраморный пол, а сердце осталось на заднем дворе церкви…

– Пойдём? – шёпотом спросил отец. – Или… нет?

Сурьма не ответила. Кажется, она даже не слышала вопроса. Стояла и смотрела перед собой, не видя длинный проход, украшенный цветами, вдоль которого собрались гости.

Хор пел. Невеста не шла. Дамские шляпки начали тревожно вертеться, выглядывая из толпы. Господин Нильсборий сделал неуверенный шаг вперёд, и Сурьма послушно шагнула вместе с ним.

– Знаешь, дорогая, – тихо шепнул ей отец, – твоё счастье для меня дороже всего на свете.

Шаг.

– И для матушки тоже.

Ещё шаг.

– Дороже дома и всех на свете богатств.

Шаг.

– Мы твои родители, и полагаем, что смыслим в этой жизни чуть больше.

Ещё шаг.

– Но даже мы не можем знать, что для тебя будет истинным счастьем.

Шаг.

– Это знаешь только ты.

«Да что же так долго-то!» – ёрзала на своём месте госпожа Кельсия. «Почему идут так медленно?» – заволновался вытянувшийся в струнку Астат.

– Поэтому никто, кроме тебя, – продолжал отец, – не может сделать правильный выбор.

Шаг.

«Долгое будет венчание, – мысленно вздохнул отец Молибден, – а у меня ещё следом крещение…»

Сурьма молчала и, казалось, даже не дышала. Смотрела прямо на Астата и не видела его, хотя тот был уже совсем рядом.

– Правильный выбор, – едва слышно произнёс Нильсборий, – он не здесь, – прикоснулся двумя пальцами свободной руки к виску, словно поправил волосы.

Шаг.

– Он здесь, – дотронулся до своей груди напротив сердца, а потом опустил ладонь на руку дочери, лежащую на его локте.

Шаг. Последний перед алтарём.

Нильсборий посмотрел на дочь, в её остекленевшие, отрешённые глаза. Выждал несколько секунд. Дольше, чем положено. А потом передал её руку в белой перчатке Астату.

Заждавшийся и уже заскучавший отец Молибден не сдержал облегчённого вздоха, Астат – выхолощенной улыбки.

Слова священника прошли мимо сознания Сурьмы.

– Кольцом моим я сочетаюсь с тобою, – начал жених, и гладкий металл обжёг своим прикосновением безымянный палец невесты, – пред Богом, священником и людьми клянусь, – продолжил Астат, но Сурьма не слышала конца его фразы.

Мальчик-служка поднёс бархатную подушечку с кольцом, которое невеста должна надеть на палец жениха. Она смотрела на кольцо вечность или чуть дольше. Гости занервничали. Отец Молибден в своих многоярусных облачениях вспотел. Астат натянуто улыбался, не сводя с Сурьмы холодного требовательного взгляда.

– Кольцом моим я сочетаюсь с тобою, – непослушными губами выговорила она и перевела взгляд на стоящего в первом ряду отца.

Кажется, за последние полчаса господин Нильсборий похудел килограммов на пять, даже щёки ввалились, а под глазами обозначилась темнота. Он посмотрел на дочь и медленно прикоснулся к своей груди напротив сердца.