Увечные механизмы

– Пред Богом, священником, – продолжила Сурьма, – и людьми…

Повисла долгая пауза. Жених и невеста смотрели друг на друга, и взгляд обоих был непроницаем.

– Клянусь, – шёпотом подсказал отец Молибден.

– Каюсь, – не к месту произнесла Сурьма, оборачиваясь на священника, – простите меня, отче, я согрешила! Ложью и притворством, – выдохнула она, а потом перевела глаза на Астата. – Я не люблю тебя. Никогда не любила.

Приклеенная улыбка жениха не изменилась. Только взгляд стал ледяным и колючим.

– Какая разница, – прошипел он сквозь эту приклеенную улыбку, – у нас уговор!

– Я не могу стать твоей женой.

Кольцо выпало из рук Сурьмы и зазвенело по мраморному полу в душной, непроницаемой тишине, но никто, кроме Нильсбория, не услышал, как в этой тишине огромной скалой обрушилась тяжесть с души Сурьмы…

***

Пробуждающего на маршрут найти так и не удалось, поэтому Висмут вновь сидел без дела в будке машиниста. Выходной он брать не стал – уж лучше здесь, чем там, дома, под скорбными взглядами этих двоих… Троих, если считать крысу. Дверь была распахнута настежь, и в будку лилось тёплое августовское солнце. Вдалеке закричали:

– Нет, вот тот локомотив, тот, что правее! Да, да! Верно!

Висмут не обратил на это внимания, пока через минуту чьи-то шаги не зазвенели по ступеням, ведущим в будку машиниста его локомотива. Шаги лёгкие, торопливые – явно не господин координатор. Очень знакомые шаги…

Висмут вскочил на ноги и впился напряжённым взглядом в дверной проём, в котором через секунду появился сначала белый цилиндр с синими пёрышками, а затем и вся Сурьма в своём васильковом платье с белым корсетом.

– Здравствуй, – она запыхалась и разрумянилась, глаза её лихорадочно блестели, а на губах играла чуть подрагивающая улыбка.

«Что ты здесь делаешь? Как ты тут оказалась? Зачем ты меня нашла?» – вспыхнуло в голове Висмута, но вместо этого он почему-то спросил:

– Ты одна?

– А с кем я должна быть? – удивилась Сурьма.

– С мужем.

– Свадьбы не было, – она сделала шаг к Висмуту, стягивая с рук кружевные перчатки, – и теперь такая морока возвращать всем подарки! Я пришла вернуть тебе твой, – Сурьма посмотрела серьёзно и как-то испуганно.

– Но я ничего не…

Договорить он не успел: Сурьма шагнула ещё ближе и поцеловала его отчаянно и страстно.

Опешив, Висмут несколько мгновений позволял ей целовать себя, но потом перехватил инициативу.

Прижавшись лбом к её лбу, прошептал:

– Не стоило возвращать… Пусть он побудет у тебя.

Висмут почувствовал под своими губами её улыбку и стук её сердца о его грудь.

В залитой тёплым августовским светом будке машиниста он целовал её веки, её длинные ресницы цвета тёмной меди, высвеченные солнцем до золотистой полупрозрачности на самых кончиках, и её смеющиеся веснушки – одну за другой, все до единой. Целовал и не мог остановиться.

Дыхание сбивалось, счастье искрилось и шипело, и не помещалось в груди. На губах стало солоно.

– Ты чего? – тёплым шёпотом спросил Висмут, ласково стирая с её щёк слёзы.

– Я… чуть не потеряла тебя, – ответила Сурьма, улыбаясь сквозь слёзы, – я так испугалась! Там, на вокзале Крезола, под этим чёртовым ливнем, когда опоздала на твой поезд… Я боялась, что уже поздно, и я слишком долго молчала, а ты, – она всхлипнула, – ты не захочешь знать меня после… после…

И он ещё крепче прижал её к себе:

– Я люблю тебя, дурочка! Ты никогда меня не потеряешь.

– Это что тут такое происходит, позвольте поинтересоваться? – раздался от дверей удивлённый зычный голос.

– Господин координатор, – Висмут улыбнулся начальнику поверх головы Сурьмы, не выпуская девушку из объятий, – я нашёл отличную пробуждающую! Сильную и с золотым дипломом.

– А-а-а, – многозначительно протянул зависший на верхней лестничной ступеньке координатор маршрутов, – так у вас тут… собесе-е-едование! Что ж, не буду мешать, – он полез вниз, и, уже спустившись, крикнул: – жду вас у себя в кабинете, госпожа пробуждающая, через десять минут со всеми документами! Господин Висмут проводит. И не увлекайтесь там… Кхм… В смысле – не задерживайтесь!

– Поедешь со мной в самый длинный почтовый маршрут? – шёпотом спросил Сурьму Висмут и почувствовал, как она кивнула, уткнувшись мокрым, наверняка пунцовым, но очень счастливым лицом ему в плечо.