По всем вопросам обращайтесь на: info@litportal.ru
(©) 2003-2024.
✖
Меры косвенного принуждения в исполнительном производстве
Год написания книги
2017
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
Меры косвенного принуждения в исполнительном производстве
Анастасия Артуровна Парфенчикова
Настоящее издание представляет собой первое комплексное сравнительно-правовое исследование института косвенного принуждения в исполнительном производстве России и зарубежных государств. Сегодня наибольший интерес вызывают меры так называемого косвенного принуждения, которые выражаются в ограничении, как правило, личных прав и свобод должника. В российском исполнительном производстве предусмотрены две меры подобного рода: временное ограничение права на выезд из Российской Федерации и временное ограничение права на управление транспортным средством. В монографии предпринята попытка сформулировать понятие института косвенного принуждения, разработать классификацию соответствующих способов воздействия на должника, определить их место в общей системе принудительных мер, применяемых в ходе исполнительного производства, предложить единую концепцию установления мер косвенного принуждения, а также оценить перспективы развития данного правового института в России и возможности использования в этих целях зарубежного опыта.
Для научных и практических работников, преподавателей, аспирантов и студентов юридических вузов, а также всех интересующихся проблемами исполнительного производства.
Анастасия Артуровна Парфенчикова
Меры косвенного принуждения в исполнительном производстве
© А.А. Парфенчикова, 2017
© Статут, 2017
* * *
Предисловие
Поиск наиболее оптимальной модели воздействия на должника с целью полного и своевременного исполнения судебных и иных принудительно исполняемых актов является одной из приоритетных задач развития исполнительного производства. Ненадлежащее исполнение предписанных исполнительным документом требований дискредитирует весь предшествующий процесс отправления правосудия, а применение в отношении недобросовестных должников традиционных мер принуждения далеко не всегда подталкивает их к исполнению предписаний, в том числе и по той причине, что подобные меры оправдывают свое применение только при наличии у должника имущества, за счет которого могут быть удовлетворены требования взыскателя. При этом, как показывает практика, должники иногда предпринимают действия по сокрытию своих активов, оформлению имущества на третьих лиц, тем самым исключая возможность обращения на него взыскания. При таких обстоятельствах необходимо наряду с другими мерами развивать механизмы, позволяющие мотивировать должника на добровольное, самостоятельное исполнение, что может быть достигнуто за счет применения мер косвенного принуждения.
Рассмотрению всего комплекса теоретико-практических вопросов, связанных с его развитием и применением, и посвящена настоящая монография.
Актуальность книги бесспорна. Несмотря на динамичное развитие как современного гражданского исполнительного права в целом, так и института косвенного принуждения в частности, до настоящего момента всесторонних теоретических исследований по названной теме не проводилось. Кроме того, недостаточная разработка законодательства в области применения мер косвенного принуждения, а также существующая на сегодняшний день неоднозначность практики судебных и иных правоприменительных органов обусловливают необходимость разработки юридических моделей поведения участников исполнительного производства для эффективного достижения целей исполнения.
В этом смысле книга А.А. Парфенчиковой является первым комплексным исследованием теоретических и практических проблем применения мер косвенного принуждения. Ценность работы заключается также в обращении к опыту зарубежных стран в данной области правоприменения. Сравнительно-правовой анализ мер косвенного принуждения позволил автору определить направления дальнейшего развития рассматриваемого института в российской системе принудительного исполнения, а также сформулировать предложения по его совершенствованию.
Несколько слов об авторе. Анастасия Артуровна Парфенчикова по окончании юридического факультета Санкт-Петербургского государственного университета продолжила учебу в очной аспирантуре кафедры гражданского процесса Уральского государственного юридического университета и в 2016 г. успешно защитила диссертацию на соискание ученой степени кандидата юридических наук. В период подготовки диссертации она также прошла обучение в магистратуре Института права стран Восточной Европы Университета им. Христиана-Альбрехта (г. Киль, ФРГ), а также приняла участие в работе ряда российских и международных конференций и семинаров.
В заключение выражаю уверенность в том, что настоящая книга будет полезна как научным работникам, так и судьям, адвокатам, судебным приставам-исполнителям, другим категориям юристов при исследовании российского и международного исполнительного производства.
В.В. Ярков, доктор юридических наук, профессор, заслуженный деятель науки РФ, заведующий кафедрой гражданского процесса Уральского государственного юридического университета
Введение
Независимая и эффективная судебная власть, являясь гарантом верховенства права, представляет собой одну из фундаментальных основ любого демократического государства. Конституция РФ гарантирует каждому судебную защиту его прав и свобод, что означает не только право на справедливое разбирательство дела в разумный срок независимым и беспристрастным судом, созданным на основании закона, но также и право на исполнение решения суда. Как справедливо указывал Европейский Суд по правам человека, «право на доступ к правосудию было бы иллюзорным, если бы правовая система государства допускала, чтобы судебное решение, вступившее в законную силу, оставалось бы недействующим в отношении одной стороны»[1 - Постановление Европейского Суда по правам человека от 7 мая 2002 г. по делу «Бурдов (Burdov) против России» (жалоба № 59498/00) // Российская газета. 04.07.2002. № 120.]. Действительно, даже в случае, когда право защищено в судебном порядке, оно зачастую не может быть реализовано, если должник не исполнил судебный акт, поэтому целью исполнительного производства является реальное восстановление взыскателя в правах посредством использования механизмов принуждения должника к исполнению судебных решений и иных подлежащих принудительному исполнению актов.
Указанный подход неоднократно подтверждался Конституционным Судом РФ[2 - См. постановление Конституционного Суда РФ от 12 июля 2007 г. № 10-П «По делу о проверке конституционности положения абзаца третьего части первой статьи 446 Гражданского процессуального кодекса РФ в связи с жалобами граждан В.В. Безменова и Н.В. Калабуна»; определение Конституционного Суда от 24 февраля 2005 г. № 291-О «Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Хлюстова Вячеслава Игоревича на нарушение его конституционных прав пунктом 5 статьи 15 Федерального закона «О порядке выезда из Российской Федерации и въезда в Российскую Федерацию»»; определение Конституционного Суда РФ от 3 июля 2014 г. № 1561-О «По жалобе гражданина Черепанова Андрея Владимировича на нарушение его конституционных прав частью 2 статьи 30 и частью 2 статьи 67 Федерального закона «Об исполнительном производстве»» // СПС «КонсультантПлюс» (дата обращения: 11.02.2016).] и Верховным Судом РФ[3 - Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 17 ноября 2015 г. № 50 «О применении судами законодательства при рассмотрении некоторых вопросов, возникающих в ходе исполнительного производства» // Российская газета. 30.11.2015. № 6841.].
Следует отметить, что способы воздействия на должника в целях исполнения требований исполнительных документов отличаются разнообразием и поливариантностью, тем не менее проблема поиска наиболее эффективных из них стоит крайне остро и в последние годы достигла своего пика как в российском исполнительном производстве, так и в зарубежных правопорядках. В настоящее время наибольший интерес вызывают меры так называемого косвенного принуждения должника к исполнению судебных решений и иных юрисдикционных актов, к которым следует отнести временное ограничение права на выезд из России и ограничение права на управление транспортным средством. Мировому исполнительному производству известны также иные способы косвенного воздействия на недобросовестных должников, например, гражданский арест, изъятие проездных документов и разрешений (лицензий) на занятие определенными видами деятельности, ограничение должника в пользовании платежной картой, запрет на совершение юридически значимых действий и др.
В целом необходимо признать, что деление государственного принуждения на прямое и косвенное не получило широкого распространения в науке и не нашло отражения в законодательстве. Вместе с тем еще дореволюционные ученые[4 - См.: Васьковский Е.В. Учебник гражданского процесса. М., 1917. С. 471–513; Малышев К.И. Курс гражданского судопроизводства. Т. 2. СПб., 1875. С. 104.] указывали на наличие в исполнительном производстве особого рода мер, опосредованно воздействующих на поведение должника.
В настоящее время нет оснований не согласиться с тем, что в силу своей специфики меры косвенного принуждения занимают особое место среди находящихся в арсенале судебного пристава-исполнителя средств воздействия на должника в целях борьбы с уклонением от исполнения судебных решений и иных актов. Представляя собой ограничение личных прав, данные меры побуждают должника к самостоятельному исполнению предписанных требований, являясь своеобразным способом его мотивации, и существенно сокращают как временные затраты, так и количество действий, предпринимаемых судебным приставом-исполнителем в рамках каждого исполнительного производства. В результате установления мер косвенного принуждения требования, содержащиеся в исполнительном документе, исполняются должником самостоятельно в относительно короткий срок по сравнению с проведением длительных процедур ареста и реализацией его имущества.
Для российского исполнительного производства институт косвенного принуждения является сравнительно новым механизмом борьбы с уклонением от исполнения судебных решений и актов иных юрисдикционных органов. Первым шагом на пути его становления стало внедрение в систему принудительного исполнения временного ограничения права должника на выезд из страны, которое с момента его закрепления в редакции Федерального закона от 2 октября 2007 г. № 229-ФЗ «Об исполнительном производстве» (далее – Федеральный закон «Об исполнительном производстве») доказало эффективность и позволило повысить исполняемость судебных решений и иных подлежащих исполнению актов. По данным Федеральной службы судебных приставов, в 2013 г. почти 60 тыс. должников, ограниченных в выезде, исполнили требования на сумму 7,9 млрд руб., в 2014 г. – 83 тыс. должников на сумму 12 млрд руб., а в 2015 г. – 114 тыс. должников на сумму 16 млрд руб.[5 - Ведомственная статистическая отчетность ФССП России за 2013, 2014 и 2015 гг. [Электронный ресурс]. – Режим доступа: https://fssprus.ru (дата обращения: 15.01.2016).]
Принимая во внимание положительные результаты применения временного ограничения права на выезд, а также обращаясь к опыту зарубежных правопорядков, где меры косвенного принуждения активно используются, законодатель, находясь в поиске наиболее приемлемых способов достижения исполнения юрисдикционных актов, движется в направлении расширения перечня мер косвенного принуждения, которые, безусловно, предоставляют широкие возможности воздействия на должника.
Так, 15 января 2016 г. вступило в силу изменение, позволяющее судебному приставу-исполнителю ограничивать должников в пользовании специальным правом – правом на управление транспортным средством. Кроме того, в настоящее время активно обсуждаются инициативы о возможном установлении в отношении должника запрета на совершение юридически значимых действий и отказа в предоставлении ряда государственных услуг. И перспективы введения новых механизмов воздействия на недобросовестных должников, и общественный резонанс, который до сих пор вызывают меры косвенного принуждения, даже по прошествии почти десяти лет с момента закрепления первой из них, свидетельствуют о том, что реформа в сфере исполнительного производства далека от своего завершения.
Отсутствие на сегодняшний день в науке комплексного анализа мер косвенного принуждения в исполнительном производстве наглядно демонстрирует новизну и актуальность проблематики, связанной с данным правовым явлением, а принимая во внимание множество проблем, возникших в связи с применением подобных способов воздействия на должника, и неизученность рассматриваемого правового института, который, бесспорно, вызывает огромный, но, к сожалению, поверхностный интерес как со стороны специалистов в области права, так и среди всего населения, следует признать особенную остроту и важность вопросов, положенных в основу настоящей монографии.
В книге предпринята попытка определить основные признаки и особенности института косвенного принуждения в российском исполнительном производстве, а также в зарубежных системах принудительного исполнения; обнаружить проблемы законодательного регулирования и практики применения мер косвенного воздействия на должника и предложить пути их решения в рамках разработки убедительной концепции, которая отражала бы наиболее полно весь круг проблемных вопросов; оценить перспективы развития данного правового явления в российском исполнительном производстве.
Глава 1
Понятие мер косвенного принуждения в исполнительном производстве
§ 1. Понятие и цели принудительного исполнения
1.1. Принуждение в праве
В юридической литературе встречается множество подходов к определению государственного принуждения. Так, например, данное явление понимается как «метод воздействия государства на сознание и поведение лиц, совершающих антиобщественные поступки»[6 - Попов Л.Л. Убеждение и принуждение. М., 1968. С. 13.], как «форма внешнего воздействия на человека, сопровождающаяся определенным стеснением, лишением или ограничением в его интересах и благах»[7 - Ребане И.А. Убеждение и принуждение в деле борьбы с посягательствами на советский правопорядок // Уч. зап. Тарт. ун-та. Вып. 182. Тарту, 1966. С. 176.], как «воздействие, выражающееся в непосредственном насилии или угрозе его применения, заставляющее выполнять предъявленные требования в случае отступления от таковых»[8 - Кожевников С.Н. О принуждении в правоохранительной деятельности Советского государства // Сб. уч. тр. Свердл. юрид. ин-та. Вып. 22. Свердловск, 1973. С. 123.], как «внешнее воздействие на поведение, основанное на организованной силе государства, на наличии у него «вещественных» орудий власти и направленное на внешне безусловное (непреклонное) утверждение государственной воли»[9 - Алексеев С.С. Социальная ценность права в советском обществе. М., 1971. С. 106.]. А.И. Козулин справедливо отмечал, что «понятие государственного принуждения отражает одно из проявлений активной роли государства в жизни общества. Понятие правового принуждения подчеркивает активную роль права по отношению к государственным органам, осуществляющим принудительное воздействие»[10 - Козулин А.И. Правовое принуждение (правовые начала государственного принуж дения в советском обществе): Автореф. дис. … канд. юрид. наук. Свердловск, 1986. С. 9.].
Следует признать, что проблема места и роли государственного принуждения в праве относится к разряду «вечных» в юридической науке[11 - Макарейко Н.В. Право и принуждение: к вопросу о взаимосвязи власти и права // Вестник Нижегор. ун-та им. Н.И. Лобачевского. Вып. 2 (7). Н. Новгород: Изд-во Нижегор. ун-та, 2003. С. 329.]. К вопросу о соотношении указанных категорий обращались правоведы на самых разных этапах правового развития общества. Основу исследований в этой области составляли вопросы о том, является ли принудительный характер неотъемлемым признаком права, присуще ли принуждение всем правовым отраслям, какова связь между принуждением и различными формами реализации права. Ответы на них менялись от эпохи к эпохе в зависимости от типа правопонимания, господствующего в конкретный момент в правовой доктрине, поэтому подход к решению указанной проблемы эволюционировал на протяжении длительного периода времени вместе с развитием общества и государства.
Среди представителей дореволюционной юридической науки наиболее востребованной была точка зрения, согласно которой абсолютная связь между правом и принуждением не признавалась[12 - См., например: Гамбаров Ю.С. Право в его основных моментах // Правоведение. 1995. № 4–5. С. 97–133; Петражицкий Л.И. Теория права и государства в связи с теорией нравственности. Т. 1. СПб., 1909. С. 268–284; Трубецкой Е.Н. Энциклопедия права. СПб., 1998. С.18–21; Кистяковский Б.А. Философия и социология права. СПб., 1998; Алексеев Н.Н. Основы философии права. СПб., 1998. С. 168–171.]. Принудительный характер, по мнению ряда ученых того исторического периода, не является обязательным компонентом права.
Например, Н.М. Коркунов отрицал, что принуждение является необходимым условием реализации права, обосновывая свое убеждение доводами о том, что нередко индивиды добровольно исполняют возложенные на них обязанности[13 - Коркунов Н.М. Лекции по общей теории права. СПб., 1907. С. 66.]. Вместе с тем он допускал возможность принудительной реализации права, хотя указывал, что принудительный порядок применим только в отношении тех правовых норм, которые содержат положения об установлении санкций[14 - Там же. С. 84.]. Что касается других норм права, то их реализация возможна и посредством иных способов, кроме государственного принуждения. При этом в данном случае Н.М. Коркунов, рассуждая о связи между правом и принуждением, имел в виду физическое принуждение, полагая, что именно оно не является необходимым свойством права. В целом Н.М. Коркунов признавал допустимость использования принудительных механизмов, указывая, что «с прогрессом общественной жизни право стремится к возобладанию над силой и пользуется ею, насколько она является пригодным средством для осуществления права»[15 - Коркунов Н.М. Лекции по общей теории права. СПб., 1907. С. 87.]. Но, несмотря на это, он приходил к выводу, что «право может обойтись и без принуждения, и не всякое право осуществимо через принуждение»[16 - Там же. С. 75.].
Похожих взглядов относительно связи между категориями «право» и «принуждение» придерживался и Л.И. Петражицкий, отмечая, что «исполнение нравственных обязанностей может быть только добровольным. Если обязанный не подчинится нравственному императиву, а подвергнется физическому насилию, об исполнении нравственной обязанности в данном случае не может быть и речи»[17 - Петражицкий Л.И. Право, государство и теория нравственности // Русская философия права: Антология. СПб., 1999. С. 324–325.]. Настаивая на том, что принудительный характер нельзя рассматривать в качестве неотъемлемого компонента права, он писал: «Из атрибутивной природы права вытекает допустимость принудительного исполнения лишь в тех случаях, где момент добровольности не входит в предмет притяжания, принудительное исполнение множества обязанностей невозможно фактически…»[18 - Там же. С. 331.]. Л.И. Петражицкий указывал на то, что соответствующие властные органы управления могут путем насилия получать необходимое и это «признается осуществлением требований права, исполнением правовой обязанности»[19 - Там же. С. 325.]. Рассуждая о связи между правовыми нормами и их принудительной реализацией, ученый отмечал, что смысл такой связи «сводится к тому, что неисполняющий добровольно своей юридической обязанности по праву может или же должен быть подвергнут принудительным мерам»[20 - Там же.].
Исходя из приведенных суждений можно прийти к выводу о том, что даже те специалисты, которые не рассматривали принуждение в качестве неотъемлемого признака права, все же не опровергали возможность и необходимость использования рычагов государственного принуждения в рамках реализации некоторых правовых норм.
Одним из самых ярких сторонников обратного понимания роли принудительного воздействия в осуществлении права является Г. Кельзен, оценивавший данные категории как существующие в неразрывной связи, в которой принудительный характер является бесспорным компонентом права[21 - Чистое учение о праве Ганса Кельзена. К XIII конгрессу Международной ассоциации правовой и социальной философии (Токио, 1987): Сб. переводов. Вып. 1 / Отв. ред. В.Н. Кудрявцев, Н.Н. Разумович; Пер.: С.В. Лезов, Ю.С. Пивоваров. М., 1987. С. 50–53.].
Подобного подхода придерживался и Р. Иеринг, полагавший, что говорить о праве без принуждения не имеет смысла, поскольку «правовое положение без правового принуждения есть внутреннее противоречие, это – огонь, который не горит, это – свет, который не светит»[22 - Иеринг Р. Цель в праве. Т. 1. СПб., 1881. С. 320.].
Интересное высказывание, иллюстрирующее соотношение рассматриваемых социальных явлений, принадлежит Э.А. Хобелю, отмечавшему, что «право имеет зубы, которые в случае необходимости могут кусать, хотя они не всегда обязательно обнажены»[23 - Hoebel E.A. The Law of Primitive Man. Cambridge, Massachusetts, 1954. P. 23. Цит. по: Тихонравов Ю.В. Основы философии права. М., 1997. С. 316.].
Описанная концепция, предполагающая невозможность действия права без использования механизмов принуждения, получила распространение в советскую эпоху и основывалась преимущественно на знаменитых ленинских словах о том, что право – ничто без аппарата, способного принуждать к соблюдению его норм[24 - Алексеев С.С. Общая теория права. Т. 1. М., 1981. С. 266.].
Так, на принуждение в праве как мощнейший социальный регулятор неоднократно указывал С.С. Алексеев, отмечавший, что принуждение в праве является «острым и жестким средством социального воздействия»[25 - Там же. С. 267.]. По мнению С.С. Алексеева, принуждение является одним из факторов, образующих социальную и инструментальную ценность права. Социальная ценность права, обеспеченная механизмами принудительного воздействия на индивидов, заключается в том, что право позволяет достичь «эффекта гарантированного результата»[26 - Там же.]. Принуждение в праве, таким образом, нацелено на то, чтобы устранять возникающие в правовой системе аномалии, приводить ее в случаях неправомерной ситуации в нормальное состояние, воздействовать на лиц, нарушающих правопорядок[27 - Алексеев С.С. Право. Азбука. Теория. Философия. Опыт комплексного исследования. М., 1998. [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://www.twirpx.com/ file/396994/.].
Инструментальная ценность права, подкрепленная возможностью использования рычагов принуждения, рассматривается С.С. Алексеевым в качестве мощного регулятивного инструмента, реализуемого и охраняемого с помощью государства[28 - Там же.]. Действительно, возможность использования государственного принуждения создает в глазах индивидов весомость правовых норм, обеспечивает необходимость подчинять им свое поведение и согласовывать свои действия с правовыми предписаниями, отказ от следования которым может привести к наступлению неблагоприятных последствий путем установления соответствующих санкций. Государственное принуждение «во всяком случае ставит человека в положение, когда у него нет выбора для избрания иного варианта поведения»[29 - Братусь С.Н. Юридическая ответственность и законность. Очерк теории. М., 1976. С. 59.], поэтому оно выражается «в правовом уроне»[30 - Лейст О.Э. Теоретические проблемы санкций и ответственности по советскому праву: Автореф. дис. … д-ра юрид. наук. М., 1978. С. 10.]. Таким образом, принуждение в осуществлении права обеспечивает неотвратимость наступления наказания за несоблюдение правовых норм: «представление об обязательности права складывается из идеи о его социальной ценности плюс понимания наличия мер государственного принуждения, гарантирующих исполнение закона»[31 - Кудрявцев В.Н. Право и поведение. М., 1978. С. 131.].
На неразрывную связь права и принуждения указывал Д.И. Мейер, отмечавший, что «всякому праву сопутствует возможность его принудительного осуществления. Этот признак права до того существен, что если нет для какого-либо права возможности принудительного осуществления, то нет, собственно, и права. Даже тогда, когда признается за правом возможность принудительного осуществления его, но не всегда, не против каждого другого лица, – даже тогда право становится мнимым, призрачным, ибо охранение дает всю силу праву, а если право обнажено хотя бы с одной стороны, то можно быть уверенным, что оно подвергнется нападению»[32 - Мейер Д.И. Русское гражданское право. Ч. 1. М., 1997. С. 224.].
Таким образом, реализация права и достижение действительного соблюдения правовых норм невозможны без принудительного воздействия со стороны государства на поведение индивидов, поэтому категории «право» и «принуждение» не могут рассматриваться изолированно друг от друга. Данные социальные явления проявляют взаимодействие в двух аспектах: с одной стороны, принуждение является свойством права, с другой – принуждение, основанное на правовых началах, приобретает ряд признаков, трансформирующих его в правовое принуждение. Как отмечал С.С. Алексеев, «государственное принуждение, преломленное через право, правом «насыщенное», выполняющее в нем свои специфические задачи, и выступает в качестве правового принуждения. Чем выше уровень правового содержания государственного принуждения, тем оно в большей мере способно выполнять функции позитивного фактора социального развития»[33 - Алексеев С.С. Общая теория права. С. 267.].
На этапе современного развития права наличие связи между принуждением и реализацией правовых предписаний не вызывает сомнений и данные категории не рассматриваются в отрыве друг от друга: среди сущностных признаков права справедливо указывают на его обеспечение возможностью государственного принуждения[34 - Теория государства и права: Учебник / Под ред. В.М. Корельского, В.Д. Перевалова. М., 2002. С. 229.]. В связи с этим А.Ф. Черданцев отмечает, что «функциональная связь права с государством проявляется прежде всего в принудительности права, обеспеченности возможностью государственного принуждения»[35 - Черданцев А.Ф. Теория государства и права: Учебник. М., 1999. С. 172.]. Такая возможность принудительного воздействия на поведение членов общества гарантирует действенность права, надежность правовой системы и стабильность общественных отношений, способствуя достижению социального компромисса.
1.2. Принуждение в исполнительном производстве: особенности и виды
Прежде всего следует отметить, что исполнение судебных решений и актов иных органов и должностных лиц может осуществляться должником как силой государственного принуждения, так и добровольно. Безусловно, исполнение установленных в соответствующем акте обязательств в добровольном порядке является наиболее предпочтительным и выгодным способом исполнения предписаний, в том числе и для должника, «как в отношении расходов по исполнению, так и изыскания средств для покрытия задолженности»[36 - Авдюков М.Г. Исполнение судебных решений. М., 1960. С. 31.]. Кроме того, добровольное исполнение судебных и иных подлежащих исполнению актов позволяет избежать процедуры принудительного исполнения, которая предполагает затраты времени и ресурсов, что неудобно ни для взыскателя, который заинтересован в скорейшем исполнении вынесенного в его пользу судебного акта, ни для судебного пристава-исполнителя, нагрузка которого крайне велика, что зачастую ведет к понижению эффективности исполнения требований исполнительных документов. Более того, именно количество добровольно исполненных решений является показателем уровня правопорядка в государстве и степени развития правового сознания в обществе, поэтому добровольный порядок исполнения судебных актов, вне всяких сомнений, является наиболее предпочтительным.
Законодатель называет добровольным исполнение должником требований исполнительного документа в течение пяти дней с момента возбуждения исполнительного производства (ч. 3 ст. 9 Федерального закона «Об исполнительном производстве»). Между тем добровольным, т. е. остающимся за рамками принудительного, по сути является еще и исполнение соответствующего акта сразу после его вступления в законную силу, а также исполнение содержащихся в исполнительном документе требований банками и иными кредитными организациями. В целом следует признать, что исполнение предписанных требований в рамках уже возбужденной процедуры исполнительного производства, пусть и до применения в отношении должника мер принуждения, добровольным назвать можно только условно, поскольку оно обеспечено не столько силой судебного акта, сколько потенциальной угрозой применения принудительных мер, о чем указывается в постановлении о возбуждении исполнительного производства. Поэтому представляется более логичным рассматривать исполнение судебного решения в качестве добровольного в том случае, когда должник исполняет судебный акт после его вступления в законную силу, поскольку только в данных обстоятельствах исполнение осуществляется исключительно по инициативе должника, без какого-либо, даже минимального, участия органов принудительного исполнения. Тем не менее, по смыслу Федерального закона «Об исполнительном производстве», под добровольным понимается исполнение должником требований исполнительного документа в установленный судебным приставом-исполнителем срок до применения к нему государственно-властного принуждения в виде мер принудительного исполнения. Учитывая данный подход законодателя, избравшего понятие «добровольное исполнение» в рамках возбужденного исполнительного производства, представляется возможным определять исполнение соответствующего акта после его вступления в законную силу как самостоятельное исполнение, которое можно рассматривать в качестве особого вида исполнения содержащихся в исполнительном документе требований.
Помимо самостоятельного исполнения решения после его вступления в законную силу и добровольного исполнения до истечения пяти дней с момента возбуждения исполнительного производства следует выделить еще один вид исполнения за рамками принудительного – исполнение требований, содержащихся в судебных и иных актах, банками и иными кредитными организациями, а также эмитентами и профессиональными участниками рынка ценных бумаг (ст. 8, 8.1 Федерального закона «Об исполнительном производстве»). В данном случае взыскатель вправе, минуя органы принудительного исполнения, обратиться непосредственно в указанные организации при наличии у него соответствующей информации о нахождении денежных средств должника в конкретном банке или об имеющихся на его счетах ценных бумагах, а также заявления и исполнительного документа. По сути описанный порядок исполнения является добровольным, но не в смысле ст. 30 Федерального закона «Об исполнительном производстве», когда одновременно с возбуждением исполнительного производства судебный пристав-исполнитель предлагает добровольно исполнить требования исполнительного документа[37 - Комментарий к Федеральному закону «Об исполнительном производстве» / Под ред. В.В. Яркова. 2-е изд. М.: Норма, 2014. СПС «КонсультантПлюс» (дата обращения: 25.10.2015).]. Такой вид исполнения предписанных требований можно условно обозначить как исполнение третьими лицами.
Анастасия Артуровна Парфенчикова
Настоящее издание представляет собой первое комплексное сравнительно-правовое исследование института косвенного принуждения в исполнительном производстве России и зарубежных государств. Сегодня наибольший интерес вызывают меры так называемого косвенного принуждения, которые выражаются в ограничении, как правило, личных прав и свобод должника. В российском исполнительном производстве предусмотрены две меры подобного рода: временное ограничение права на выезд из Российской Федерации и временное ограничение права на управление транспортным средством. В монографии предпринята попытка сформулировать понятие института косвенного принуждения, разработать классификацию соответствующих способов воздействия на должника, определить их место в общей системе принудительных мер, применяемых в ходе исполнительного производства, предложить единую концепцию установления мер косвенного принуждения, а также оценить перспективы развития данного правового института в России и возможности использования в этих целях зарубежного опыта.
Для научных и практических работников, преподавателей, аспирантов и студентов юридических вузов, а также всех интересующихся проблемами исполнительного производства.
Анастасия Артуровна Парфенчикова
Меры косвенного принуждения в исполнительном производстве
© А.А. Парфенчикова, 2017
© Статут, 2017
* * *
Предисловие
Поиск наиболее оптимальной модели воздействия на должника с целью полного и своевременного исполнения судебных и иных принудительно исполняемых актов является одной из приоритетных задач развития исполнительного производства. Ненадлежащее исполнение предписанных исполнительным документом требований дискредитирует весь предшествующий процесс отправления правосудия, а применение в отношении недобросовестных должников традиционных мер принуждения далеко не всегда подталкивает их к исполнению предписаний, в том числе и по той причине, что подобные меры оправдывают свое применение только при наличии у должника имущества, за счет которого могут быть удовлетворены требования взыскателя. При этом, как показывает практика, должники иногда предпринимают действия по сокрытию своих активов, оформлению имущества на третьих лиц, тем самым исключая возможность обращения на него взыскания. При таких обстоятельствах необходимо наряду с другими мерами развивать механизмы, позволяющие мотивировать должника на добровольное, самостоятельное исполнение, что может быть достигнуто за счет применения мер косвенного принуждения.
Рассмотрению всего комплекса теоретико-практических вопросов, связанных с его развитием и применением, и посвящена настоящая монография.
Актуальность книги бесспорна. Несмотря на динамичное развитие как современного гражданского исполнительного права в целом, так и института косвенного принуждения в частности, до настоящего момента всесторонних теоретических исследований по названной теме не проводилось. Кроме того, недостаточная разработка законодательства в области применения мер косвенного принуждения, а также существующая на сегодняшний день неоднозначность практики судебных и иных правоприменительных органов обусловливают необходимость разработки юридических моделей поведения участников исполнительного производства для эффективного достижения целей исполнения.
В этом смысле книга А.А. Парфенчиковой является первым комплексным исследованием теоретических и практических проблем применения мер косвенного принуждения. Ценность работы заключается также в обращении к опыту зарубежных стран в данной области правоприменения. Сравнительно-правовой анализ мер косвенного принуждения позволил автору определить направления дальнейшего развития рассматриваемого института в российской системе принудительного исполнения, а также сформулировать предложения по его совершенствованию.
Несколько слов об авторе. Анастасия Артуровна Парфенчикова по окончании юридического факультета Санкт-Петербургского государственного университета продолжила учебу в очной аспирантуре кафедры гражданского процесса Уральского государственного юридического университета и в 2016 г. успешно защитила диссертацию на соискание ученой степени кандидата юридических наук. В период подготовки диссертации она также прошла обучение в магистратуре Института права стран Восточной Европы Университета им. Христиана-Альбрехта (г. Киль, ФРГ), а также приняла участие в работе ряда российских и международных конференций и семинаров.
В заключение выражаю уверенность в том, что настоящая книга будет полезна как научным работникам, так и судьям, адвокатам, судебным приставам-исполнителям, другим категориям юристов при исследовании российского и международного исполнительного производства.
В.В. Ярков, доктор юридических наук, профессор, заслуженный деятель науки РФ, заведующий кафедрой гражданского процесса Уральского государственного юридического университета
Введение
Независимая и эффективная судебная власть, являясь гарантом верховенства права, представляет собой одну из фундаментальных основ любого демократического государства. Конституция РФ гарантирует каждому судебную защиту его прав и свобод, что означает не только право на справедливое разбирательство дела в разумный срок независимым и беспристрастным судом, созданным на основании закона, но также и право на исполнение решения суда. Как справедливо указывал Европейский Суд по правам человека, «право на доступ к правосудию было бы иллюзорным, если бы правовая система государства допускала, чтобы судебное решение, вступившее в законную силу, оставалось бы недействующим в отношении одной стороны»[1 - Постановление Европейского Суда по правам человека от 7 мая 2002 г. по делу «Бурдов (Burdov) против России» (жалоба № 59498/00) // Российская газета. 04.07.2002. № 120.]. Действительно, даже в случае, когда право защищено в судебном порядке, оно зачастую не может быть реализовано, если должник не исполнил судебный акт, поэтому целью исполнительного производства является реальное восстановление взыскателя в правах посредством использования механизмов принуждения должника к исполнению судебных решений и иных подлежащих принудительному исполнению актов.
Указанный подход неоднократно подтверждался Конституционным Судом РФ[2 - См. постановление Конституционного Суда РФ от 12 июля 2007 г. № 10-П «По делу о проверке конституционности положения абзаца третьего части первой статьи 446 Гражданского процессуального кодекса РФ в связи с жалобами граждан В.В. Безменова и Н.В. Калабуна»; определение Конституционного Суда от 24 февраля 2005 г. № 291-О «Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Хлюстова Вячеслава Игоревича на нарушение его конституционных прав пунктом 5 статьи 15 Федерального закона «О порядке выезда из Российской Федерации и въезда в Российскую Федерацию»»; определение Конституционного Суда РФ от 3 июля 2014 г. № 1561-О «По жалобе гражданина Черепанова Андрея Владимировича на нарушение его конституционных прав частью 2 статьи 30 и частью 2 статьи 67 Федерального закона «Об исполнительном производстве»» // СПС «КонсультантПлюс» (дата обращения: 11.02.2016).] и Верховным Судом РФ[3 - Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 17 ноября 2015 г. № 50 «О применении судами законодательства при рассмотрении некоторых вопросов, возникающих в ходе исполнительного производства» // Российская газета. 30.11.2015. № 6841.].
Следует отметить, что способы воздействия на должника в целях исполнения требований исполнительных документов отличаются разнообразием и поливариантностью, тем не менее проблема поиска наиболее эффективных из них стоит крайне остро и в последние годы достигла своего пика как в российском исполнительном производстве, так и в зарубежных правопорядках. В настоящее время наибольший интерес вызывают меры так называемого косвенного принуждения должника к исполнению судебных решений и иных юрисдикционных актов, к которым следует отнести временное ограничение права на выезд из России и ограничение права на управление транспортным средством. Мировому исполнительному производству известны также иные способы косвенного воздействия на недобросовестных должников, например, гражданский арест, изъятие проездных документов и разрешений (лицензий) на занятие определенными видами деятельности, ограничение должника в пользовании платежной картой, запрет на совершение юридически значимых действий и др.
В целом необходимо признать, что деление государственного принуждения на прямое и косвенное не получило широкого распространения в науке и не нашло отражения в законодательстве. Вместе с тем еще дореволюционные ученые[4 - См.: Васьковский Е.В. Учебник гражданского процесса. М., 1917. С. 471–513; Малышев К.И. Курс гражданского судопроизводства. Т. 2. СПб., 1875. С. 104.] указывали на наличие в исполнительном производстве особого рода мер, опосредованно воздействующих на поведение должника.
В настоящее время нет оснований не согласиться с тем, что в силу своей специфики меры косвенного принуждения занимают особое место среди находящихся в арсенале судебного пристава-исполнителя средств воздействия на должника в целях борьбы с уклонением от исполнения судебных решений и иных актов. Представляя собой ограничение личных прав, данные меры побуждают должника к самостоятельному исполнению предписанных требований, являясь своеобразным способом его мотивации, и существенно сокращают как временные затраты, так и количество действий, предпринимаемых судебным приставом-исполнителем в рамках каждого исполнительного производства. В результате установления мер косвенного принуждения требования, содержащиеся в исполнительном документе, исполняются должником самостоятельно в относительно короткий срок по сравнению с проведением длительных процедур ареста и реализацией его имущества.
Для российского исполнительного производства институт косвенного принуждения является сравнительно новым механизмом борьбы с уклонением от исполнения судебных решений и актов иных юрисдикционных органов. Первым шагом на пути его становления стало внедрение в систему принудительного исполнения временного ограничения права должника на выезд из страны, которое с момента его закрепления в редакции Федерального закона от 2 октября 2007 г. № 229-ФЗ «Об исполнительном производстве» (далее – Федеральный закон «Об исполнительном производстве») доказало эффективность и позволило повысить исполняемость судебных решений и иных подлежащих исполнению актов. По данным Федеральной службы судебных приставов, в 2013 г. почти 60 тыс. должников, ограниченных в выезде, исполнили требования на сумму 7,9 млрд руб., в 2014 г. – 83 тыс. должников на сумму 12 млрд руб., а в 2015 г. – 114 тыс. должников на сумму 16 млрд руб.[5 - Ведомственная статистическая отчетность ФССП России за 2013, 2014 и 2015 гг. [Электронный ресурс]. – Режим доступа: https://fssprus.ru (дата обращения: 15.01.2016).]
Принимая во внимание положительные результаты применения временного ограничения права на выезд, а также обращаясь к опыту зарубежных правопорядков, где меры косвенного принуждения активно используются, законодатель, находясь в поиске наиболее приемлемых способов достижения исполнения юрисдикционных актов, движется в направлении расширения перечня мер косвенного принуждения, которые, безусловно, предоставляют широкие возможности воздействия на должника.
Так, 15 января 2016 г. вступило в силу изменение, позволяющее судебному приставу-исполнителю ограничивать должников в пользовании специальным правом – правом на управление транспортным средством. Кроме того, в настоящее время активно обсуждаются инициативы о возможном установлении в отношении должника запрета на совершение юридически значимых действий и отказа в предоставлении ряда государственных услуг. И перспективы введения новых механизмов воздействия на недобросовестных должников, и общественный резонанс, который до сих пор вызывают меры косвенного принуждения, даже по прошествии почти десяти лет с момента закрепления первой из них, свидетельствуют о том, что реформа в сфере исполнительного производства далека от своего завершения.
Отсутствие на сегодняшний день в науке комплексного анализа мер косвенного принуждения в исполнительном производстве наглядно демонстрирует новизну и актуальность проблематики, связанной с данным правовым явлением, а принимая во внимание множество проблем, возникших в связи с применением подобных способов воздействия на должника, и неизученность рассматриваемого правового института, который, бесспорно, вызывает огромный, но, к сожалению, поверхностный интерес как со стороны специалистов в области права, так и среди всего населения, следует признать особенную остроту и важность вопросов, положенных в основу настоящей монографии.
В книге предпринята попытка определить основные признаки и особенности института косвенного принуждения в российском исполнительном производстве, а также в зарубежных системах принудительного исполнения; обнаружить проблемы законодательного регулирования и практики применения мер косвенного воздействия на должника и предложить пути их решения в рамках разработки убедительной концепции, которая отражала бы наиболее полно весь круг проблемных вопросов; оценить перспективы развития данного правового явления в российском исполнительном производстве.
Глава 1
Понятие мер косвенного принуждения в исполнительном производстве
§ 1. Понятие и цели принудительного исполнения
1.1. Принуждение в праве
В юридической литературе встречается множество подходов к определению государственного принуждения. Так, например, данное явление понимается как «метод воздействия государства на сознание и поведение лиц, совершающих антиобщественные поступки»[6 - Попов Л.Л. Убеждение и принуждение. М., 1968. С. 13.], как «форма внешнего воздействия на человека, сопровождающаяся определенным стеснением, лишением или ограничением в его интересах и благах»[7 - Ребане И.А. Убеждение и принуждение в деле борьбы с посягательствами на советский правопорядок // Уч. зап. Тарт. ун-та. Вып. 182. Тарту, 1966. С. 176.], как «воздействие, выражающееся в непосредственном насилии или угрозе его применения, заставляющее выполнять предъявленные требования в случае отступления от таковых»[8 - Кожевников С.Н. О принуждении в правоохранительной деятельности Советского государства // Сб. уч. тр. Свердл. юрид. ин-та. Вып. 22. Свердловск, 1973. С. 123.], как «внешнее воздействие на поведение, основанное на организованной силе государства, на наличии у него «вещественных» орудий власти и направленное на внешне безусловное (непреклонное) утверждение государственной воли»[9 - Алексеев С.С. Социальная ценность права в советском обществе. М., 1971. С. 106.]. А.И. Козулин справедливо отмечал, что «понятие государственного принуждения отражает одно из проявлений активной роли государства в жизни общества. Понятие правового принуждения подчеркивает активную роль права по отношению к государственным органам, осуществляющим принудительное воздействие»[10 - Козулин А.И. Правовое принуждение (правовые начала государственного принуж дения в советском обществе): Автореф. дис. … канд. юрид. наук. Свердловск, 1986. С. 9.].
Следует признать, что проблема места и роли государственного принуждения в праве относится к разряду «вечных» в юридической науке[11 - Макарейко Н.В. Право и принуждение: к вопросу о взаимосвязи власти и права // Вестник Нижегор. ун-та им. Н.И. Лобачевского. Вып. 2 (7). Н. Новгород: Изд-во Нижегор. ун-та, 2003. С. 329.]. К вопросу о соотношении указанных категорий обращались правоведы на самых разных этапах правового развития общества. Основу исследований в этой области составляли вопросы о том, является ли принудительный характер неотъемлемым признаком права, присуще ли принуждение всем правовым отраслям, какова связь между принуждением и различными формами реализации права. Ответы на них менялись от эпохи к эпохе в зависимости от типа правопонимания, господствующего в конкретный момент в правовой доктрине, поэтому подход к решению указанной проблемы эволюционировал на протяжении длительного периода времени вместе с развитием общества и государства.
Среди представителей дореволюционной юридической науки наиболее востребованной была точка зрения, согласно которой абсолютная связь между правом и принуждением не признавалась[12 - См., например: Гамбаров Ю.С. Право в его основных моментах // Правоведение. 1995. № 4–5. С. 97–133; Петражицкий Л.И. Теория права и государства в связи с теорией нравственности. Т. 1. СПб., 1909. С. 268–284; Трубецкой Е.Н. Энциклопедия права. СПб., 1998. С.18–21; Кистяковский Б.А. Философия и социология права. СПб., 1998; Алексеев Н.Н. Основы философии права. СПб., 1998. С. 168–171.]. Принудительный характер, по мнению ряда ученых того исторического периода, не является обязательным компонентом права.
Например, Н.М. Коркунов отрицал, что принуждение является необходимым условием реализации права, обосновывая свое убеждение доводами о том, что нередко индивиды добровольно исполняют возложенные на них обязанности[13 - Коркунов Н.М. Лекции по общей теории права. СПб., 1907. С. 66.]. Вместе с тем он допускал возможность принудительной реализации права, хотя указывал, что принудительный порядок применим только в отношении тех правовых норм, которые содержат положения об установлении санкций[14 - Там же. С. 84.]. Что касается других норм права, то их реализация возможна и посредством иных способов, кроме государственного принуждения. При этом в данном случае Н.М. Коркунов, рассуждая о связи между правом и принуждением, имел в виду физическое принуждение, полагая, что именно оно не является необходимым свойством права. В целом Н.М. Коркунов признавал допустимость использования принудительных механизмов, указывая, что «с прогрессом общественной жизни право стремится к возобладанию над силой и пользуется ею, насколько она является пригодным средством для осуществления права»[15 - Коркунов Н.М. Лекции по общей теории права. СПб., 1907. С. 87.]. Но, несмотря на это, он приходил к выводу, что «право может обойтись и без принуждения, и не всякое право осуществимо через принуждение»[16 - Там же. С. 75.].
Похожих взглядов относительно связи между категориями «право» и «принуждение» придерживался и Л.И. Петражицкий, отмечая, что «исполнение нравственных обязанностей может быть только добровольным. Если обязанный не подчинится нравственному императиву, а подвергнется физическому насилию, об исполнении нравственной обязанности в данном случае не может быть и речи»[17 - Петражицкий Л.И. Право, государство и теория нравственности // Русская философия права: Антология. СПб., 1999. С. 324–325.]. Настаивая на том, что принудительный характер нельзя рассматривать в качестве неотъемлемого компонента права, он писал: «Из атрибутивной природы права вытекает допустимость принудительного исполнения лишь в тех случаях, где момент добровольности не входит в предмет притяжания, принудительное исполнение множества обязанностей невозможно фактически…»[18 - Там же. С. 331.]. Л.И. Петражицкий указывал на то, что соответствующие властные органы управления могут путем насилия получать необходимое и это «признается осуществлением требований права, исполнением правовой обязанности»[19 - Там же. С. 325.]. Рассуждая о связи между правовыми нормами и их принудительной реализацией, ученый отмечал, что смысл такой связи «сводится к тому, что неисполняющий добровольно своей юридической обязанности по праву может или же должен быть подвергнут принудительным мерам»[20 - Там же.].
Исходя из приведенных суждений можно прийти к выводу о том, что даже те специалисты, которые не рассматривали принуждение в качестве неотъемлемого признака права, все же не опровергали возможность и необходимость использования рычагов государственного принуждения в рамках реализации некоторых правовых норм.
Одним из самых ярких сторонников обратного понимания роли принудительного воздействия в осуществлении права является Г. Кельзен, оценивавший данные категории как существующие в неразрывной связи, в которой принудительный характер является бесспорным компонентом права[21 - Чистое учение о праве Ганса Кельзена. К XIII конгрессу Международной ассоциации правовой и социальной философии (Токио, 1987): Сб. переводов. Вып. 1 / Отв. ред. В.Н. Кудрявцев, Н.Н. Разумович; Пер.: С.В. Лезов, Ю.С. Пивоваров. М., 1987. С. 50–53.].
Подобного подхода придерживался и Р. Иеринг, полагавший, что говорить о праве без принуждения не имеет смысла, поскольку «правовое положение без правового принуждения есть внутреннее противоречие, это – огонь, который не горит, это – свет, который не светит»[22 - Иеринг Р. Цель в праве. Т. 1. СПб., 1881. С. 320.].
Интересное высказывание, иллюстрирующее соотношение рассматриваемых социальных явлений, принадлежит Э.А. Хобелю, отмечавшему, что «право имеет зубы, которые в случае необходимости могут кусать, хотя они не всегда обязательно обнажены»[23 - Hoebel E.A. The Law of Primitive Man. Cambridge, Massachusetts, 1954. P. 23. Цит. по: Тихонравов Ю.В. Основы философии права. М., 1997. С. 316.].
Описанная концепция, предполагающая невозможность действия права без использования механизмов принуждения, получила распространение в советскую эпоху и основывалась преимущественно на знаменитых ленинских словах о том, что право – ничто без аппарата, способного принуждать к соблюдению его норм[24 - Алексеев С.С. Общая теория права. Т. 1. М., 1981. С. 266.].
Так, на принуждение в праве как мощнейший социальный регулятор неоднократно указывал С.С. Алексеев, отмечавший, что принуждение в праве является «острым и жестким средством социального воздействия»[25 - Там же. С. 267.]. По мнению С.С. Алексеева, принуждение является одним из факторов, образующих социальную и инструментальную ценность права. Социальная ценность права, обеспеченная механизмами принудительного воздействия на индивидов, заключается в том, что право позволяет достичь «эффекта гарантированного результата»[26 - Там же.]. Принуждение в праве, таким образом, нацелено на то, чтобы устранять возникающие в правовой системе аномалии, приводить ее в случаях неправомерной ситуации в нормальное состояние, воздействовать на лиц, нарушающих правопорядок[27 - Алексеев С.С. Право. Азбука. Теория. Философия. Опыт комплексного исследования. М., 1998. [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://www.twirpx.com/ file/396994/.].
Инструментальная ценность права, подкрепленная возможностью использования рычагов принуждения, рассматривается С.С. Алексеевым в качестве мощного регулятивного инструмента, реализуемого и охраняемого с помощью государства[28 - Там же.]. Действительно, возможность использования государственного принуждения создает в глазах индивидов весомость правовых норм, обеспечивает необходимость подчинять им свое поведение и согласовывать свои действия с правовыми предписаниями, отказ от следования которым может привести к наступлению неблагоприятных последствий путем установления соответствующих санкций. Государственное принуждение «во всяком случае ставит человека в положение, когда у него нет выбора для избрания иного варианта поведения»[29 - Братусь С.Н. Юридическая ответственность и законность. Очерк теории. М., 1976. С. 59.], поэтому оно выражается «в правовом уроне»[30 - Лейст О.Э. Теоретические проблемы санкций и ответственности по советскому праву: Автореф. дис. … д-ра юрид. наук. М., 1978. С. 10.]. Таким образом, принуждение в осуществлении права обеспечивает неотвратимость наступления наказания за несоблюдение правовых норм: «представление об обязательности права складывается из идеи о его социальной ценности плюс понимания наличия мер государственного принуждения, гарантирующих исполнение закона»[31 - Кудрявцев В.Н. Право и поведение. М., 1978. С. 131.].
На неразрывную связь права и принуждения указывал Д.И. Мейер, отмечавший, что «всякому праву сопутствует возможность его принудительного осуществления. Этот признак права до того существен, что если нет для какого-либо права возможности принудительного осуществления, то нет, собственно, и права. Даже тогда, когда признается за правом возможность принудительного осуществления его, но не всегда, не против каждого другого лица, – даже тогда право становится мнимым, призрачным, ибо охранение дает всю силу праву, а если право обнажено хотя бы с одной стороны, то можно быть уверенным, что оно подвергнется нападению»[32 - Мейер Д.И. Русское гражданское право. Ч. 1. М., 1997. С. 224.].
Таким образом, реализация права и достижение действительного соблюдения правовых норм невозможны без принудительного воздействия со стороны государства на поведение индивидов, поэтому категории «право» и «принуждение» не могут рассматриваться изолированно друг от друга. Данные социальные явления проявляют взаимодействие в двух аспектах: с одной стороны, принуждение является свойством права, с другой – принуждение, основанное на правовых началах, приобретает ряд признаков, трансформирующих его в правовое принуждение. Как отмечал С.С. Алексеев, «государственное принуждение, преломленное через право, правом «насыщенное», выполняющее в нем свои специфические задачи, и выступает в качестве правового принуждения. Чем выше уровень правового содержания государственного принуждения, тем оно в большей мере способно выполнять функции позитивного фактора социального развития»[33 - Алексеев С.С. Общая теория права. С. 267.].
На этапе современного развития права наличие связи между принуждением и реализацией правовых предписаний не вызывает сомнений и данные категории не рассматриваются в отрыве друг от друга: среди сущностных признаков права справедливо указывают на его обеспечение возможностью государственного принуждения[34 - Теория государства и права: Учебник / Под ред. В.М. Корельского, В.Д. Перевалова. М., 2002. С. 229.]. В связи с этим А.Ф. Черданцев отмечает, что «функциональная связь права с государством проявляется прежде всего в принудительности права, обеспеченности возможностью государственного принуждения»[35 - Черданцев А.Ф. Теория государства и права: Учебник. М., 1999. С. 172.]. Такая возможность принудительного воздействия на поведение членов общества гарантирует действенность права, надежность правовой системы и стабильность общественных отношений, способствуя достижению социального компромисса.
1.2. Принуждение в исполнительном производстве: особенности и виды
Прежде всего следует отметить, что исполнение судебных решений и актов иных органов и должностных лиц может осуществляться должником как силой государственного принуждения, так и добровольно. Безусловно, исполнение установленных в соответствующем акте обязательств в добровольном порядке является наиболее предпочтительным и выгодным способом исполнения предписаний, в том числе и для должника, «как в отношении расходов по исполнению, так и изыскания средств для покрытия задолженности»[36 - Авдюков М.Г. Исполнение судебных решений. М., 1960. С. 31.]. Кроме того, добровольное исполнение судебных и иных подлежащих исполнению актов позволяет избежать процедуры принудительного исполнения, которая предполагает затраты времени и ресурсов, что неудобно ни для взыскателя, который заинтересован в скорейшем исполнении вынесенного в его пользу судебного акта, ни для судебного пристава-исполнителя, нагрузка которого крайне велика, что зачастую ведет к понижению эффективности исполнения требований исполнительных документов. Более того, именно количество добровольно исполненных решений является показателем уровня правопорядка в государстве и степени развития правового сознания в обществе, поэтому добровольный порядок исполнения судебных актов, вне всяких сомнений, является наиболее предпочтительным.
Законодатель называет добровольным исполнение должником требований исполнительного документа в течение пяти дней с момента возбуждения исполнительного производства (ч. 3 ст. 9 Федерального закона «Об исполнительном производстве»). Между тем добровольным, т. е. остающимся за рамками принудительного, по сути является еще и исполнение соответствующего акта сразу после его вступления в законную силу, а также исполнение содержащихся в исполнительном документе требований банками и иными кредитными организациями. В целом следует признать, что исполнение предписанных требований в рамках уже возбужденной процедуры исполнительного производства, пусть и до применения в отношении должника мер принуждения, добровольным назвать можно только условно, поскольку оно обеспечено не столько силой судебного акта, сколько потенциальной угрозой применения принудительных мер, о чем указывается в постановлении о возбуждении исполнительного производства. Поэтому представляется более логичным рассматривать исполнение судебного решения в качестве добровольного в том случае, когда должник исполняет судебный акт после его вступления в законную силу, поскольку только в данных обстоятельствах исполнение осуществляется исключительно по инициативе должника, без какого-либо, даже минимального, участия органов принудительного исполнения. Тем не менее, по смыслу Федерального закона «Об исполнительном производстве», под добровольным понимается исполнение должником требований исполнительного документа в установленный судебным приставом-исполнителем срок до применения к нему государственно-властного принуждения в виде мер принудительного исполнения. Учитывая данный подход законодателя, избравшего понятие «добровольное исполнение» в рамках возбужденного исполнительного производства, представляется возможным определять исполнение соответствующего акта после его вступления в законную силу как самостоятельное исполнение, которое можно рассматривать в качестве особого вида исполнения содержащихся в исполнительном документе требований.
Помимо самостоятельного исполнения решения после его вступления в законную силу и добровольного исполнения до истечения пяти дней с момента возбуждения исполнительного производства следует выделить еще один вид исполнения за рамками принудительного – исполнение требований, содержащихся в судебных и иных актах, банками и иными кредитными организациями, а также эмитентами и профессиональными участниками рынка ценных бумаг (ст. 8, 8.1 Федерального закона «Об исполнительном производстве»). В данном случае взыскатель вправе, минуя органы принудительного исполнения, обратиться непосредственно в указанные организации при наличии у него соответствующей информации о нахождении денежных средств должника в конкретном банке или об имеющихся на его счетах ценных бумагах, а также заявления и исполнительного документа. По сути описанный порядок исполнения является добровольным, но не в смысле ст. 30 Федерального закона «Об исполнительном производстве», когда одновременно с возбуждением исполнительного производства судебный пристав-исполнитель предлагает добровольно исполнить требования исполнительного документа[37 - Комментарий к Федеральному закону «Об исполнительном производстве» / Под ред. В.В. Яркова. 2-е изд. М.: Норма, 2014. СПС «КонсультантПлюс» (дата обращения: 25.10.2015).]. Такой вид исполнения предписанных требований можно условно обозначить как исполнение третьими лицами.
Последний отзыв
Очень интересно