В огнях Майдана

Тьма всегда развлекается чем угодно, кроме того, что действительно важно! Ей подвластно скрыть истинные лица, а значит и нет ответа за поступки… Скольких увлекает она расточать свои силы на подмостках жизни… Их гонят стадами сбивая в чёрные тучи, обманывая всех скопом…

Вокруг меня под дуновение ветра колыхалось озимое поле, но это было уже не тем местом, что соединяло нас воедино. Оно стало тёмное и таинственно печальное, обреченно взывая к небу, больше не пело, не переговаривалась тысячами голосов в безмолвной тишине. Я не смогла бы узнать его если бы не серая извилистая дорога, каждый изгиб которой могла наизусть воспроизвести в памяти. Тут же мерцающими огоньками всплыли счастливые мгновенья, навсегда связавшие мою душу с этим местом. Но что-то было не так. Тревога. Страх. Отчаяние.

Небо разверзлось, разделив небосвод на свет и непроглядную тьму, а центр этого безумия природы пришёлся как раз на несчастное озимое поле, уходя в обе стороны вместе с ним вдаль горизонта. Гром гремел, от его гула закладывало уши, молнии били по запорошенной, охладевшей земле оставляя зияющие пламенем раны. Снег засыпал зелень поля, укрывая пуховым одеялом то, что ещё осталось от былого счастья. Солнце играло в салки с луной стремившись осалить – но тщетно, времена года окрашивали пейзаж в своими красками. За жарким сухим летним ветрам подул осенний листоворот, одинокие снежинки сменили снегопады, дул ледяной ветер, креп и слаб мороз, под ногами появились проталины. Казалось время бежит сквозь меня, обходя стороной, а борьба света и тьмы не прекращалась.

Наше поле стало кипельно белым но чёрная сторона не желая сдаваться натиском захватило его погрузив во тьму – и даже чистейший снег не смог отразить её. Он почернел, вместе с небом. И это пугало. Ведь даже если густые тучи заволокли лунный свет, тёмную зимнюю ночь белоснежный снег освещает своей чистотой, отражая всё прекрасное, излучая свой свет – освещая дорогу запоздалому путнику. Но сейчас и он померк.

Небесный свет не смотря ни на что, не сдавался, он упорно налегал, растворяя собой тьму, отстаивая своё пространство и право на жизнь. И непроглядная ночь отступила, оставив после себя багрово-красное поле, лишь окрасив его в кровавые тона, она смогла убить его последний свет. Но снег падал вновь и вновь – закрывая багровые сугробы. Свет одержал победу, заливая всё вокруг, отогревая сердца от зимнего холода и тревог затяжной ночи. Но тьма не сдалась, она лишь отступила, что бы передохнуть, набраться сил и вновь окрасив поле в багрово-красный цвет продолжить свою войну против света.

Я проснулась в холодном поту. Открыв глаза не увидев ничего кроме тьмы, которую разрезал пробивающийся через окно свет фонаря. Ломило каждую косточку. Боль заставила меня свернуться в калачик забиться под одеяло, но и оно не спасало от холода овладевшего телом. Озноб бил так – что звуки доносившиеся с улицы заглушал стук зубов. Жар костра пылал в глазах, заставляя веки сомкнуться. Мурашки покрыли всё тело и казалось чья-то незримая рука иглами выворачивает мышцы под кожей. Мысли путались, рассудок мутнел, болезненный сон наступал. «Влияние холода» и нервное напряжение сделали своё дело.

Глава 8

Истинное души родство, родство, а не крови…

Наблюдая за тем как пальцы парня неистова бегали по клавиатуре Коля уселся в старенькое, но очень удобное кресло с деревянными подлокотниками и промятыми изгибами, идеально подходящими под любую фигуру. Его глаза закрылись, сон овладевал сознанием, унося далеко в прошлое. Перед глазами мелькали картинки былого счастья, Марина, редкие увольнительные, но были ли бы они такими полными и необыкновенными без неё. Если бы она, словно сияющий алмаз не украшала бы это обыденные армейские будни, были ли бы они полной чашей. Ночь вступила в свои владения, унеся с собой все невзгоды, рассыпала над Киевом дождь беззаботных сновидений.

Открыв глаза Коля не увидел своего нового приятеля. Обойдя квартиру, к своему изумлению он понял, что остался совсем один. Входная дверь была закрыта, но вариант выбраться всё же был. Старенькую дверь с облупившейся краской венчало единственное препятствие к свободе – проржавевший кое-где замок с цепочкой. При желании его можно было бы открыть и вырваться на свободу, но как запереть её с обратной стороны. Коля внимательно осмотрел стены у двери, прощупал пустующие полки но заветного ключа не было. Да кто бы и оставил его внезапно свалившемуся на голову незнакомцу. Обречённо вернувшись в комнату, она показалась уже не такой радушной, сумрак в которой она прибывала в довесок к обречённому одиночеству, в котором оставили парня на весьма неопределённое время, наводил таску. Старые засаленные портьеры не давали лучикам света пробиться в убежище угрюмого маленького студента. Коля распахнул шторы. Комната тут же наполнилась ярким, жизнерадостным светом, которое от части наполнило и его душу частичкой надежды.

Недавно угрюмая, комната оказалась светлой и на удивление чистой, будто тут редко кто находился, и лишь толстый слой пыли свидетельствовал о том, что её не часто посещают. Компьютерный стол, кровать, старенький шкаф и кресло – все атрибуты убранство можно пересчитать по пальцам, а что еще нужно для студента. Где писать, где поспать и что поесть. Да! Есть хотелось. Его армейские друзья уже наверняка утолили голод ячкой на воде и хлебом с маслом, он ненавидел эти каши, больше похожие на кусок безвкусного пластика, который залили в тарелку и оставили застывать. Если перевернуть этот невыносимый завтрак, то он не потянется – словно желе, он не тянулся и даже не вывалится на стол, он будет упрямо висеть на тарелке, уцепившись застывшей слизью за её дно.

Голод взял верх над воспитанием и принципами. Коля устремился на кухню. Стара засаленная плита, табурет, раковина с единственной но грязной тарелкой, одинокий стакан, когда-то наверное даже белый внутри, но сейчас неописуемо жёлтый, если его перевернуть и постучать по дну – то наверное накипь со стенок осыплется. Пить из него Коля не рискнул. На глаза попался пластиковый стаканчик, забытый на окне, от которого отвратительно пахло горилкой, ополоснув его, парень жадно пил студёную сырую воду из старенького крана, видимо ровесника входной двери и мебели. Но эта вода казалась ему такой вкусной и хоть как-то глушила неумолимый голод. Навесной шкаф манил своей загадочностью. Коля боязливо открыл его, и вдруг понял что сорвал Джек пот – небольшой шкафчик был до верху набит бич пакетами, разных вкусов. Тут была лапшичка и с курочкой и со свининкой и говядинкой, и казалась такой соблазнительной. Жёлтые упаковки манили к себе словно маленькие лучики солнца. Голод не тётка, он не спрашивает что полезно или вредно, он ведёт, ведь из всех человеческих инстинктов этот – самый неприхотливый. Жёлтая пачка лопнула. Кухню наполнил хруст сухой лапши посыпанной специей из пакетика внутри. Обильно запив своё убойное яство холодной водой, окончательно победив голод, Коля вернулся в комнату.

На столе лежала тетрадь, студента КиМУ[2 - Киевский Международный Университет] факультета информационных технологий. Но она была одна. Толстая и гордая, исписанная мелким корявым почерком, больше похожим на врачебный, если бы только не его размер. Она начиналась с гордого названия «Основы программирования», которые переходили в «Мех. Тех», а она в свою очередь в «Высшую Математику». Содержимое удивляло. Если её перевернуть и пролистать с другой стороны, то открывались целые просторы «Экономики» и «Современной истории» сопровождаемые различными иллюстрациями на полях и даже по центру, обходя которые, по её клеткам скакали всё те же маленькие корявые буквы. Плавно перетекающие в старое – доброе письмо под расчёску. Вот он бич современного образования.

Внимание не могла не привлечь одна единственная книга в квартире. Под оглушительным лозунгом «От диктатуры к демократии» красовалась горько известная фамилия: Джин Шарп. Прославившийся как отец всех известных переворотов, автор 198 методов ненасильственных действий, вогнавших не одну страну в кровопролитие, братоубийство и войну. Но это было не самое страшное. В темном углу у изголовья кровати, который затенял большой неуклюжий шкаф, из сумрака маленькими дерзкими глазами с почётного «Красного угла» смотрел портрет Степана Бандеры, обращённый на юго-восток.

Холод пробегал по телу от этих газ. Коля знал не только ту историю, о которой пишут в современных Украинских учебниках, но и истину, о которой как о огромном позоре мечтают забыть многие, ведь свободная Украина Бандеры и Шухевича, просуществовав 17 дней рухнула уже летом 41 словно карточный домик, под Германским ветерком. А то насилие и бесчинство на которое пошли псевдо герои против своего же народа, идеалов и устоев ради этих 17-ти дней «свободы» во Львове забыты, но не всеми. Уже через полтора года в Голиции истребляя население ни кто не разбирался на чьей оно стороне РККА, ОУН-УПА или СС.

Но в этой комнате, в этом скрытом от лучей света Красном угле эта история была забыта. А в праве ли мы, забывая свою историю, наедятся на будущее, открытыми глазами смотреть вперёд ведь ошибки нашего прошлого оставшись позади стали так и не усвоенным уроком.

Чего же хотят те – кто вышел на улицы? Кто их вывел, или это акт доброй народной воли. Но знает ли народ чего он истинно желает, если многие даже в своей жизни определится не могут. Янукович напугается и пойдёт на реформы, и может в стране жить в будущем станет и легче. Но какое мне дело до будущего, я его уже потерял. Да и если я выйду на улицу, поддержав толпу, я погублю свою душу, предам свои принципы, ведь я давал присягу, я сам отдал свой голос тому – кому народ доверил свою страну. Как жить дальше – если я выйду туда? Смотреть издали и осуждать всегда легче – ты всё видишь со стороны. Но попав туда – всё что окружает тебя вскоре станет нормальным, и даже самого мерзкого ты не увидишь у собственного носа.

Ежегодное факельное шествие в честь героя Украины Степана Бандеры.

Коля вновь опустился на кресло, но теперь оно казалась ему уже не таким уютным, комната не такой светлой и гостеприимной, а он сам чужим для самого себя. Мысли уносили его разум далеко от Украины, от времени, от переписанной с прорехами истории, от этой ужасной комнаты, с её ужасным идолом.

Любовь трепещущая в сердце не давала покоя, он чувствовал себя несчастным Тургеневым томившейся по той, которой принадлежала его душа, но ей, как и Виардо, так и не было суждено стать его женой. Очередной прилив чувств не оставлял в этом сомнений, словно цунами сносил все планы с берегов его души. Нет, мы не Иван и Полина, мы больше походим на Лу Соломе и Нитше. А наш союз намного выше и тоньше чем просто роман или близость. Но я не совершу его ошибок, не потребую безграничной преданности не погонюсь за умом и сердцем. Не стану, как и Андерс ранить твою душу ножом в своём сердце, ведь как известно это ни к чему не приведёт.

Я просто буду любить тебя, хранить словно ангела в своём сердце, защищая от дурных мыслей и грязи которой наполнен этот мир. А ты лишь веди, веди меня как путеводная Полярная звезда, как Южный крест. И в этой темноте, под завесой тяжёлых век, эхом отозвался любимый голос. Я люблю тебя, у нашей истории не будет печального конца. Я хотела уйти не ради себя – все что я делаю, лишь для тебя… Их голоса смешались в звук вальса, уносивших их далеко отрывая от Земли. Взявшись за руки, они слились в единое целое, в то… чему не подвластно ни время, ни пространство.

Глава 9

Те, кто делает мирную революцию невозможной, делают насильственную революцию неизбежной.

    Джон Кеннеди

Ночь пролетела незаметно словно след от самолёта, оставив после себя лишь белую дымку. Первые лучи утреннего солнца настырно пробивались через выцветшие шторы, резали ещё не раскрывшиеся после тяжёлого ночного сна глаза. Но это было не единственная причина заставившая меня проснуться потревожив мой чуткий сон. Непрекращающийся оглушительный стук барабанной дробью разносился по всей квартире.

В коридоре послышалось торопливое шарканье тапочек, дверной замок щёлкнул два раза, впустив с порывом свежего воздуха нарушителя безмятежного утреннего покоя.

– Здрасьте, Павел Петрович! – Раздался торжественно возбуждённый незнакомый мужской голос.

– Ну здравствуй, Серёженька. Шо эт ты спозаранку да на ногах?

– Так как спать, дядя Паша, когда такое…

– Какое такое? – Перебивая парня от удивления вскрикнул старик.

– Майдан, тятенька.

– Шо за майдан? Праздник шоль новый какой? Опять чей как черти порядитесь да пойдёте народ пугать.

– Да какой праздник – революция. Сейчас этих чануш москальскими харчами зажравшихся снесем, ву Европу вступим, да будет мир и покой на всей Украинской земле.

– Эх ты какой, шустрый! Уйдут эти, придут другие… И шо тогда?

– А мы их метлой паханой с Украины… Да за нас знаете кто…

– Кто?

– Tech camp kyiv.[3 - Национальный фонд в поддержку демократии. Основанный в 1983 году. Активно продвигали интересы политики США через общественные организации. В противовес интересам страны, на территории которой существовала. Со стороны фонда поступала финансовая и организационная поддержка, тренинги активистов и журналистов, по социальному продвижению лидеров для создания необходимой платформы общественного мнения – движущей силы любой революции.] – К удивлению старика на чистейшем английском выдал паренёк. Ты что ж батько – телевизор совсем не смотришь?

– Да больно он мне нужен.

– Так как же так? Сейчас вся Украина от экранов не отходит. С самого Майдану каждый день вещают.

– Да кто ж вещает то?

– Обнови, дедуль. Три канала новых появилось. Не брешут! Всю правду вещают.[4 - С началом Майдана начали вещать три телеканала: 21. 11.2013 – SPILNO.TV.; 22.11.2013 hromadske.tv (гражданское. ТВ.); 24.11.2013 еспресо. tv. Новые каналы поддерживали протесты и призывали людей на митинги Майдана.]

– А отколе ж тебе знать что не брешут?

Спор разразившейся в коридоре начал приобретать ожесточённый характер, мне ничего не оставалось делать, как встать и вступиться за нашего вчерашнего спасителя. Набравшись духу я пошатываясь встала, в спешке одевшись, из последних сил пулей ворвалась в коридор, окончательно сбив с толку обоих оппонентов политических дебатов, для убедительности упёрлась рукой в стену, что бы не выдавать ещё валившей с ног слабости. Черные глаза удивлённо окинули меня с ног до головы, слов больше не осталось, молодой парень огромного роста смутился, словно ребёнок сжав плечи втянул шальную голову, его щёки залил багровый румянец. Посчитав его смущение добрым знаком я ринулась в атаку.

– Всё нормально? – Укоризненно окинув презрительным взглядом парня с ног до головы, я встала в позу. Отец часто смеялся над этой нелепой особенностью, но связываться не хотел и наверное действительно так я выглядела более устрашающе, не смотря на свой скромный рост. Никогда не позволяя себе грубости по отношению к старшим, я не терпела этого и в других. Словно Моська была готовы прыгнуть и искусать этого слона, если бы только мне сказали фас, но этого к обоюдному счастью не произошло.

К моему удивлению реакция Павла Петровича была необъяснимой. Он смотрел на меня широко раскрытыми глазами, словно наяву увидел призрак. Руки затряслись, губы раскрылись от удивления в них смешались трепетная забота, отцовский ропот и радость. Я никак не могла понять что происходит.

– Доченька, – взмолился он, – я так рад что тебе лучше.

– Лучше? – Минуту я колебалась вспоминая всё происходящее, вчерашний день, предательство Коли, побег из его дома, истерзанную извергами женщину с двумя малышами. Но не могла вспомнить ничего, что могло бы вызвать подобной заботы, и лишь качнула головой.

– Мы очень испугались за тебя… – вполголоса продолжил старик, совершенно позабыв и об утреннем госте, и о ещё недавно бушевавшем споре.

– Но почему? – Я лишь изумлённо качнула головой, или она качнула мной, ни чего не понимая я лишь ждала ответа на единственный интересовавший меня вопрос.

– Так, – едва заметив моё лёгкое головокружение, пожилой мужчина подхватил меня под руки. – Помоги, что встал как столб.