Оценить:
 Рейтинг: 4.6

Анатолий Александров

<< 1 2 3 4 5 6 7 >>
На страницу:
3 из 7
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
Эти качества руководителя и организатора, использующего не силу, а убежденность в том, что каждый человек может принести пользу делу, у Курчатова были совершенно поразительными. Они сочетались с постоянной приподнятостью, веселостью, заразительной целеустремленностью. Работа с ним всегда была сопряжена со смехом и шутками, розыгрышами и в то же время всегда была напряженной, собранной, увлекательной.

В это время новым для Игоря делом было приобщение к инженерно-техническим вопросам. Проектирование совместно с А. И. Алихановым и Д. В. Ефремовым циклотрона Физтеха, строительство его, участие в создании ускорителя типа Кокрофта-Уолтона, ускорителя типа Ван де Граафа дали Курчатову исходные инженерные навыки, которые позже оказались ему необходимыми.

А. П. Александров и И. В. Курчатов за дружеской беседой, 1950-е гг.

В это время был тяжелейший период войны – казалось, что совершенно невозможно практически решить задачу создания ядерного оружия в таких условиях. Но Курчатов был Курчатов, он взялся за это дело, вошел в него весь, и вскоре мы почувствовали первые результаты его деятельности. С фронта и со всех концов Союза были направлены в распоряжение Игоря Васильевича многие его бывшие сотрудники и специалисты из других организаций. В Москве вместо временного пристанища в Пыжевском переулке стал создаваться под скромным названием «Лаборатория измерительных приборов Академии наук – ЛИПАН» крупный институт, теперешний Институт атомной энергии имени И. В. Курчатова.

В конце 1942 года Игорь Васильевич приехал в Казань, и, отметив изменения в его внешности, мы стали называть его Бородой. Я думаю, что борода, сильно старившая прекрасное молодое лицо Игоря, облегчала контакты с людьми старшего возраста – ему было всего 39 лет, он был очень моложав, пока не завел бороду. В ответ на наши шуточки он смеялся, говорил, что дал обет не бриться, пока не решит задачу. Хотя стиль поведения Игоря, обращения с людьми был такой же, как и раньше, замечалась происходившая в нем глубокая душевная перестройка. При его крайне развитом чувстве ответственности за дело новая задача легла на него огромным грузом. Неудачных этапов не могло быть, нужно было каждый сложный этап решать всеми возможными путями, чтобы в конечном счете была гарантия положительного решения. Было ясно, что страна, создавшая первой крупное ядерное вооружение, будет препятствовать другим странам в решении этой задачи. Поэтому перед Курчатовым стояла задача не только создать ядерное оружие, но и вооружить им нашу страну, в то же самое время как Германия или США вооружатся им, несмотря на, несомненно, опережающий темп разработки оружия в этих странах.

Его чрезвычайно слаженная работа с назначенными на это дело руководителями промышленности (бывшими частенько в довольно сложных отношениях друг с другом) привела к тому, что заводы, загруженные изготовлением военных заказов, брались за выполнение заказов по небывалым техническим условиям на новую для них продукцию для Бороды.

Как только у него складывалось убеждение, что какая-то часть задачи в принципе решена и не требует для завершения его прямого участия, он передавал ее другим и только время от времени проверял, как развивается дело. И стиль обращения его с людьми существенно изменился – появились жаргонные словечки «физкульт-привет», «отдыхай» и т. д. Он теперь привык к много большей, чем раньше, требовательности, прививая своему окружению высокое чувство ответственности.

Пожалуй, именно 1943 год явился решающим не только в войне, но и в атомной проблеме. Началось изучение поглощения нейтронов в графите, разработка методов получения графита необходимой чистоты и соответствующих методов контроля».

Неожиданно Курчатов вызвал двух ученых – Александрова с Кобеко – в Москву. Таинственный и занятой, Борода попросил их дождаться его возвращения. Своей жене он строго-настрого наказал не давать гостям ничего, кроме чая. Когда Курчатов вернулся, он сообщил двум ученым, что утром следующего дня они должны прибыть в Главное управление. На вопросы своих друзей Игорь Васильевич отвечать отказался.

Утром Александров с Кобеко оказались в кабинете у Б. Л. Ванникова – заместителя Берии по атомным делам, который отвечал за техническую часть проекта. У Анатолия Петровича сразу же сложилось впечатление, что под видом напускной веселости и остроумия скрывался серьезный специалист, который хорошо ориентировался в порученной ему отрасли. Он довольно долго и вдумчиво разговаривал с физиками, спрашивал о технических подробностях их работ, поинтересовался, ведут ли они специальную документацию, и отпустил их домой. Растерянные после этой встречи, где им ничего толком не объяснили, ученые поехали к Курчатову. Борода только посмеялся над пересказом разговора с Ванниковым, который в основном состоял из фирменных анекдотов наркома, но ничего конкретного тот не сказал. Александров с Кобеко так и уехали в ЛФТИ, не понимая что к чему.

Наконец для советского народа настало счастливое время – вся страна праздновала великую Победу. Наступил момент наградить тех, кто своим трудом приближал этот день. Отметили и участников работ по размагничиванию: Анатолий Александров получил орден Ленина, Игорь Курчатов – Красного Знамени, ученые, которые входили в их группы, тоже были представлены к наградам. Сотрудникам ЛФТИ полагался заслуженный отпуск, но не все захотели им воспользоваться: Курчатов отказывался даже думать об отдыхе, пока не выполнит свое главное дело. Близился самый сложный и в то же время самый интересный этап работы над «Атомным проектом». Из стадии теоретических и лабораторных разработок проект плавно переходил в стадию промышленного и инженерного заказа. Его научный руководитель Игорь Курчатов был в постоянных разъездах: он привлекал новых специалистов, новые институты и новые заводы к этой работе.

Окончательно судьба «Атомного проекта» решилась в июле 1945 года, когда в США провели первые испытания атомного оружия. В кулуарах Потсдамской конференции президент Трумэн сообщил об этом Сталину: «Впервые в Соединенных Штатах испытано оружие невиданной силы и мощности, которому нет аналогов в мире». В это время за реакцией Сталина должен был наблюдать Черчилль. Так как лицо советского лидера не выражало никаких эмоций, зарубежные политики сделали вывод, что он не понял, о чем идет речь. Однако Сталин прекрасно осознавал, насколько серьезную угрозу представляла монополия на атомное оружие в руках Соединенных Штатов. Когда он вернулся с конференции, работы по «Атомному проекту» стали вестись в несколько раз активнее.

С П. Л. Капицей

Описанные выше события предшествовали разговору ученых с Ванниковым. Через некоторое время Александров выяснил, зачем его вызывали в столицу. Наверху приняли решение перевезти его лабораторию из Ленинграда в Москву, а самого Анатолия Петровича назначить директором Института физических проблем (ИФП). Бывший директор московского института П. Л. Капица попал в немилость к всесильному министру внутренних дел Лаврентию Берии. На одном из заседаний спецкомитета чиновник невежливо повел себя с ученым. Такого Капица стерпеть не мог, поэтому и решил написать длинное письмо Сталину. В нем Петр Леонидович раскритиковал стиль работы Берии, а также попросил освобождения от участия в спецкомитете. Чтобы письмо не показалось кляузой, академик просил показать его лично Берии. Просьбу ученого выполнили, но вместе с освобождением от должности в комитете он лишился и своего института. По тем временам это было довольно мягким наказанием, ведь открытый конфликт с влиятельным политиком мог иметь куда более серьезные последствия. Академика сослали на дачу в Подмосковье, лишив возможности заниматься делом всей его жизни – наукой.

Новое и, казалось бы, престижное назначение угнетало Александрова. Перед отъездом в Москву он ушел в себя, нервничал, ни с кем не хотел разговаривать. В прощальный вечер сотрудники, которые вместе с Анатолием Петровичем отбывали в столицу, веселились, пели песни и говорили что они готовы ехать за Александровым хоть на край света, только «не на Колыму». (На Колыме в то время находились лагеря для заключенных, которые пользовались дурной славой у народа.)

Анатолий Петрович не хотел быть предателем, поэтому и решился на невиданный шаг: попробовал отказаться от нового поста. Хитроумный план пришел ему в голову по пути к Берии, где он должен был получить бумагу о назначении. Со словами «не хочу быть штрейкбрехером» Александров купил бутылку водки, прополоскал ею рот, побрызгал себя этим «горьким одеколоном» и не забыл хлебнуть для храбрости. В ведомстве Анатолий Петрович пытался убедить Берию, что он запойный алкоголик, не может себя контролировать и поэтому угробит такое серьезное учреждение. Но эти признания Берию не впечатлили. Лаврентий Павлович сказал ученому, что органам все известно: Александров не только не злоупотребляет алкоголем, но и специально разыграл комедию с водкой, чтобы избежать назначения. Деваться Анатолию Петровичу было некуда, ведь приказ о его переводе в Москву был уже подписан Сталиным. Ученый со своей женой и детьми стал готовиться к переезду.

Первый день на новой работе прошел на удивление спокойно. Александров вспоминает, что в институте его встретили приветливо. Перед ним поставили задачу вывести работы по термодиффузии на новый уровень, а в Институте физпроблем уже некоторое время занимались разработкой технологии получения дейтерия. Анатолий Петрович честно сказал коллективу, что он не специалист в этой области, и предложил ограничить свое вмешательство в работу института чисто организационной помощью. Для того, чтобы его подопечные обладали полным спектром теоретических знаний по ядерной физике, Курчатов организовывал специальные закрытые лекции, на которых знаменитые теоретики, такие как Фейнберг и Фурсов, рассказывали о последних открытиях в этой области. От Института физпроблем их посещал Александров и его заместители.

Параллельно Анатолия Петровича привлекали к работе совета при Первом главном управлении. Это была непростая и ответственная миссия. Так как совет собирался в основном по научно-техническим вопросам, его чаще всего вел Курчатов, хотя официальным председателем числился Ванников. После успешного доклада об опытах Института физпроблем с водородом Александрова направили с тем же выступлением в спецкомитет. О заседании, на котором председательствовал Лаврентий Берия, Анатолий Петрович вспоминает следующее:

«Берия сидел за перпендикулярным столом, а от него вдоль шел стол, за которым сидели все остальные. Слева от него сидел Махнев и представлял все материалы. Махнев докладывает, вот, значит, товарищ Александров представил проект завода для получения тяжелой воды. Берия берет в руки бумагу: «А товарищ Александров знает, что взорвалась опытная установка в Дзержинске?». Махнев говорит: «Знает». А я сижу прямо против Махнева, тоже рядом с Берией, и он не ко мне обращается, а к нему: «Он свою подпись не снимает?». Он говорит: «Нет, не снимает». Потом он посидел, подумал и сказал: «А он знает, что если завод взорвется, то он поедет, где Макар телята гоняет?». Берия ведь немного по-русски не очень говорил».

Резолюцию «строить завод» на бумаге Александрова Берия все же написал. На этом предприятии впервые в мире в промышленном масштабе реализовали «водородный холод». В отличие от американского, способ, придуманный Институтом физпроблем, был более выгодным с экономической точки зрения, но и более сложным в техническом плане. К счастью, завод не подвел – отработал без единой неполадки. Но нервы с его строительством у Александрова попортились изрядно. Какое-то время новый директор института в прямом смысле сидел на пороховой бочке. Взрывоопасная установка по получению дейтерия в то время располагалась прямо под его кабинетом. Как-то раз генерал, который отвечал в институте за безопасность, потребовал, чтобы Александров немедленно съехал в безопасное место. Он принципиально отказался переезжать, ведь тем самым он бы признал, что возможность взрыва существует. В тот момент нельзя было показать, что ты чего-то боишься, ведь малейшее сомнение могло подорвать веру сотрудников в успех дела, и результат был бы соответствующим. Поэтому Анатолий Петрович так и остался сидеть в этом кабинете.

Коллектив института подошел к строительству завода по производству дейтерия со всей серьезностью. Сотрудники снова и снова тестировали безопасность метода – ответственность была колоссальной! Для ученых было огромным счастьем, что производство наладят по их разработке. Через несколько лет после запуска предприятия произошел интересный случай. В 1953 году, после смерти Сталина и ареста Берии, Капица благополучно вернулся в свой институт на пост директора, а Александров перешел на место заместителя Курчатова в ЛИПАН. Вдруг в приемной Анатолия Петровича раздался звонок. Капица позвал к телефону Александрова и сказал ему, что за участие в строительстве завода почему-то собираются наградить и его, и Анатолия Петровича. Александров, недолго думая, отказался, сославшись на то, что идея была не его, а Петра Леонидовича, выполнил ее коллектив института, а он отвечал лишь за организационную часть в отсутствие академика. Капица тоже решил вычеркнуть свою фамилию из списка. Эпизод получился действительно замечательный: советские ученые решили проблему, как настоящие английские джентльмены! Если до этого между ними и было какое-то недопонимание, то с того момента у Капицы и Александрова установились хорошие приятельские отношения.

История их общения после того, как Петр Леонидович впал в немилость, была довольно интересной. Александров неоднократно пытался привлечь Капицу в качестве консультанта для работ по дейтерию. Когда великий ученый решил организовать на своей даче лабораторию, Анатолий Петрович немедленно отправил туда лаборанта-помощника и часть оборудования. Со своей стороны он старался всячески поддерживать прославленного академика. Но отсутствием Капицы то и дело пытались воспользоваться в институте. Один из сотрудников предложил Александрову присвоить разработку Петра Леонидовича. Разъяренный АП, со словами, что он не собирается воровать чужие идеи, выставил юношу из кабинета. Хитрый сотрудник приходил с подобными предложениями еще несколько раз, пока Анатолий Петрович совсем не вышел из себя и не запустил в него чернильницей. В целом с коллективом института проблем не возникало, работа шла хорошо, ладно. Когда Капица вернулся в Институт физпроблем, он увидел, что главные направления его работы сохранились, все сотрудники были на месте и институт жил как прежде.

Следуя своему обещанию, Александров не бросил работ по термодиффузии. Однако установки, которые в тот момент разрабатывала его группа, не подходили для промышленности. Спустя какое-то время Анатолий Петрович попросил свернуть эти работы, потому что не видел в них перспективы. Высокое начальство ответило ему отказом, мотивируя это тем, что простое техническое решение еще дождется своего часа, поэтому в качестве запасного аэродрома его разрабатывать все же нужно. Для того, чтобы он мог спокойно заниматься разработками, Александрову предложили переместиться на ГЭС, которая находилась напротив гостиницы «Россия», и расположить там крупную установку. Скоро вместе с коллективом он перебрался на новое место. На большом реакторе удалось добиться приличных результатов: в день они получали около 200 граммов обогащенного урана! Но на таком опасном производстве не всегда все шло гладко и весело. Не обошлось и без происшествий: однажды во время ремонтных работ чуть не убило сотрудника Александрова – Константина Щербо. Проходила плановая опрессовка труб (их испытывали на прочность), и, вместо того чтобы сначала проверить их водой, ученые решили сразу запустить газ, который находил даже малейшие щели. Это было грубейшим нарушением инструкции, однако тогда этого никто не знал. В тот день проверкой как раз занимался Щербо. Когда отошел на перерыв, труба рванула – выстрел был как из пушки. К счастью, никто не пострадал. Но такими опасными вещами группа Александрова занималась каждый день.

«Вдоль или поперек?»

Многим кажется странным, почему Курчатов так долго держал Анатолия Александрова в стороне от работ по реакторам. Анатолий Петрович не упускал возможности углубиться в вопросы, связанные с реакторами, – он посещал лекции Фейнберга и Фурсова по этой теме, самостоятельно читал публикации в научной прессе. Семинары по реакторам часто проходили в Институте физпроблем. Фейнберг и Фурсов были поражены тем, насколько сильные и подготовленные физики в них участвовали. Сейчас кажется удивительным, что человек, который впоследствии возглавит все работы по реакторам, ничего не знал о них на начальном этапе. Александров не подозревал о пуске первого промышленного реактора в Обнинске, который ему через несколько лет предстояло усовершенствовать. Курчатов хотел повысить мощность «агрегата», чтобы увеличить наработку плутония. Решить задачку Игоря Васильевича было под силу только такому ученому как Александров. Анатолий Петрович долго изучал чертежи, тщательно разбирал все достоинства и недостатки предыдущей модели. Первый реактор проектировал известный физик Н. А. Доллежаль. После того, как Александров предложил главному конструктору свое решение, тот, недолго думая, его отверг. Доллежаль мотивировал это тем, что первая модель достаточно хороша, чтобы что-то в ней менять. После этого эпизода ученым было трудно найти общий язык, и они решили работать порознь.

К счастью, достойного конструктора в пару к Александрову помог найти Ванников. Он предложил Анатолию Петровичу привлечь к работам по созданию реактора директора Горьковского завода Амо Еляна. Александрову новый конструктор сразу понравился. Елян, видимо, тоже не сработался с Доллежалем, поэтому и придумал конструктору обидную кличку «Дирижабль». В целом он поддержал идею Александрова по доработке реактора А-1 и согласился с ним работать.

Свой вариант, который оказался в несколько раз мощнее первого реактора, Александров представил на научном совете ПГУ. В то время уже было известно, что бомба может состоять как из урана, так и из плутония. Анатолий Петрович занимался плутониевым вариантом, который уже в то время казался более эффективным, ведь добыча урана шла медленно, и получать его 235-й изотоп было гораздо сложнее. Под плутониевую разработку группа Александрова предложила проект завода. Сначала на научном совете с недоверием отнеслись к заявленной Анатолием Петровичем мощности, но потом уже на настоящей установке стало видно, что выработку можно спокойно увеличивать, не боясь коллапса. Построенный завод стал первым предприятием такого уровня по производству плутония в Советском Союзе.

Верно говорят, что все хорошие идеи приходят в голову одномоментно. К тем годам относится разработка Александровым энергетического реактора для подводной лодки. Ее он реализует через несколько лет. А пока предложение Анатолия Петровича отклонили в спецкомитете как несвоевременное. Есть все основания предполагать, что в США тогда как раз начались работы по проектировке атомных подводных лодок (далее – АПЛ). Кроме того, Анатолий Петрович захотел воплотить довольно дерзкую идею – построить опытный водо-водяной реактор на Ленинских горах! Но Игорь Васильевич Курчатов был категорически против, ведь водо-водяные реакторы в то время считались экспериментальными и размещать такую установку в черте города было опасно. Правда, потом Борода стал меньше осторожничать и построил несколько реакторов прямо на территории своего института.

Теперь у Игоря Васильевича был доверенный человек, который полностью занимался реакторным направлением. Для Курчатова это было обычным делом: как только он видел, что работа хорошо поставлена, он передавал ее в руки другого талантливого ученого. К концу 40-х гг. Анатолий Петрович стал и научным руководителем первого реактора, и ответственным за строительство второй разработки.

Еще при проектировке первого реактора ученые думали о том, как расположить в нем технологические каналы: вертикально или горизонтально? И в том, и в другом способе были свои недостатки. Все же в пользу горизонтального реактора говорила относительная надежность конструкции. Графитовые трубы имеют свойство существенно расширяться от высоких температур, а находясь в «лежачем» положении, они могут только слегка подниматься. Более того, такая конструкция должна была поддерживать реактор. Уже на практике, столкнувшись с радиационным распуханием графита, ученые поняли, что не учли этот фактор. Однако, как говорил Анатолий Петрович, все прошло благополучно и к крупной аварии это не привело.

Но случались, конечно, и мелкие неприятности. То и дело в первой модели реактора образовывались так называемые «козлы». Так ядерщики называли засорение технологического канала смесью урана с графитом. Причиной аварии было то, что через канал вдруг переставала поступать вода. Последствия появления «козлов» могли быть очень серьезными, ведь из-за них нарушалась работа всего реактора: инженерам приходилось высверливать огромные блоки, которые то и дело возгорались. Работа была опасной и нервной. Ученые своими руками останавливали аварии, не думая ни о какой радиационной защите. Хотя в то время уже понимали, к чему может привести облучение, но дозиметрия и сами методы защиты от радиации еще нуждались в доработке. Тех, кто получал сильную дозу, особо не лечили – просто отправляли на несколько дней домой. «Козлов» устраняли практически голыми руками! Поврежденные блоки никак нельзя было оставлять на открытом пространстве, за этим пристально следило высокое начальство. Однажды сотрудник предприятия Александрова достал блок из «козла» и положил его прямо на пол – в зале, где находился реактор. Интересно, что этот «добросовестный» сотрудник даже накрыл его тряпочкой! Зазвонила пожарная сигнализация, а ему хоть бы что! И такое случалось сплошь и рядом.

Переживал во время таких эпизодов и Игорь Васильевич Курчатов. После нескольких аварий он распорядился сделать дополнительную систему защиты. Команда Александрова принялась выполнять приказание шефа. Для того, чтобы обеспечить безопасность реактора, они набивали алюминиевые трубы борной кислотой, заваривали их и располагали в установке. В коллективе эти устройства прозвали «хивса?ми». Такой термин неприлично переводился как «хреновина Игоря Васильевича». Однако новая разработка не прижилась. Во время проверки на работающем реакторе сначала взорвался один «хивс», а потом и другой, оставляя за собой густые клубы дыма. Уже много после неудачливые разработчики поняли, что они изобрели самую настоящую гремучую смесь и зря решили использовать борную кислоту.

«Явление природы»

Получение чистого плутония в больших количествах на начальных этапах «Атомного проекта» казалось невыполнимой задачей. С другой стороны, после испытаний американского ядерного оружия стало понятно, что ученые из США делали его именно на плутонии. Об устройстве остальных частей бомбы приходилось догадываться самим, ведь больше никакой информации не поступало. Шутка ли – самые секретные разработки в мире! Все же скоро технологию добычи и переработки плутония наладили в Советском Союзе. Материал проходил несколько стадий обработки: с одного завода, где плутоний добывали в виде соли, его перебрасывали на другой, где и превращали в металлические половинки. После пуска сначала первого реактора, а потом уже и более мощного, спроектированного Александровым, производство удалось перевести с экспериментальных рельс на промышленные:

Анатолий Александров в г. Мирный

«У нас каждый год выходило по крайней мере по одному реактору в дело. Те реакторы, которыми занимался я, давали по 100–120 кг плутония в год. А вот эти, скажем, 120 кг – это было как 20 бомб, таких, как в Хиросиме. Так что отсюда можно составить себе представление, какого порядка масштаб производства был у нас в стране. Смысл-то в том, что в Советском Союзе гораздо быстрее развернули производство серьезного масштаба, чем успели развернуть американцы».

В ИАЭ с Н. С. Хлопкиным и Н. Н. Пономаревым-Степным

Анатолий Петрович при пуске нового реактора хотел быть полностью уверенным в том, что во время непредвиденных ситуаций ученым удастся быстро сориентироваться. Александров прокручивал в уме различные комбинации «чрезвычайных происшествий», но до запуска реактора он не мог ничего знать наверняка. Тогда здание, где находился реактор, было расположено прямо напротив гостиницы «Россия», соответственно рядом с Кремлем. Во время пуска по традиции присутствовало высокое начальство, за пультом сидел лично Ванников. Александров, как научный руководитель, должен был наблюдать в стороне. И вот пуск начался. Анатолий Петрович сразу почувствовал, что что-то пошло не так. Взволнованный, он кинулся к пульту и остановил реактор. Тогда все могло произойти очень быстро и привести к ужасным последствиям. Они находились в шаге от крупнейшей аварии, которая могла произойти в центре Москвы. Ванников немедленно подошел к Александрову, с которого пот буквально катился градом, и спросил: «Ну что, лошадка могла убежать?». Анатолий Петрович ответил, что могла. На это Ванников ему сказал, что в этот день Александров отработал свою зарплату за всю жизнь.

Через некоторое время в полную силу развернулись работы над следующим поколением реакторов, которые в два раза превышали мощность своих предшественников. Уже после первого неудачного запуска их удалось существенно улучшить: эффективность и безопасность новых реакторов оказались гораздо выше планируемых. Строительство подобной установки было очень затратным для бюджета страны, но физики с помощью своих доработок помогли в том числе сэкономить государственные деньги. Что уж и говорить, высокое руководство возлагало большие надежды на успех «Атомного проекта». Подвести свою страну ученые не могли, ведь сверху им давали зеленый свет на очень дорогие научные эксперименты. Александров всегда гордился той степенью доверия, с которой относились к его разработкам, ведь достаточно было одной его подписи на проекте завода, чтобы он был построен без всякого вмешательства со стороны.

Работа над первой советской атомной бомбой приближалась к концу. Скоро «изделие» (так его называли из соображений секретности) будет готово. А пока на дворе 1948 год, и Анатолия Петровича снова пригласили на совещание по «Атомному проекту», которое обычно в Институте физпроблем проводили Харитон и Ландау. На этот раз помощь Александрова требовалась в работе с зарядом. Чтобы его детали не окислились, их необходимо было покрыть никелевой оболочкой. Для разработки этого метода и хотели привлечь группу ученых под руководством Александрова. Один из его сотрудников, молодой парень по фамилии Шальников, в теории разработал всю технологию, но покрывать составом непосредственно «изделие» попросили лично Анатолия Петровича. Курчатов мог доверить такую тонкую работу только проверенному специалисту. В тот раз Александров впервые оказался под начальством Ю. Б. Харитона, который должен был принимать его работу. Покрытие бомбы тончайшей оболочкой требовало необычайной точности: Харитон не допускал отклонения и на четверть микрона. Тут Александрову стало любопытно, почему Юлий Борисович так ко всему придирается. Вроде бы перед ним стояли и куда более важные задачи – например, просчитать скорость и силу ударной волны. На это Харитон ответил, что если Александров точно исполнит его «заказ», то все остальные от них зависящие факторы уже не смогут повлиять на мощность бомбы. Анатолий Петрович по истечении многих лет вспоминал: «Вот он тогда нас жал, как говорится, изо всех сил, как пресс. Причем очень деликатно, очень мило, но все-таки выжал из нас все, что было нужно. Тут я опять-таки убедился в том, какой это человек: необычайной ответственности и добросовестности».

Так как плутоний быстро окисляется и может даже загореться в воздухе, Анатолий Петрович работал с ним в специальном помещении. Лабораторию, которую ему тогда выделили, Александров потом не мог вспоминать без улыбки. Хоть на «Атомном проекте» деньги старались и не экономить, один из самых тонких и сложных участков производства «по-царски» расположился в ветхом щитовом домике. Это помещение всегда тщательно охраняли, но однажды пожарный, который дежурил на чердаке, провалился сквозь крышу прямо в лабораторию. Сейчас трудно поверить, что здание, где находился заряд атомной бомбы, буквально разваливалось по частям и напоминало скорее сарай, чем секретный объект.

Вообще режим на «объекте» – это отдельная интересная тема. Ему подчинялись все – независимо от ранга и положения. Анатолий Петрович иногда вспоминал генерала, который отвечал за безопасность у них на Урале. Это был чуть ли не главный человек в городе. Во всяком случае вел он себя с большей важностью, чем любой научный руководитель! Генерал по любому поводу названивал Берии и во всем видел преступные действия. Однако, казалось, что на объекте сотруднику госбезопасности было просто скучно, и поэтому он цеплялся за любую возможность найти виноватого. Как-то раз ему донесли, что в воду в результате недосмотра или ошибки сбросили некоторое количество плутония. Готовый разоблачить любого вредителя, генерал сразу же ринулся разбираться. Сказал: «Будем проверять воду!». Доносчики на это ему ответили, что не могут работать с плутонием, пока им не спустят воду в пруду до самого дна. И генерал немедленно приказал слить радиоактивный пруд в чистую реку, из которой пили местные жители! И все из-за пустякового доноса!

Через какое-то время «проконтролировать» ученых приехали генералы из ведомства Берии во главе с Махневым и Завенягиным. Под конец работы над бомбой они вообще часто появлялись на объекте. Видимо, хотели создать себе положительный образ в глазах начальства. Проверку на прочность пришлось пройти и Анатолию Петровичу. У Александрова кремлевские посетители спросили, почему он так уверен, что занимается именно плутонием, вдруг это какая-то подделка?! Ошеломленный ученый немедленно взялся объяснять технологию получения материала, но генералов это не убедило. Они начали подозревать Александрова в том, что он подменил настоящий плутоний каким-то другим материалом и пытается их обмануть. Анатолий Петрович обратился к научным характеристикам материала – опять не верят! Через полчаса бессмысленных препирательств он решил дать никелированную половинку заряда генералам в руки – она была горячей. Анатолий Петрович сказал, что только плутоний сохраняет такую постоянную температуру. Но и тут Махнев не успокаивался: а вдруг Александров специально нагрел полушарие перед их приходом? Тут не выдержал уже ученый: «Вот сидите здесь, сколько хотите, пусть полежит в сейфе, потом, когда посчитаете нужным, возьмете ее. Ждите, когда остынет». В итоге генералы поняли, что это «правильный» плутоний, но нервы по дороге к этому открытию подпортили изрядно. Конечно, ученые осознавали, что государство расходует миллионы на «Атомный проект», но почему контроль усилился, когда бомба была уже почти готова, они не понимали.

А. П. Александров и Ю. Б. Харитон

Начиная с 1948 года у Анатолия Петровича появились секретари. Раньше постоянная охрана была прерогативой только большого начальства вроде Курчатова и Харитона, но теперь и в дом к Анатолию Петровичу заселились эти молчаливые гости. К семье Александровых прикрепили трех человек – все офицеры, но, как любил шутить Анатолий Петрович, они хорошо владели только двумя вещами: марксизмом и джиу-джитсу. Секретари буквально следовали за Александровым по пятам! К их присутствию долго не могла привыкнуть и жена ученого Марианна. Из-за их вездесущности Анатолий Петрович прозвал секретарей «ду?хами». Конечно, их присутствие сильно сузило круг общения Александровых, ведь «духи» должны были писать подробные отчеты обо всех встречах, которые проходили в доме. Под наблюдением оказался не только Анатолий Петрович, но и семья, друзья, коллеги. Бдительность органов в то время была очень высокой. Пример тому – опасный казус, который произошел с женой Александрова из-за… собаки-шпиона! Однажды Марианна Александровна захотела подарить мужу охотничьего пса. В помощь супруга ученого взяла одного из секретарей-«духов». Вдвоем они зашли в дом, там купили собаку у какого-то мужчины и довольные поехали обратно. Уже потом выяснилось, что жена хозяина собаки работала в американском посольстве, и один из наблюдателей по линии КГБ, которого приставили к дому потенциальных шпионов, заметил машину Александрова. Естественно, это попало в отчет. И неизвестно, чем бы все закончилось для Марианны, если бы на помощь не пришли «духи». Они подтвердили, что никаких опасных контактов не произошло, и об этой истории забыли. Это сейчас нам кажется, что такая история не стоит и выеденного яйца, но тогда люди попадали в беду и за меньшее. Скоро к секретарям настолько привыкли, что стали их воспринимать, как членов семьи. «Духи» ездили с Александровыми и в отпуск, и на рыбалку. Доверие было настолько высоким, что, когда Анатолий Петрович выезжал на охоту, уставшие от его перемещений охранники оставались в палатке и отпускали АП одного.

В ИАЭ с И. К. Кикоиным, А. И. Микояном и Н. А. Чернопленовым (слева направо)

В то время Анатолий Петрович находился на Урале, в закрытом городе Челябинск-40, где велись секретные работы по атомной бомбе. Без предупреждения туда на поезде приехал Ванников, который, прихватив с собой Александрова и Харитона, срочно должен был отправиться на завод по разделению изотопов урана. Оказалось, что там производят уран с характеристиками ниже требуемых. Прямо в вагоне Харитон с Александровым начали прикидывать, подойдет ли им такой материал. После раздумий ученые пришли к выводу, что бомбу можно сделать и на таком уране, но по размерам она превысит изначальный вариант. Ванников вздохнул с облегчением, ведь на завод должен был приехать разбираться лично Берия – и если бы что-то пошло не так, могли полететь головы. Уже на предприятии Ванников доложил Берии, что бомбу можно исполнить и на таком продукте, но вес ее будет чуть больше запланированного. Эта новость немного разрядила обстановку, и история с ураном закончилась благополучно. Таких случаев было много. Ученые входили в самую напряженную фазу работы, нервничали все: и инженеры и генералы. Круглыми сутками целые коллективы трудились над бомбой. Нужный настрой создавали Ванников с Курчатовым – они могли подбодрить шуткой или смешной историей. Даже если на заводах случались конфликты, они разрешались на доброй ноте. В тот момент абсолютно все понимали, что без бомбы страна пропадет, поэтому внутренняя мотивация у всех участников «Атомного проекта» была бесспорно сильной. Ученые создавали оружие с мыслью, что оно нарушит монополию, восстановит военный баланс и тем самым поможет избежать страшной войны. Куда более страшной, чем все предыдущие, ведь в этой войне один заряд может стереть с лица земли сотни тысяч человек. К тому моменту соперничество с Соединенными Штатами постепенно перешло в фазу открытого противостояния. Война казалась неизбежной после того, как Черчилль произнес свою знаменитую речь в Фултоне. Бывшие военные союзники теперь казались непримиримыми врагами, а зарубежные политики всерьез забеспокоились об угрозе советской экспансии.

С коллегами-военными во время работ над советской атомной подводной лодкой

Промышленное получение плутония развивалось все стремительнее. Теперь материала вполне хватало для того, чтобы создать конкурентоспособное оружие. И это самое удивительное! Ведь страна, которая только недавно вышла из ужасной, изнурительной войны, сумела запустить с нуля новый промышленный комплекс, построить заводы, наладить добычу редкого сырья и при этом уложиться в поразительно короткие сроки.

И хотя сомнений в том, что плутониевая бомба взорвется, не было, все же существовала небольшая вероятность, что взорвется она «не так, как надо». Ученые, которые трудились непосредственно над бомбой, переживали, что взрыв окажется слабее запланированного. Анатолий Александров вспоминал, как один из участников «Атомного проекта» – Лев Арцимович – однажды заметил, что, если бы первая бомба не взорвалась, то она оказалась бы самой губительной. И действительно, слишком большие ставки были на кону, наверху очень рассчитывали на успех физиков, а если бы с первым испытанием что-то не получилось, за это поплатились бы все участники проекта. Такая колоссальная ответственность заставляла ученых работать на пределе.

<< 1 2 3 4 5 6 7 >>
На страницу:
3 из 7

Другие электронные книги автора Анастасия Анатольевна Самойленко