Анатолий Александров

Все благополучно разрешилось 29 августа 1949 года. В четыре часа утра над Семипалатинским полигоном раздался взрыв невиданной разрушительной силы. Очевидцы рассказывали, что он по яркости напоминал несколько раскаленных солнц, затем поднялось облако пыли, которое образовало ядерный гриб, наконец раздался негромкий хлопок, и прошла ударная волна. После 4-летней невероятно трудной работы ученые могли вздохнуть спокойно, как и генералы, которые тоже отвечали за успех этого дела своей головой. Когда доклад об успешном проведении испытания оказался на столе у Сталина, тот распорядился щедро наградить всех участников «Атомного проекта». Вместе с тем, упоминать о том, чем они занимались, разработчики атомной бомбы уже не имели права. Долгое время этих великих физиков держали под грифом «Секретно».

Анатолий Петрович уже через несколько часов после испытания услышал, что «оно произошло». Скоро об этом заговорили и во всем мире. Ядерный взрыв – это явно не та вещь, которую так легко скрыть, хотя советская пресса и держала все в тайне, а необычайные показания сейсмографов списывала на природный катаклизм. Даже через несколько дней после «явления природы» официальных сообщений в газетах все еще не появлялось. Но уже через неделю ТАСС сообщил, что на территории СССР произведены первые ядерные испытания. Физики особо не обсуждали атомную бомбу между собой. Они знали, что взрыв был нужной мощности, все прошло хорошо, и больше к этому старались не возвращаться. Секретность была такая, что Анатолий Петрович ничего не мог сказать даже своим домашним – не хотел подвергать их опасности.

«По-настоящему мы стали это обсуждать уже после многих испытаний, а тогда было такое положение, что сказать об этом какое-то слово или даже спросить – это был риск сесть на 10 лет, немедленно. Я помню, здесь, в Москве, кто-то с Урала с женой и ребенком приехал. И этот ребенок сказал кому-то в школе, что он жил в городе, где делают атомные бомбы. И их всех засадили, не знаю даже на сколько лет. Я даже и сейчас не знаю, куда они делись. Это играло большую роль. Конечно, в основе лежал страх, что если ты где-то что-то такое ляпнешь, то можешь сесть на всю жизнь или тебя могут вообще на тот свет отправить. Но и по существу мы понимали, что на этой работе нельзя шутить.

И это оправданно, потому что если бы американцы узнали, что мы близко подошли к осуществлению этой цели, и знали бы, в каком масштабе у нас наращены эти усилия, то они бы тогда развязали войну, немедленно».

Александров всегда с гордостью говорил, что не видел ни одного испытания живьем, разве что на документальных пленках. Отчасти это было потому, что он не хотел «лезть не в свое дело», отчасти потому, что Анатолий Петрович не хотел быть причастным непосредственно к созданию бомбы. По рассказам своих коллег и друзей он знал, какое ужасающее впечатление могли оставить испытания в душе каждого, даже подготовленного к этому человека! Всегда оптимистичный и улыбчивый, Курчатов после первого термоядерного испытания приехал расстроенным и растерянным. Он надолго ушел в себя. Через какое-то время в разговоре с Александровым он сказал: «Анатолиус, я теперь вижу, какую страшную вещь мы сделали. Единственное, что нас должно заботить, чтобы это дело все запретить и исключить ядерную войну». На Курчатова неизгладимое впечатление произвели те разрушения, которые оставил за собой взрыв на многие километры от эпицентра.

Сам Анатолий Петрович долго не мог определиться, как он относится к оружию. В одни годы казалось, что атомная бомба поможет предотвратить страшную войну. В другое время он думал, что это все-таки страшная вещь, без которой мир был бы лучше. В начале 90-х, когда Александров отвечал на вопросы корреспондентов, почему он не бывал на испытаниях, ученый сказал, что это его личная позиция. «Я не хотел заниматься такой убийственной дрянью».

«В то время»

Послевоенное время было для страны невероятно тяжелым: активно шло восстановление городов, заводов, промышленных центров. Ежедневная изнурительная работа вперемешку с лишениями истощила людей. В то же время постоянно чувствовалось нарастающее политическое напряжение. Репрессии добрались и до ближнего круга Сталина. В последние месяцы его жизни развернулась громкая кампания против докторов, так называемое дело врачей, которое подняло волну антисемитизма и повального недоверия к медикам. В 1952 году в газетах появились сообщения о причастности врачей из Кремлевской больницы к вероломным медицинским убийствам государственных деятелей. Также возникли спекуляции о том, что доктора готовились к убийству самого Сталина. Все понимали, что не за горами очередная чистка.

А. П. Александров с Е. П. Славским (слева) и Ю. А. Яшиным (по центру).

1953 год для истории Советского Союза стал переломным. За первой волной репрессий, которые все ближе подбирались к окружению «отца народов», чувствовалась неизбежность второй. Повторение 1937 года казалось неизбежным. Однако после длительной болезни, которую скрывали от всех граждан, неожиданно умирает сам Сталин. Это стало настоящим шоком для советских людей, ведь годами образ вождя напрямую отождествлялся с государством, и страны без него себе никто не представлял.

У Анатолия Александрова, как свидетеля и очевидца, остались неоднозначные впечатления об этих событиях. Дело врачей он однозначно воспринял как очередную конвульсию в ряду кампаний против лженауки, к которым он с отвращением относился еще после лысенковской истории. Дело против биологов-генетиков, преследование которых продолжалось вплоть до 1960-х гг., стало первым крупным ударом по советской науке. Инициатор публичной кампании Т. Д. Лысенко активно озвучивал идею о том, что такие ученые, как Николай Вавилов, являются представителями «фашистской науки». Классическую генетику назвали политически некорректной, а ученых, которые работали с Вавиловым, заставляли письменно отказываться от своей деятельности. Несогласных ждали последствия.

А. П. Александров со своими заместителями Г. А. Гладковым и Н. С. Хлопкиным

Подобная кампания развернулась и против физиков в конце 1940-х. Анатолий Петрович вспоминает, что некоторые университетские «философы» всерьез готовились к наступлению против квантовой механики и теории относительности. Александрову даже пришлось сходить «на разговор» к Первухину и Ванникову по этому поводу. Генералы расспрашивали ученого, как он относится к таким обвинениям. Беседовали и с другими академиками. К счастью, физиков трогать не стали, ведь аргументом в их пользу было то, что работы по «Атомному проекту» были тесно связаны с этими научными направлениями.

Дело врачей Анатолий Петрович считал позорным проявлением антисемитизма и грубейшей фальшивкой. В своем институте он запретил даже упоминать об этом безобразии. Чувствовалось, что обстановка была тревожной. Несколько дней подряд в газетах печатались сообщения об ухудшающемся состоянии здоровья Сталина. И вот 5 марта на страну обрушилась новость, что вождь народов скончался. В большинстве люди очень сильно переживали, ведь страны без Сталина себе не представлял никто или почти никто… Ближний круг вождя, по свидетельствам очевидцев, воевал только на публике. Вот что о настроениях, царивших в высших эшелонах власти, вспоминает Александров:

«Я приехал тогда к Махневу для обсуждения вопросов по первой лодке, и он вместе со мной прошел к Берии. Я докладываю Берии об этом своем деле, в это же время входит Маленков. И вот он возмущенно обращается к Берии, что, дескать, кого-то задавили в толпе на похоронах. Вдруг Берия говорит: «Пора прекращать эту комедию». А тогда имя Сталина было очень серьезным. И я, хотя и знал, что были преследования, репрессии, но все-таки я был уверен, что именно Сталин способствовал победе нашей страны в войне. У меня, конечно, было к нему большое уважение, кроме страха. И вдруг такую формулировку услышать от его ближайшего помощника, когда он еще лежит в гробу. Я был просто потрясен».

Действительно, на следующий день похоронные мероприятия завершились. Но в кулуарах Кремля разворачивался новый акт политической драмы: борьба за место ушедшего вождя. И в этой истории, достойной шпионских романов, ключевую роль сыграл не кто иной, как Лаврентий Павлович Берия. Он всегда тщательно курировал атомные дела, назначал своих генералов на ключевые «объекты», чтобы те присматривали за учеными. Анатолий Петрович потом вспоминал несколько эпизодов, связанных с перегибами режимного надзора. Так, например, Игорю Васильевичу Курчатову запретили кататься на лошади. Интересно, что при этом Борода находился даже не в Москве. Но уже через 20 минут после того, как Курчатов сел на коня, позвонил рассерженный Берия и приказал ему немедленно слезть. Анатолию Петровичу с Е. П. Славским тоже пришлось почувствовать на себе режимные ограничения. Берия категорически запретил им охотиться на Урале. Министр не мог рисковать жизнью ученых, которые создавали важное для страны оружие.

После смерти Сталина наверху развернулась ожесточенная борьба за власть. Берия тоже не хотел оставаться в стороне. Так как он был связан с атомными разработками, то и орудие для политического шантажа он выбрал соответствующее – атомную бомбу! До сих пор история с ядерным ультиматумом остается одной из самых загадочных. Ученые заподозрили неладное, когда летом 1953 года их неожиданно отправили на «объект», где тогда происходила работа над термоядерной бомбой. Сотрудники лаборатории не могли решить одну техническую проблему, поэтому генералы Берии быстро переправили туда «проверенных» ученых, в том числе и Анатолия Александрова. Лично Берии по телефону о ходе работ должен был докладывать Игорь Курчатов. И вот, как обычно, в условленное время он звонит Берии – тот не берет трубку, Курчатов набирает его помощника Махнева – тот тоже не подходит к телефону. Вдруг и генералы, которых прислал Берия, куда-то испарились. Через какое-то время ученым принесли газету с сообщением о том, что Берии не было на премьерном спектакле в Большом театре вместе с другими членами правительства.

«Мы были посланы туда с четким поручением – закончить работу очень быстро и передать готовое изделие генералам. Вот у меня такое впечатление и сложилось, что Берия хотел использовать эту подконтрольную ему бомбу для шантажа. И не только у меня, у Курчатова было такое же впечатление. У него (Берии), может быть, не было доступа к другому виду оружия, ведь все готовое оружие тогда находилось в руках у Маленкова».

Такую догадку подтверждает и тот факт, что Берия втайне от ЦК и Совмина распорядился подготовить первый опытный образец водородной бомбы. Если он не собирался никого шантажировать, то к чему же была такая спешка и скрытность? Вскоре после длительного молчания стало известно, что Берию – бессменного руководителя «Атомного проекта» – приговорили к расстрелу.

После ухода Берии изменился порядок работы во всей атомной промышленности. Начались крупные перестановки. Теперь за ядерные дела отвечало не Первое главное управление, а отдельное ведомство с таинственным названием – Министерство среднего машиностроения. Атомным комплексом отныне руководил Вячеслав Малышев. Вскоре Петра Капицу вернули на прежнее место, в Институт физпроблем. Анатолий Александров получил другое назначение – теперь он был руководителем предприятия «Почтовый ящик № 614». Такие неоднозначные названия тогда получали все учреждения, связанные с обороной. Через несколько месяцев Анатолий Петрович окончательно перешел на должность заместителя в курчатовский ЛИПАН.

«Покоритель всех сред»

После успешного первого испытания атомной бомбы соревнования с США еще больше ожесточились. Советская сторона показала противнику, что, дескать, да, бомба есть. Теперь оружие требовалось запустить в промышленное производство. Однако американцы не останавливались только на ядерном оружии. Они пошли еще дальше и спустили на воду первую атомную подводную лодку «Наутилус». Из забвения пришлось достать старую разработку лаборатории Александрова. Подлодками в СССР начали заниматься осенью 1952 года. Анатолий Петрович тогда как раз лежал в больнице после отпуска. Несчастный случай произошел на лодке: Александров не заметил ружье, прикрытое хворостом, случайно на него сел и прострелил себе ногу. После этого ему еще долго пришлось лежать в больничной палате. Одиночество скрашивала жена Марианна, которая приспособилась проносить Анатолию Петровичу бутылку вина в дамской сумочке. Вместе они выпивали по бокалу, долго сидели в комнате и разговаривали о жизни. Как-то раз заглянул и Игорь Васильевич Курчатов. Он с радостью в голосе сообщил, что сверху дали отмашку развивать атомные подводные лодки.

А. П. Александров в неформальной обстановке со своими коллегами

Александрова назначили руководителем этих работ. Участвовали в новом проекте и флотские. Сначала из соображений секретности ученым-ядерщикам было запрещено делиться с военными и малейшими подробностями о реакторах. Даже чертежи пришлось выпустить с «белыми пятнами». Они условно обозначали то место, где должна была располагаться установка. Рука Анатолия Петровича чувствовалась буквально в каждом механизме, ведь моряков поначалу ни на шаг не подпускали к секретным работам, и, не могли вносить свои правки. Изначально ученые рассматривали два варианта «агрегатов» (так физики называли реактор), но в конечном счете решили остановиться на водо-водяном варианте. При этом важно было спроектировать лодку так, чтобы реактор был безопасным и не мешал нормальной жизни экипажа. Александров подошел к разработке «агрегата» нестандартно. Так как это направление было еще неизведанным, он решил построить специальные стенды, на которых оборудование отрабатывалось в натуральную величину. Естественно, что опытным экспериментам предшествовали сложные теоретические работы, которые Анатолий Петрович не мог поручить никому, кроме курчатовского ЛИПАН.

С Ю. Гагариным

Вопрос о том, чем все-таки будет вооружена лодка, в итоге пришлось согласовывать с флотскими. И тут они вмешались с полной силой. Предложенный изначально вариант большой торпеды с высокой разрушительной силой они не одобрили. Шутка ли, торпеда занимала все место на АПЛ, и другое оружие туда поставить было нельзя. Тем более что заряд мог разрушить только береговую линию, а во время боя на воде он был и вовсе бесполезен. Моряки решили применить другую тактику. Вместо того чтобы бороться с противником на суше, они решили в случае опасности устроить ему взбучку на воде. Для этого ученые оснастили подлодку несколькими огромными торпедными аппаратами с множеством зарядов поменьше.

А. П. Александров с И. И. Африкантовым на борту атомного ледокола «Ленин», 1959 г.

Работа шла полным ходом, как всегда, спокойно и ладно. Александров изначально установил в коллективе либеральный подход ко всему. Один из сотрудников его лаборатории, А. Д. Жирнов, вспоминает, что, когда работа кипела, все сотрудники – и стар и млад – сидели на полу на корточках в кабинете Анатолия Петровича вокруг кипы бумаг и шумно обсуждали чертежи. Точно так же сидел на полу и сам Александров. К любому мнению прислушивались одинаково уважительно: и к точке зрения юного научного сотрудника, и к замечаниям знаменитого академика. В этом подходе явно чувствовалась школа Абрама Федоровича Иоффе, который сам не терпел формальностей и с одинаковым вниманием относился ко всем хорошим специалистам независимо от их возраста или научного звания.

Для того, чтобы установить в коллективе дух товарищества, Анатолий Петрович каждый год устраивал «осенние спаивания». К сведению читателей, в слове «спаивание» нет ничего предосудительного, ведь оно происходило от физического термина «спайка»! В отделе ядерных реакторов с широкой улыбкой на лице говорили о том, как их начальник Анатолий Александров арендовал столовую, где их уже ждали накрытые столы, танцы и песни. Главным по развлечениям был не кто иной, как сам Анатолий Петрович. Теплую обстановку, веселье, шутки и творческие номера вспоминали в течение всего следующего года.

Испытания реактора и обучение будущей команды проходило на Москве-реке. Однажды случилась неприятность – во время пробного пуска произошла авария, и Анатолий Петрович вместе с сотрудниками безопасности прибыл на место разбираться. Помещение, в котором находился реактор, было загрязнено радиацией. В целях безопасности пришлось снять паркет и вынести мебель! Такие аварии были не редкостью, их смело собственными руками устранял персонал. Конечно, при этом сотрудники лабораторий получали сильные радиационные дозы. В то же время от испытаний страдали и простые москвичи, ведь жидкие отходы с подлодок тогда сбрасывали в Москву-реку! Через какое-то время возле стадиона «Октябрь» даже появились таблички с надписью «Купаться запрещено». Так, вопрос о жидких отходах АПЛ возник гораздо раньше, чем о нем стали публично говорить. И затрагивал он не только жителей прибрежных зон, но и жителей столицы.

С американцами мы в то время находились в неравных условиях. Они запустили работы по подводным лодкам еще в 1949 году, и, когда в СССР только начали заниматься АПЛ, у них уже успел образоваться настоящий флот. Но вот настало время и советской стороне принимать первую лодку на вооружение (1957 год). Как обычно, приехала огромная комиссия, сплошь высокое начальство. Все торопились как можно быстрее пустить лодку на воду и отчитаться. С работой реактора возникли трудности. Не выдержав давления чиновников, Анатолий Петрович разозлился и отправил всех министерских прочь с лодки. Он редко выходил из себя, но тут не выдержал и в резкой форме сказал: «Мы разберемся сами». После все успокоились, и лодку все же пустили на воду. По традиции удачный пуск отмечали всей командой. Ближе к концу торжества моряки преподнесли Александрову флаг, с которым лодка впервые вышла в море. Анатолий Петрович очень сердечно воспринял такой подарок и сказал своим флотским товарищам: «Когда буду умирать, накажу семье, чтобы этот флаг положили мне в гроб». Родные Александрова это пожелание выполнили, и Анатолий Петрович, хоть и гражданский человек, был похоронен с адмиральскими почестями под флагом ВМФ. До конца жизни военные поддерживали и любили своего АП.

С каждым годом лодки становились все совершеннее, их оснащенность все лучше. Из его команды по разработке АПЛ выросла настоящая научная школа. Анатолий Петрович вновь поставил на ноги целое промышленное направление. Но времени расслабляться не было – перед ним маячили новые задачи и проекты.

Прозвища

Столько прозвищ, сколько их было у Анатолия Александрова, наверное, не было ни у кого. Домашние называли его То, сокращенно от Толя. В Рентгеновском институте в Киеве молодого Анатолия, который то сидел там до ночи и прилежно работал, то не появлялся в лаборатории неделями, все называли «пропавшей грамотой». Игорь Васильевич Курчатов всегда обращался к Александрову «Анатолиус» – на греческий манер. В 1960-е годы, когда Анатолий Петрович стал директором Курчатовского института, коллеги и моряки прозвали его АП. Кратко, просто и уважительно – сразу становилось понятно, что перед тобой стоит большой начальник.

Свою дальнейшую научную судьбу Анатолий Петрович связал с мирным атомом. Благодаря его напряженной работе у страны появился собственный атомный ледокольный флот, также были введены в эксплуатацию первые АЭС. Атомный ледокол, построенный по проекту Александрова, был значительно мощнее и ходил по морю гораздо дольше, чем обычные суда. Кто знает, может быть, опыт службы в Мурманске в годы Великой Отечественной войны помог Анатолию Петровичу лучше понять нужды северных моряков. Работы по ледоколам ученый вел параллельно с пуском АПЛ. В очередной раз, как и в случае с атомными подлодками, первостепенной задачей было обеспечить на судне безопасность, ведь полагаться на быструю помощь в случае неисправности моряки не могли. В 1957 году в Ленинграде успешно спустили на воду атомный ледокол «Ленин». Как обычно, не обошлось и без нервотрепки. Городская администрация боялась, что в колыбели революции может произойти авария, и потребовала от ученого письменных гарантий, что пуск пройдет безопасно. Анатолий Петрович предоставил их в письменной форме. Теперь морские просторы бороздили уже два детища Анатолия Петровича – атомная подлодка и ледокол «Ленин».

Дело осталось за небом. Тогда ученые стремились приручить все природные среды: воду, землю, воздух и, конечно, космос! Александров к 50-м гг. стал полноправным научным куратором всех исследовательских направлений в ЛИПАН. У них с И. В. Курчатовым было своеобразное разделение труда: если Борода занимался организационными вопросами и договаривался с начальством, то АП занимался чисто научной стороной дела: чертежами и разработками. Совместно с конструкторским бюро Туполева Александров «посадил» самолет на ядерное топливо. В 1960 г. стального орла запустили в небо над Семипалатинском. Но такие самолеты не прижились ни у нас, ни в Америке, так как были слишком небезопасными. В случае аварии последствия могли быть просто ужасными.

С самого начала разработок по ядерной проблеме ученые знали, что атом таит в себе огромную энергию, которую можно и нужно использовать не только в военных целях, но и в мирных – для получения электричества. Александров много времени посвятил работе над проектом первого энергетического реактора, попутно вникая в каждую мелочь. Министерство среднего машиностроения стало строить АЭС по его проекту на всей территории страны. Однако спустя какое-то время эксплуатацию реакторов передали в ведение другой организации – Министерства электростанций. Это решение еще сыграло свою трагическую роль в истории советской атомной энергетики. И Александров, и Славский (министр среднего машиностроения) боролись за то, чтобы реакторами занимались только компетентные специалисты. Со своим огромным опытом работы на военных объектах они понимали, что крупных аварий тогда не произошло только благодаря высоким требованиям к безопасности и квалификации кадров. Однако даже влиятельные академик и министр не могли противостоять напору руководства. Возможно, именно после этого случая Анатолий Петрович принял решение в конце концов вступить в партию. В тех условиях серьезно влиять на хозяйственные решения и заниматься организацией науки можно было только через структуры КПСС. Более того, у Александрова, далекого от политики, на все была готова жизнеутверждающая формулировка. В партию он вступал с таким настроем: «Я не могу, когда они там на политбюро напринимают идиотских решений, а мне потом надо все исправлять!».

Мака, То и другие обитатели дома на Пехотной

В 1955 году большая семья Александровых переехала в дом на Пехотной. До этого АП, как директор Института физпроблем из соображений безопасности жил в «капичнике» – бывшем доме академика П. Л. Капицы. Постоянная охрана поначалу очень расстраивала Марианну Александровну (или как ее звали все домашние – Маку), ведь Александровы жили по принципу «двери нараспашку»: любили устраивать многолюдные домашние застолья и спектакли. Сам Анатолий Петрович, помимо науки, считал своим вторым призванием капустники! Под настроение он мог и сказать смешной тост, и спеть любимую песню «Эх, дороги», и выступить на празднике. Его друзья вспоминали, в частности, юбилей ученого Александра Займовского, где Анатолий Петрович в полной мере проявил свой талант тамады и массовика-затейника. День рождения отмечали на даче, собрался узкий круг друзей именинника. Гости с нетерпением ждали тоста от Александрова, лучшего рассказчика смешных историй и шуток среди академиков. АП и в этот раз был на высоте. Когда настал час тоста, он заметил, что во время каждого своего визита на Урал его не перестает удивлять, что в той части «объекта», где живет Займовский, все дети рождаются рыжими. Но юбиляр тоже молчать не стал и мгновенно парировал, что в том районе соцгорода (еще одно условное обозначение секретного объекта), где живет Александров, все дети рождаются лысыми! Конечно, никто на такие шутки не обижался, и веселье продолжалось, как и положено. Когда прозвучал тост «за нашу науку», АП под всеобщее ликование затащил именинника вместе с академиком Бочваром на стол и сказал, что за отечественную науку по-другому пить нельзя. В общем, развлечься Анатолий Петрович и умел, и любил.

А. П. Александров катается на лыжах

О юморе и житейской мудрости АП нужно сказать отдельно. На случай напряженной ситуации у Анатолия Петровича всегда был в запасе анекдот, который мгновенно разряжал обстановку так, что все обиженные мгновенно забывали, из-за чего ссорились. Научный сотрудник ИАЭ (Института атомной энергии) вспоминал, что на одном его неудачном отчете АП сделал такую приписку: «Если ты беременна – знай, что это временно, если ж ты балда, то это навсегда». От кого угодно, но только не от директора секретного института можно было этого ожидать. Однако молодые ученые очень любили Александрова за то, что он не злобно, но по-отечески мягко стимулировал их работать лучше. Другой такой показательный момент случился на защите диссертации у подопечного АП. Оппонентом молодого парня был Исаак Кикоин, патриарх ядерной физики. Академик строго спросил у диссертанта, какие расчеты в этой работе сделал он сам. Видно было, что молодой человек растерялся, – его решил спасать АП. Тут же с другого конца стола раздалась реплика Александрова: «Исаак Константинович, о чем вы? Да в наше время даже детей в одиночку не делают!». Часто его шуточные высказывания становились настоящими домашними афоризмами. Своему сыну Юрию, который в то время надумал жениться, АП дал напутствие в своем неповторимом стиле: «Сынок, удачно жениться – значит вытащить ужа из банки гадюк. Поэтому смотри в оба».

А. П. Александров с женой Марианной в походе

Уже будучи президентом АН СССР, Александров как любитель шуток и анекдотов коллекционировал лучшие образцы народного творчества про себя. Его особенно развеселил следующий шедевр: один из телезрителей, увидев на экране, что Анатолий Петрович произносит свою речь на съезде без бумажки (а тогда все высокие руководители читали выступления с листка), долго возмущался, что в СССР неграмотный президент Академии наук.

Веселье на природе: А. П. Александров (слева) с женой Марианной (по центру)

АП к тому времени превратился в большого начальника. При этом в семье к материальным и статусным вещам относились очень спокойно, хотя Александров уже стал довольно известным ученым, лауреатом многих правительственных премий и наград. В среде атомщиков отношение к медалям и орденам вообще было непростое: если ты сделал свою работу хорошо – получишь Звезду Героя, нет – расстрел. Поэтому в тостах часто звучала фраза: «Дай Бог, чтобы не последняя!». И это было не потому, что ученые так жаждали очередных наград. Они просто боялись другого исхода. Анатолий Петрович сам никогда об этом не говорил, но как-то раз, вернувшись домой после очередного совещания, он сообщил своим детям: «Сегодня я заложил свою голову за шесть миллионов». Оказалось, что АП удалось достать деньги на строительство дорогостоящего завода. Как и любой человек, который добился таких высот упорным трудом, Александров понимал, что его положение дает не только привилегии, но и накладывает на него огромную ответственность. После смерти Игоря Васильевича Александров возглавил Институт атомной энергии. В день своего назначения он сказал: «Высоко же я забрался, как бы теперь спланировать, а не спикировать».

Новогодний маскарад. 1957 г.

Анатолий Петрович буквально пропадал на работе. Его секретари вспоминают, что даже глубокой ночью в кабинете Александрова горел свет. Конечно, это вызывало страшное негодование у его жены Марианны, которая обычно совершала первую бомбардировку звонками в десять вечера. Однажды все чуть не обернулось настоящей домашней катастрофой. У Александрова в кабинете сидели важные посетители. Вдруг в приемной раздается звонок. Секретарь не соединяет – приказание самого АП. Через полчаса супруга прибегает к хитрости, которая граничит с шантажом: «Не буду вешать трубку, пока не ответит». Выхода нет, приходится подойти к аппарату. Как ни в чем не бывало, Александров отвечает на звонок. Тут Марианна Александровна не выдерживает и говорит, что если он немедленно не прекратит работать, то она выбежит босиком на снег и будет там стоять до самого его возвращения. Анатолий Петрович вынужден был капитулировать.

К регалиям, званиям и формальностям с долей скепсиса относился как сам АП, так и его дети. Все главное богатство было у этих людей внутри, а главной ценностью семья Александровых считала друзей и близких, которых в доме всегда встречали хлебосольно и радушно. Такие принципы остались в силе и после переезда Александровых на Пехотную.

Дом, в который въезжал Анатолий Петрович, был, что называется, с историей. До этого в нем жил немецкий физик Николай Риль, которого советская сторона в 40-е гг. привлекала к работам по урану. Анатолий Петрович близко знал ученого. Загадкой для многих физиков оставались те условия, на которых Риль работал в «Атомном проекте». Как-то в разговоре с Александровым Жорес Алферов, который был у академика в гостях на Пехотной, спросил: «Как вы думаете, Риль был пленным или работал добровольно?». На этот вопрос АП ответил: «Конечно, он был пленным». Потом, немного подумав, добавил: «Но он был свободным, а мы были пленными».

Рядом с Александровыми в коттеджах жили другие сотрудники Курчатовского института. Соседей было мало, да и за пределами работы у «секретников» общаться было не принято. Но комфортно обустроиться все же удалось. За уют в доме бессменно отвечала Марианна Александровна: она собирала букеты, мастерила вазы, расписывала стены. Весной и осенью семья устраивала субботники. Всех, кто заходил к Александровым в дом, удивляла та простая обстановка, которая там царила. Ни у кого не укладывалось в голове, как признанный академик, с такими регалиями и наградами может жить настолько скромно?! Одна из сотрудниц Института атомной энергии Роза Рябова вспоминает, что однажды АП заболел и к нему на Пехотную отправили целую профкомовскую делегацию. Ожидали увидеть необыкновенную роскошь – ковры, хрусталь, заграничную мебель, однако дом оказался на удивление простым: так жила практически каждая советская семья. На кухне жена академика Марианна по-простому стирала белье! Без домработниц и помощниц. Сам Анатолий Петрович в спортивном костюме без лишних церемоний пригласил гостей в комнату, где они долго говорили о жизни.