– А ты давно живешь в Москве? – спрашиваю я.
– Всю жизнь, – машет рукой она.
Мне это так странно, я думала, что она такая же приезжая, как и я.
– А где твои родители? Ты живешь одна? – еще раз уточняю я, вспомнив про Богдана.
Она медлит с ответом:
– Отца у меня никогда не было, – наконец говорит она. – А мама умерла три месяца назад. Она жила в твоей комнате…
Я молчу, в это мгновение мне как никогда хочется все бросить и уехать домой, не хватало еще услышать, что она умерла именно на моей кровати.
– Она болела? – тихо спрашиваю я. Вика беспечно машет рукой:
– Типа того. Спилась она. Да забей…
Я некоторое время молчу:
– А у тебя еще кто-то есть?
Вика качает головой:
– Нет, мать-то была детдомовская. А отца я и не знала никогда. Я сама по себе. Одиночка. Лучше расскажи про себя, по тебе же видно, что ты девочка домашняя. Нахер ты приперлась в нерезиновую?
Я молчу, говорить с ней по душам я совсем не хочу, но она ждет моего ответа:
– Я из Нижнего приехала, учиться в университете. Я училась там, у себя, но перевелась…
Она шумно отхлебывает пива и отчаянно жестикулирует, чтобы принесли еще, кажется, она вся поглощена им и слушает меня вполуха.
– Ну правильно, московский диплом получше вашего… А потом останешься здесь? Типа найдешь себе кого-нибудь? С пропиской? А у тебя парень есть? Папа, мама? – сыпет вопросами Вика.
Я неопределенно киваю ей головой, но на последний вопрос так ответить нельзя, она переспрашивает и вопросительно смотрит на меня. Я не хочу ей ничего рассказывать про себя, но когда пауза становится слишком затянувшейся, я все же говорю:
– У меня есть мама и папа. И брат. Он старше меня на год…
Вика перебивает меня, она достаточно пьяна, во всех ее движениях сквозит нетвердость и у нее совсем мутный взгляд:
– Я всегда мечтала о брате, – шумно восклицает она, – он бы со мной играл, защищал бы от всяких мутных хмырей. А я бы донашивала его кеды и футболки. Получается, вы погодки. Он симпатичный? Похож на тебя? Покажи мне его фотографию…
Я качаю головой, у меня в телефоне нет ни одной Костиной фотографии, давнюю, где ему пятнадцать и он улыбается своей теплой улыбкой я давно удалила, смотреть на него мне слишком больно. Наверно, сейчас он совсем другой, повзрослевший и возмужавший. Подростковый пушок на его щеках превратился в жесткую щетину, вьющиеся и торчащие вихры огрубели и стали прямыми. Мне кажется, что его русые, летом почти добела выгоравшие на солнце волосы потемнели. В его серо-зеленых глазах цвета скошенной травы я увижу не угловатого подростка, но мужчину. Все это я увижу, когда мы вновь с ним встретимся.
– У тебя нет его фоток? Вы не общаетесь? – восклицает Вика и икает от удивления.
Я просто не знаю, что ей ответить, о Косте мне сложно говорить, мне больно о нем вспоминать. С родителями мы никогда о нем не говорим, это молчаливое табу, лишь иногда я заглядываю в его комнату и понимаю, что он все еще не вернулся.
– У меня много фоток Антона, – говорю я и улыбаюсь. Как хорошо, что у меня есть Антон, когда я вспоминаю Антона, мне всегда становится легче. Я передаю Вике телефон, она листает его фотографии, многие фотки я сохраняю с его страниц из социальных сетей, что-то он скидывает мне сам. В моем телефоне у меня целая коллекция его фотографий, Вика довольно улыбается, разглядывая их.
– Он очень красивый, – говорит она и возвращает мне телефон, – но, наверное, у него полно девчонок. Мать говорила не связываться с красивыми, а то потом наплачешься....
Потом она начинает что-то говорить мне о своих парнях, она уже достаточно пьяна, я слушаю ее вполуха и продолжаю смотреть фотографии. Я не видела Антона уже неделю и понимаю, что ужасно, просто ужасно соскучилась. Сама мысль о том, чтобы никуда не ехать кажется мне дикой, как я смогу прожить без него всю оставшуюся жизнь, когда даже неделя для меня почти смертельна.
Мы еще долго сидим, пока я не силой не тащу пьяную Вику домой, определенно, с ее дурной наследственностью ей следует быть осторожнее с алкоголем. Но я ей ничего не говорю, Антон часто мне говорил, что люди не ценят бесплатные советы, а платить она мне явно не станет. Уже уложив пьяную Вику на кровать я все же спрашиваю:
– Твоя мать умерла здесь, в этой квартире?
Она лепечет в ответ:
– Нет, она замерзла пьяной на остановке, только не говори никому, поняла? – совсем бессвязно лепечет она. Я киваю и тихо закрываю дверь в ее комнату, определенно, это первая хорошая новость за сегодня. Наверное, жизнь начинает налаживаться.
На следующее утро Вика к моему удивлению бодра и полна сил, она бурно собирается на работу, она работает продавцом в ближайшем супермаркете. Пока я пью кофе, мы договариваемся с ней, что она будет покупать продукты со скидкой и готовить для меня за небольшую доплату. Я с сомнением соглашаюсь, хотя приготовленный ей завтрак весьма неплох.
– Я хорошо готовлю, я начала готовить, когда мне было лет восемь, матери было не до этого, тебе нравится, правда, нравится? – в сотый раз спрашивает она.
Слава богу, она работает с утра до позднего вечера, и пересекаться мы с ней будем редко. По крайней мере, я очень на это надеюсь.
Наконец она уходит, я расчесываю волосы, заплетаю их в хвост, натягиваю привычные джинсы и выхожу из дома. Я никогда не ношу юбок и платьев, моя обычная одежда это джинсы и толстовки, а летом футболки. У меня такой мальчиковый стиль потому что в детстве я всегда донашивала за Костей его вещи. Я носила его одежду не потому, что наши родители были бедны, вовсе нет, мне просто нравилось носить вещи, пахнущие его запахом, как еще одно доказательство его любви ко мне. У Антона, наверное, в десять раз больше всевозможных нарядов, все его одежда фирменная и дорогая, мне нравится рассматривать его строгие пиджаки, модные рубашки, яркие свитера. Университет находится в сорока минутах ходьбы, я не спеша иду мимо бетонных коробок домов, хаотично наставленных между дорогами. Здесь, в переулках, здесь совсем как у нас – уныло и серо, он том, что я нахожусь в столице мне напоминают возвышающиеся над пятиэтажными домами огромные небоскребы из стекла и бетона. И здесь намного больше машин. Нескончаемый их поток денно и нощно бежит по асфальтовым артериям дорог, наполняя город бесконечным движением. Чем ближе я подхожу, тем больше замедляется мой шаг, сердце колотится как бешеное, от страха шумит в ушах. Я не знаю, что мне сейчас скажет Антон, вполне возможно, что он презрительно заломит бровь, язвительно прокомментировав мой приезд. Я знаю, что он может быть очень жестоким, когда захочет. Возможно, он не станет больше со мной общаться, потребует, чтобы я немедленно уехала и, наконец, навсегда оставила его в покое. Я знаю, что безнадежно влюбленный человек выглядит невероятно скучно и жалко. Я понимаю, если он прогонит меня, я просто умру. Когда я подхожу к университету, на широких мраморных ступенях почти никого нет, пара уже началась.
Антон стоит на крыльце и улыбается мне, у него просто потрясающая улыбка, когда я робко подхожу к нему, он притягивает меня к себе и обнимает, берет меня за руку и ведет внутрь.
– Я жду тебя уже двадцать минут, далеко живешь? – спрашивает он.
– Нет, близко. Просто еще не приноровилась…
Он улыбается, сегодня у него чертовские хорошее настроение, неужели оттого, что он рад видеть меня? Мне очень хочется думать, что он хоть немного рад меня видеть, как рады видеть милые старые тапочки, которые затерялись куда-то и вдруг неожиданно нашлись в коробках с тряпьем. Он с улыбкой смотрит на меня:
– Хорошая квартира? Скинь адрес, я как-нибудь я зайду к тебе в гости…
Я киваю, внутренне холодея от того, что он увидит замызганные стены, плиту с пригоревшим жиром, желтые отваливающиеся обои. Его теплая рука держит мою и я чувствую себя так хорошо и спокойно, что мне хочется плакать. Мы сидим на лекции и я краем глаза смотрю на него, просто не могу оторвать от него взгляда, сейчас у него совсем другое выражение лица, он сосредоточен, высокий лоб слегка нахмурен, он покусывает губы и иногда с улыбкой смотрит на меня, указывая глазами на лежащие на столе тетради.
На перемене мы стоим у аудитории и он улыбается мне теплой улыбкой.
– Давно не видела тебя в таком хорошем настроении, – говорю я, он кивает головой в ответ.
– Я счастлив, – коротко говорит он и снова улыбается, проходящие мимо девушки махают ему рукой и он улыбается им в ответ. А я думала, что уже успела привыкнуть к тому, что девушки постоянно обращают на него внимание. Я не успеваю ничего спросить, как вновь начинается лекция, длинная и занудная, как осенний дождь за окном. Я всеми силами пытаюсь сосредоточиться, оплачивать экзамены отец Антона мне точно не станет. После занятий я тяну его в кафе выпить кофе и поболтать, он хмурится, но соглашается.
– у меня есть полчаса, – сразу честно предупреждает он, я киваю в знак того, что услышала его и беру его за руку, мне необязательно даже с ним разговаривать, мне достаточно просто смотреть в его серые глаза, держать в своих ладонях его тонкие длинные пальцы. Его взгляд вдруг меняется, становится холодным, наверно, у меня до ужаса жалкий вид.
– Зачем ты приехала сюда? – спрашивает он.
Я неопределенно пожимаю плечами:
– Наверно, получить крутой Московский диплом и найти кого-то с московской пропиской. Так, по крайней мере, говорит моя соседка по квартире. Когда ты узнал, что я приеду?
Он усмехается:
– Еще на прошлой неделе. Отец сказал, что оплатит твое обучение. И конечно же, ты не могла не приехать…Хотя ранее я тебе говорил, что не хочу тащить за собой хвосты из прошлого…