Внутри пророчества

Они появились. Горстка крестьян тихо подобралась к поляне. Оборванные, холодные, отчаявшиеся. Они столпились на другом конце поляны. Воин замер, наблюдая за ними.

В тишине послышался их испуганный шепот. Кто-то тихо читал охранительную молитву. Трупы внушали людям ужас. Слишком яркой казалась кровь на фоне снега, слишком непривычны позы разметавшихся тел, слишком много боли в глазах умерших.

Понемногу крестьяне осмыслили увиденное, осмелились поглядеть дальше, через поляну, на того, кто убивал ради них. Он затаил дыхание. Вот сейчас, сейчас свершится чудо. Они начнут оживать, улыбки, неумелые, робкие расцветут на лицах, в глазах появится тихий вопрос: свободны?…

Чуда не было. Крестьяне опускали глаза, не смея встретить его ожидающий взгляд. Для них он был страшнее поверженных врагов. Машина смерти, живой ужас, чудовище…

И тут он понял, что устал. Дикая ноющая боль коснулась сердца. Всё напрасно. Напрасно он рисковал ради этих жалких людишек, не способных даже подумать, как постоять за себя. Напрасно убивал. Может, даже жил напрасно. Теперь он хуже зверя. Для них, пославших его в бой.

Нет. Так дальше продолжаться не может. Не стоит жизнь того, чтобы растрачивать её на ненужные битвы, на бессмысленные смерти. Нужно идти. Уходить из этих краёв, полных бездеятельной, трусливой жестокости. Здесь никто не стоит его смерти. Здесь, как и везде. Он так давно бродит по этому миру в поисках того, что возможно даже и не существует. Что было просто очередной сказкой его любимой бабушки.

А на юге война… Там его родина, его дом, его клан. Не быть одиноким на поле битвы. Сражаться вместе со всеми. Не бессмысленно, не геройски глупо. Пора…

Его звали Барс, изредка добавляя прозвище – Счастливчик. Его дом был далеко на юге, где от побережья до центральных равнин, растянулась великая Степь. В его клане рождались самые ловкие и бесстрашные воины-оборотни, поклоняющиеся тотему Кота и богине сражений Дикате. Таким же родился и Барс. Но, кроме быстроты и ловкости, была у него и удача. Никто не знал, за что удостоился этот молодой воин такого подарка Богов. Это было его тайной. Молчаливой и тёмной. Он хранил её в глубине своей души и только перед боем давал ей время свободно летать… в своих мечтах.

Он стал счастливчиком, благодаря Мелит. Барс не боялся смерти, не бегал от неё, а наоборот, стремился в её объятия. Если другие члены его клана проявляли бесстрашие на полях сражений, зная силу и ловкость своих движений, веря в своё оружие, то Барс не знал страха, благодаря своей мечте о тёмной богине. Всю свою жизнь он шёл к ней. Он любил Мелит, всею своей душой, всем существом. Любил так, как не смог бы любить ни одну женщину.

Много образов у Мелит. Приходит она, как вселенская мать, давая покой страдающим ; как злобная старуха, несущая мор и чуму; как надменная, холодная статуя встречает она королей; ребёнком бежит к поэтам; воительницей предстаёт перед трусами и убийцами. Для воинов есть у неё особый лик: прекрасная молодая женщина с золотой волной волос и сияющими светлыми глазами. Она принимает их в свои объятия, даруя неземную любовь, она ведёт их за руку по последней тропе к покою и безмятежному счастью.

Такую Мелит и любил Барс. В песне боя слышал он её зов. И кидался в битву, ликуя и любя. Не думая об опасности и страхе. На стороне таких, как он, всегда удача и победа. Боги оберегают безумных влюблённых. А Мелит… только во сне видел он её. Только там, в ночных иллюзиях, она ждала его. Пока…

Промёрзший тракт скрипел под ногами. Где-то в лесу выл мертвяк. Голодный монстр, покинувший свою могилу, бродил среди деревьев в поисках жертвы, но при свете дня всё же боялся выйти на дорогу. Солнца не было видно за серыми облаками. Выпотрошенные снегом с утра, они теперь просто и мёртво висели в небе.

Барс неторопливо брёл вперёд. Думать ни о чём не хотелось. Нагрянувшая ещё на рассвете душевная усталость понемногу отступала куда-то в глубины сознания, становясь осколком чёрного опала горького воспоминания. Барсу начинала нравиться эта дорога, без мыслей, без дум, в пустоте снега, под вой мертвяка. Она дарила какой-то странный покой, какой иногда подкрадывается к костру бивака, в перерывах между сражениями.

Сзади, где-то пока ещё далеко, скрипнули колёса и послышалось фырканье лошади. Затих мертвяк, поймав в воздухе зимы дух живого. Барс улыбнулся. Его догонял обоз. Воин поправил порезанную куртку, поплотнее закутался в неё и встал на краю дороги. Каблуки сапог слегка помяли сугроб.

Телега, катившаяся вслед молодой бодрой лошадке, подъехала ближе. Сидящий на козлах мужчина в медвежьей шубе и такой же шапке натянул поводья, поравнявшись с Барсом.

– Куда? – ворчливо спросил он воина.

– На юг.

– Далеко?

– На войну.

– А-а-а, – чуть презрительно протянул владелец повозки и усмехнулся. – Могу подбросить. Не до линии фронта, конечно, но… Деньги есть?

Барс достал из кармана несколько мелких монет – скудную плату за тех семерых, что остались лежать на лесной поляне.

– Не густо, – прокомментировал незнакомец, накручивая поводья на кулак. – До ближайшего селения подкину. Залезай.

– Спасибо, – Барс запрыгнул в телегу, уселся рядом с возницей. – Ты купец?

– Точно. Везу шкуры в город. По деревням собирал.

– Ясно.

– Ты бы кольчугу починил, – посоветовал купец. Барс решил, что совет разумный, и занялся делом.

Ехали молча, лишь изредка обмениваясь грубоватыми шутками. Барс починил кольчугу, заштопал куртку и лёг на шкуры вздремнуть.

Со смотровой площадки Башни Ветров можно было увидеть многое. Казалось, половина империи лежит перед наблюдателем. Под зимнем солнцем вся картина становилась более яркой, чёткой и правильной. Не было буйства красок, они ушли вслед за летом; не было обмана, который раньше отдыхал в гуще зелёных крон; не было той красоты, что всегда отвлекала взор. Сейчас вид с Башни Ветров больше напоминал карту, чем прекрасную живую картину просторов империи. Такое застывшее безмолвие могло порадовать полководца, стремящегося овладеть этими землями.

И он радовался, глядя на свои будущие владения. Там в маленьких селениях и городках, что окружают Школу школ, никто ещё не знает, какую судьбу он уготовил для них. Не знает и великая Степь, как пойдёт он по её просторам со своим диким войском. И те далёкие глиняные домики не подозревают о том, что он уже решил смести их с лица земли. Никто ещё ничего не знает. Пока…

Их незнание радовало его. И эта доверительность, с которой раскинулась перед его взором империя, тоже приносила ему радость. Скоро, очень скоро его планы осуществятся. Он почувствовал, как нетерпение мягким покалыванием пробежало по его телу. И улыбнулся, хищно, победно, как голодный волк, увидавший добычу. Не долго осталось ждать.

Холодный ветер, налетев неожиданно, прервал его размышления. Даэрон, поёжившись, поплотнее закутался в плащ. Это резкое и неожиданное вторжение в его мысли вернуло полководца в сегодняшний день.

Школа школ – первая крупная победа, счастливое окончание первого этапа его плана. Первая его маленькая месть. За те семь лет.

За одиночество, за ненависть и страх, которыми его здесь травили. Но теперь он расплатился. Дворы пусты, знания молчат. Нет больше в империи тех, кто может учить. Бурые пятна на полу – всё, что от них осталось. И это не жестокость, а справедливость. Более того, он назвал бы это необходимостью. Война питается смертью и кровью. Он начал эту войну. Собирать для неё обильные жертвы – его обязанность, хоть и обременительная, но такая приятная…

Глава третья

Предчувствие преследовало его, ходило за ним следом, иногда опускало свои горячие ладони на его плечи, своим запахом мешало дышать. И с ним нельзя было смириться, нельзя было даже пытаться не обращать на него внимания. Деррик точно знал, что оно зародилось в тот миг, когда армия Даэрона перешла границы империи. Он помнил, как впервые предчувствие нахлынуло на него, как пробежало оно ознобом по телу, как начало сердце вторить незнакомым ударам чужой силы и грохоту множества ног, шагающих где-то далеко за тысячи чи от столицы.

Никто не давал ответа на вопросы Деррика, никто не открывал ему тайны. Молчали жрецы, молчали Боги, молчал и далёкий Даэрон, к которому иногда посылал Деррик свои мысли. Его оставили одного в вакууме предчувствия. А это общее молчание рождало беду, лишало выбора. Казалось, что сама жизнь толкает молодого мага на отчаянный шаг, который будет стоить ему смерти или, если смилостивится судьба, изгнания и анафемы.

За окнами плыла ночь. Тихая и морозная. Напряженная и молчаливая. Внутри храма было тепло, ярко пылали четыре костра. Воздух слегка колыхался, ломая очертания алтаря и скамеек для молитвы. Тяжелый сладкий аромат благовоний кружил голову. Деррик стоял у стены храма и размышлял о том, что ему предстояло сделать. Почему-то он знал, что не поплатится за это жизнью, а неизбежное изгнание и анафема даже радовали его. Живя не первый год в стенах Совета, он понял, что нет здесь того, что он надеялся когда-то отыскать в этих стенах. Было у Совета и Знание, была и Сила. Но не та, которую искал Деррик. Ему нужно было большее. Нечто более тёмное, более сильное, более тайное. Молодой маг чувствовал, как эта потребность сама по себе порождает истину в его душе, оттачивает понимание чего-то такого, что он знал уже давно, но о чём временно позабыл. Новое восприятие, новая сила и знание росли в нём вместе с предчувствием. А ещё они заставляли его действовать…

Небольшая карточка выпала из колоды. На ней среди изломанных линий и мягких штрихов кружился хоровод лиц. Боги играли. С его жизнью, с его судьбой. Такая игра давала Деррику шанс и момент свободы – над временем, над законом людей, над ходом событий и сутью вещей. Карта выпала случайно…

Но случайностей не бывает. Деррик решился. Он последний раз глянул вглубь ниши, за алтарь, где сидела статуя Аты. Боги простят и защитят. Молодой маг отправлялся в город, на одну тихенькую улочку, где в маленьком домике, в уютной комнатке спал ребёнок. Этой девчушке сегодня предстояло умереть. По умолчанию Богов, по воле молодого мага.

Тари плыла во Тьме. Мрак, окружающий её, был похож на пух – такой же мягкий, тёплый и убаюкивающий. Она просто тонула в нём. И не сопротивлялась. Это погружение было прекрасным. И тишина вокруг неё пела. Никогда ещё Тари не слышала такой песни, в которой звуки покоя сливались с мелодией ликования. Повинуясь чудесной музыке, девушка кружилась в танце, а Тьма, сомкнувшаяся вокруг неё, танцевала вместе с ней. Это было похоже на мечту.

Нет страданий и боли, пропала усталость, не тяготят больше воспоминания, исчезла в темноте давняя гнетущая тайна. Только Тьма, только музыка, только хаотический, но прекрасный танец.

А сквозь музыку, не нарушая её стройности и плавности начал пробиваться голос. Глубокий, ласковый, зовущий. Неизвестно куда, непонятно зачем. Он увлекал за собой танец, он вёл в неизвестность Тари. А она не беспокоилась, не задавала вопросов. Так и должно было быть, потому что в голосе слышалось что-то родное, очень близкое и тёплое. И вслед за голосом она вышла на свет.

– Слава Богам! – облегчённо вздохнул Грат. – А я уже подумал, что опоздал.

Тари рассеянно глянула на него, потом осмотрелась кругом. Они находились в небольшой комнатке, на самом верху башни. В камине горел огонь, чадили свечки на столе. Мерцало таинственно магическое зеркало. Как всегда, когда заканчивался обряд. Тари всё вспомнила.

– Всё закончено, – сказала она, поднимаясь с пола. – Больше я узнать не смогу. Да и не надо.

– Ты чуть не умерла, – тихо ответил Грат. – Даже судьба завоевателя этого не стоит.

– Она стоит гораздо дороже, – возразила ведарка, и в её тоне слышалась усталость и горечь. – Мы только начали платить свою цену. Впереди очень долгий путь.

– Сегодня было нечто такое… – вампир уставился в огонь. – Когда ты не вышла. Во время обряда. Что-то коснулось меня. Это Судьба?

– Да, – ей не хотелось объяснять. – Ты был там. И я. И кое-кто ещё.

– И мы там будем, – вампир перевёл взгляд на ведарку. Его жёлтые глаза ярко блеснули в полумраке комнаты. – Это и есть наша плата?