Избранное-2019. II Всероссийский литературный конкурс о животных «РяДом»

Вовки не было несколько месяцев, собака все это время жила на остановке, лишь изредка наведываясь домой, чтобы проверить, точно ли хозяина нет.

А вдруг он, как ни в чем не бывало, сидит на крыльце и что-то мастерит?

Растроганные верностью пса сельчане со всех сторон несли ему еду, но Матрос только лизал руки в знак благодарности, и отворачивался, пряча глаза, полные вселенской грусти.

Вовкина мама пыталась закрывать Матроса в сарае, но он находил лазейки и убегал. Потом она посадила его на цепь, но пес сорвался и снова вернулся на свой пост.

В какой-то момент он совсем запаниковал – скулил, выл, метался по дороге, почуяв, что с родным человеком случилась беда.

На строительном объекте Вовка сорвался с лесов и упал с высоты четвертого этажа, выжил чудом, повредил спину.

Денег ему так и не заплатили, и он вернулся домой, уставший, больной и опустошенный.

На остановке его встретил худой и постаревший Матрос.

Жизнь подарила им еще несколько месяцев счастья. Они снова копали картошку, ходили в лес за грибами, рыбачили на озере, кололи дрова, потом чистили снег.

Зимой Вовка настоял на том, чтобы Матрос жил в доме. У пса начали болеть и распухать лапы. Он полюбил лежать, прижавшись боком к печке, а иногда и вовсе забирался к Вовке на кровать.

А потом пришла повестка. Хозяина забирали в армию, и все понимали, что два года разлуки постаревший Матрос не переживет.

На Вовкиных проводах гуляли всей деревней – пели и плясали, а испуганный пес лежал в будке и гадал, чему так радуются люди. Как можно веселиться, зная, что предстоит расставание?

Как только представилась возможность, парень вышел из дома и вместе с Матросом отправился к озеру.

Они молча сидели в темноте и наблюдали, как над тихой водой стелется туман. Он успокаивал, убаюкивал, утешал. Он словно шептал: «Вы еще встретитесь!» Матрос положил свою мудрую голову Вовке на колени и наслаждался каждой минутой.

Через год Вовка приехал в отпуск. Матрос встретил его на остановке. Глаза собаки покрылись пеленой, ноги заплетались, и даже вилять хвостом ему было тяжело.

«Сиди дома! Сиди дома, балбес! Дождись, только дождись меня!»

И снова разлука, опять остановка. Когда Матрос засыпал, к нему приходила трава. Она была такой высокой, что не давала бежать, а где-то впереди Матрос видел Вовкины теплые руки, но все никак не мог их догнать. Они были так рядом, но сил не хватало, совсем чуть-чуть…

До возвращения хозяина Матрос не дожил двух дней. Вовка вышел из автобуса и увидел неподвижное тело своего друга, лежащее на обочине. Он похоронил Матроса там, где они любили сидеть вдвоем, и часто навещал.

Вовкина жизнь без верного товарища была тяжелой, и оборвалась через 22 года здесь же, на берегу. Он прыгнул в озеро, повредил позвоночник и умер в тихой, прохладной воде.

Друзья теперь вместе.

Матрос снова щенок, бегает по мягкой зеленой траве и лижет теплые Вовкины руки.

Роман Прокофьев. «Арбуз»

Доброй памяти добермана Бэка

– 15000 тысяч рублей! – орал из телевизора Тимур Родригес.

«Интересное дело», – глядя в экран, подумал Андрей и отхлебнул кофе из кружки, – «Почему не Абдулла Санчес, или Саид Гильермо Гомес?.. А копни глубже, и окажется он банальным Васей Хрюкиным».

Андрей выключил телевизор. Тишина вкралась в кухню, но была изгнана телефонной трелью.

– Алло?..

– Андрюха, это Вадим. Не разбудил?

– Нет. А ты что в такую рань?

– Да, понимаешь, Фома умер.

– Когда?!

– Вчера утром. Слушай, я тут недалеко. Зайду?

– Заходи.

Андрей положил трубку. Что же это такое? Три недели до нового года, а вчера умер Фома; сколько они не виделись? Почти двенадцать лет. Двенадцать лет он не встречал Фому, живя в трёх остановках от его дома. Парадокс? Синдром города? Нет, всё много проще. Тот давнишний весёлый Фома остался там, далеко в девяностых. Тогда он был полон идей, и главное, мечтал возродить группу, которую когда-то собрал на пару с Андреем. Говорил, что готовит музыкальный материал, требовал текстов, чтобы основательно засесть за гитару. Но всё это были мечты на половину дня, получасовые всплески активности. А к вечеру он едва ворочал языком от избытка алкоголя и терзал струны, извлекая чудовищные наборы скрежета и визга. Или начинал нести чушь о гениальности и, пересчитывая деньги, просил сбегать за портвейном. Его пугали автомобили, он боялся улицы. Он стал жалок, неприятен и зол на весь свет. Алкоголики любят жаловаться на мир, виня в горестях всех, кроме самих себя.

Отчего они пьют? Оттого, что жизнь такая. А отчего жизнь такая? Оттого, что пьют. И уж, конечно, надо бы бросить, выбраться из ямы, начать всё заново. Да-да, обязательно. Но завтра. А сегодня нужно поправиться. И завтра с утра чуть-чуть и, свято слово, завязка. Так думает и верит в это каждый алкоголик.

Завтра – это мантра, и она талдычится каждое утро перед тем, как опрокинуть в себя первый стакан. И каждый раз следуют уверения и себя, и окружающих в том, что всё в руках. Он силён, как лев, он хозяин своему слову. Дело-то – пустяк, всё поправимо. И так он мечтает до тех пор, пока не сыграет в ящик, не успев удивиться, как же это так случилось. А потом начинаются разговоры: где же были друзья, почему не спасли, не уберегли, не остановили? А друзья были. Просто все забывают о том, что невозможно спасти того, кто спасаться не хочет…

– Вот, – Вадим вошёл в дом, принеся с собой облако морозного воздуха, и протянул бутылку коньяка, – помянем.

Они сели на кухне. Выпили. Вадим закурил.

– Такие дела, – вздохнул он.

– Какие такие? Вполне ожидаемые дела, – ответил Андрей. – Согласись, ты тоже мало верил в чудо.

– Это правда, – Вадим кивнул, – я давно был готов именно к такому повороту. Это было ясно ещё полгода назад. Он него только очки оставались, это был уже не человек.

– Да, – согласился Андрей, – но ведь мы могли ему помочь.

– А разве не помогали?

– Чем? Тем, что отвернулись от него? И я в первую очередь. Конечно, дружить там было уже не с кем. Но разве это может служить оправданием?

– Собираешься заниматься самобичеванием? – Вадим налил ещё вина, – Брось. Сам себе-то признайся, последнее время тебе было наплевать на то, как и чем он жил. Впрочем, и мне. Да и всем, кто его знал. В результате он остался один. Тебе-то не нужно объяснять, что такое одиночество. Что ему оставалось?

– Спиться? – Андрей отмахнулся. – Не говори ерунды.

– Почему? Всё так и есть, – сказал Вадим, – К тому же, ты помнишь, он всегда был не от мира сего. Вечно скрёб свои блюзы, как помешанный. И играть толком не умел. Давай, помянем.

Они выпили.

– На похороны пойдёшь? – спросил Вадим.

– Нет. Я съезжу к нему потом. Один. Или с тобой.