Жизнь российская. Том первый

Стало свободно и легко. Невесомо даже.

Пропало ощущение тяжести.

Полетел он куда-то в неизвестность… как листик… как травинка… как былинка… как пушинка…

И приснился ему сон… увлекательный такой… из детства…

Будто маленьким мальчиком бегает он по полянке зелёненькой, ловит бабочек сачком марлевым на длинной-предлинной ручке, показывает их маме и папе.

Бабочки красивые, цветастые, крылышки у них узорчатые, все в крапинках, в полосках и в загогулинках чудных-пречудных, усики длинные-предлинные.

Одна, самая красивая, самая обаятельная, самая привлекательная, подлетела к нему, к Васе, на носик села: усиком щекочет, лапкой скребётся, глазки приветливые у красавицы диковинной, а левым подмигивает малышу, как бы говорит: ну, здравствуй, мальчик-с-пальчик добрый.

Вася радуется. Он счастлив.

Ой, бабочка с ним разговаривает… как подружка верная…

И любимые родители рядом с ним. Они тут. Они вот.

Он к ним тянется, прижимается, ласкается.

Они гладят его, целуют, милуют, лелеют, тискают, души в нём не чают. Нежные слова говорят. Золотцем! Солнышком называют.

Хорошо-то как.

Всем хорошо. И ему, и родителям, и бабочке.

Ой, как славно. Ой, как приятно. До умопомрачения.

Всем приятно. Всем-всем.

Малышу в первую очередь. Он счастлив. Безмерно.

Мама и папа тоже безумно счастливы. Очень и очень.

Они улыбаются. Они безрассудно горды и безмерно рады.

У них сынок есть! Вот он, с ними рядышком.

Они пылинки с него сдувают, соринки стряхивают, волосинки собирают. Веером обдувают. Опахалом обмахивают. Чтоб ему не жарко было.

По головке вновь и вновь гладят, в который уже раз целуют нежно: то в щёчку, то в лобик, то в губки, то в шейку, обнимают, тешат, жамкают, боготворят, наслаждаются своим сокровищем, по попке хлопают… но не со зла, а так… любя и обожая безумно.

Вокруг всё зелено. Всё красиво. Бесподобно.

Лужайка. Горы в дали несравненной. Лес. Небо голубое.

Птички носятся. Облака плывут. Цветы яркие. Трава сочная.

Лягушки квакают: ква-ква.

Дятел где-то по дереву колотит: тук-тук, тук-тук, тук-тук.

А кто-то ему отвечает: кто там… кто там… кто там…

Возле ног стрекозки игриво порхают, крылышками своими прозрачными шелестят; воробышки сражаются: прыгают, резвятся, в земле копошатся.

Кузнечики стрекочут. Жучки, букашки ползают. Мураши без устали работают, трудятся.

За рекой кукушка кукует. Идиллия…

Вдруг, нежданно-негаданно, подул ветер с дальних тёмных гор, всё завертелось и закружилось.

Вода в реке забурлила, заклокотала, ключом забила, стала стремительно подниматься, выходить из берегов и затапливать лужок этот изумрудный.

Вот уже травы не видно, цветочки скрылись, лягушки разбежались…

А вода прибывает и прибывает, прибывает и прибывает, прибывает и прибывает, окаянная.

Порывом ветра подхватило маму с папой и понесло их в пучину необъятную.

Вася и глазом моргнуть не успел, как любимые и обожаемые родители скрылись из вида.

Всё, нет их… Где они… Неизвестно… Вот, только что тут были…

Василёк кинулся за ними, но… запнулся за корягу, ногу поранил, руку порезал, лоб расшиб, нос расквасил, губу разбил, щеку поцарапал, шею едва не свернул, глаз чуть не выткнул о ветку острую, упал в воду холодную, захлебнулся, стал кричать неистово, барахтаться, чтобы выбраться; а студёная бездна тянет его к себе и тянет, она всё тянет и тянет, тянет и тянет, тянет и тянет.

Он от неё… а она к себе…

Он от неё… а она снова к себе… к себе… к себе… всё тянет и тянет.

Вася-Василёк вилять начал как уж, петлять как суслик полевой по степи, ногами бултыхать; что есть мочи он сопротивляется, из последних сил выбивается, бога себе на помощь зовёт, лихоматом кричит и орёт отчаянно.

Горло уже не функционирует. Голоса нет. Сорвал, малыш, свой голосок звонкий…

Всё, нет больше у Васи голоса. Нет. Беда сплошная. Связки как тряпки болтаются.

Как ещё на помощь звать? Как? Да никак!

Хрипит Вася… глаза его чуть из орбит не выскакивают…

Смотреть на него страшно. Страшно и больно. Не мальчик, а зверёк какой-то… неопознанной породы…

А вода не уступает. Не желает. Не хочет. Прёт и прёт, прёт и прёт, прёт и прёт. С удвоенной силой тянет, с утроенной, с учетверённой… с упятерённой… Ещё дальше его затягивает. И ещё глубже тащит.

Зацепиться не за что; он машинально размахивает руками и ногами, извивается как змей юркий, тонкий, длинный и склизкий, противится всеми фибрами.

Уже сил нет. Всё… Вася выдохся и начал понемногу сдаваться стихии; тело заледенело, зачерствело, стало непослушным и непокорным.