– Нагостился?
– Не то чтобы досыта, но подумалось: новая тема может быть связана с Дальним Востоком – вернусь и догощу.
– Правильно подумалось. Вникай.
Вникаю. Но как-то не очень: все мысли о Любе – не хорошо мы расстались. На ладонях тепло её тела, на губах её вкус, запах….
– Ты где?
– Простите.
– Понял, что я сказал?
– Конечно.
А суть проблемы в следующем. Когда-то Охотское море имело статус внутренних вод могучего Советского Союза. Титан рухнул и рассыпался. Новая Россия в первые годы существования не в силах была уберечь свои богатства от бесчисленных хищников. В обильную рыбой и морским зверем акваторию ринулись флота всех стран. Какие только флаги не украшали пришлые суда, только цель была одна – хватай, тащи, грабь. Окрепла Россия, расправила согбенные плечи, в состоянии стала пресечь хищные промыслы. И сил хватало, и желание было, но упущено время. Браконьеры до того освоились, что шли в Охотское море, как к себе домой. Даже сама юрисдикция России отрицалась. Тяжбы пошли судебные, международные, одна за другой – и все проигрывались.
– Как заноза торчит в моём сердце проблема, – признался Президент. – Займись, Гладышев. Я знаю, ты что-нибудь придумаешь. Ведь отвадил их от Курил.…
Патрон говорил, а я думал о Любе. Он говорил, а я думал. И вдруг….
Решение пришло в один миг. Простое решение всех проблем – Президента (правильнее – России) с браконьерами Охотского моря, Любы с китами, и моих с законной супругой. Клаустрофобия, болезнь замкнутого пространства – вот что сводит с ума китов и китят. Ну, что такое двенадцать морских миль между берегом и ультразвуковым барьером, ограничивающим акваторию проживания огромных животных. Охотское море, бескрайнее, спокойное, чистое от браконьеров-хищников, вот что надо для успеха эксперимента. Но почему только китов? Превратить Охотское море в питомник, инкубатор разведения промысловых рыб, да и вообще всей флоры и фауны моря. Добиться этого статуса на уровне ООН, запретить не только рыбную ловлю и охоту, но и само появление посторонних судов. С охраной справимся, нам бы от бесконечных судебных тяжб отбиться. Не об этом ли говорил Президент?
Он выслушал предложение, напряжённо вглядываясь в моё лицо. Молчал, размышляя. Не дошло? Не убедил? Я заволновался.
И вдруг он сказал:
– Мы бросим Курилы на это дело. И Камчатку…. Решим проблему с самураями. Выгоним всех прочь из Охотского моря. Отличное предложение, Гладышев! Просто великолепное! Молодец! Не понял меня? Мы отдадим под юрисдикцию ООН Камчатку, Курилы и Охотское море. Пусть себе. Не важно, кто владеет – гораздо, кто разрабатывает. Мы бросим на проект все имеющиеся ресурсы и завладеем контрольным пакетом. Только всё надо просчитать и не промахнуться – слышишь, Гладышев – нам нельзя ошибиться: потомки не простят, если мы бездарно профукаем русские земли. Это тебе не Аляска.
Чуть позже.
– В шахматы играешь? Гамбит это называется, Гладышев – пожертвовать малым, чтобы выиграть всю партию. А мы её должны выиграть.
Я был уже в дверях.
– Ты, Гладышев, за Любовь Александровну не беспокойся – она будет президентом новой международной корпорации: лично я другой кандидатуры не вижу….
Тема увлекла Билли тоже. Он работал, как мне показалось, с большим, чем обычно, энтузиазмом. Президент звонил каждый день, вносил поправки, потом отменял.
Хотел сделать Любе сюрприз, но вскоре понял, что зря держу её в неведении: совет такого специалиста был бы не лишним. Позвонил, рассказал. Скинул по электронке проект готовящегося доклада. И правильно сделал. Любочка быстро вникла, что к чему, и включилась в его разработку.
Когда он был готов, мы с Билли стали вычислять возможных оппонентов и их реакцию. Эти прогнозы Президент не подвергал сомнению и внимательно изучал. Вероятность ожидаемого успеха операции «Охотский гамбит» колебалась около числа 67. Патрон считал, что процент не убедителен, а риск велик – мы бросали на игровой стол исконные русские земли. Правда, к этому времени ни на Курилах, ни на Камчатке не осталось населения в прямом понимании этого слова – сплошь сотрудники одной компании и члены их семей.
Мы пробовали усилить некоторые пункты в докладе, что-то подчистили, что-то добавили, но стало только хуже – вероятность успеха упала ниже 67 процентов и больше уже не стремилась вверх, как мы не бились. Наши сомнения, должно быть, незримо присутствовали в тексте, который мы знали почти наизусть. Грозил тупик.
Решение нашёл Президент. Кардинальное решение. Он позвонил и сказал, что доклад должна читать Люба. Все ждут Президента России, а выступит президент компании, осваивающей новые технологии в этом регионе. Это будет шок для политиков. Это будет интересно всему миру.
Билли за одну ночь переделал доклад. Изменился стиль, изменился темперамент, структура предложений и самого текста. Сохранились цифры и резюме. Билли постарался для своей любимицы – индикатор вероятности успеха подскочил до 82 целых и сколько-то там десятых процента. С этим уже можно было отправляться в Нью-Йорк.
Люба прилетела в Москву и остановилась в президент-отеле. Я выслал ей букет белых роз, но на встречу не пошёл – дулся за холодный приём на Итурупе. Дулся два дня, а могли бы сходить куда-нибудь – вся столица к нашим услугам. На третий день встретились в терминале аэропорта. Патрон пожал ей руку и улыбнулся ободряюще – два президента: равный с равным. А я кто – советник, челядь, прислуга. Робко жался в последних рядах. Но вот настала и моя очередь. Стою, смотрю в её улыбающиеся глаза. Смотрю и молчу. И Люба молчит. Чувствую – минута критическая.
Сейчас она скажет:
– Ну что, Гладышев, вот и пришёл конец нашему супружеству. Будь счастлив, многожёнец.
Молчу, жду.
Люба подставила мне щёку для поцелуя, а потом взяла под руку, и мы вместе прошли на самолёт.
Рассказать, как Люба выступила на Генеральной Ассамблее ООН? Стоит ли? Она была безупречна, как докладчик, прекрасна, как женщина, ну а сам доклад я знал наизусть.
Вкалывал в те дни, как проклятый. Если бы не оптимизатор – тогда впервые испробовал прибор в действии – вряд ли организм выдержал такие нагрузки. А с этим браслетом по десять-двенадцать часов без перекуров, потом внезапный сон, как потеря сознания, на час-полтора, и никакой усталости – снова за работу. Что я делал? Переводил на компьютерный язык тексты выступлений, а виртуальный гений по этой информации шлифовал речь президента, внося поправки и коррективы. Выступление патрона должно было окончательно склонить мнение мирового сообщества в пользу предлагаемого проекта.
Прения шли согласно прогнозам. Наши друзья нас бодренько поддержали. Противники проекта оказались не готовы к критики. Их детский лепет в основном сводился к следующей фразе:
– Доклад хорош, а докладчик само совершенство, но….
А за «но» ничего не наскребалось.
Японцы воодушевлённо поддержали – это планировалось. Китайцы тоже – косяки рыб из Охотского моря попрут мимо их берегов. Практичные немцы прикинули, сколько могут вложить в проект и сколько с него получить, благоразумно воздержались от поддержки и критики – так, общие словеса. Янки пошли дальше. Прикинули свои средства и предложили замкнуть проект лишь на высокоразвитые страны. Хитрости их очевидны. Ограничив число участников восемью членами, они разделили бы паи на равные доли – то, чего боялся мой патрон. Тогда прощай Курилы и Камчатка.
Президент России поднялся на трибуну после основных оппонентов. Он изложил цифры, которые для этой цели умыкнули из доклада. Ужасные цифры того, как безвозвратно ежечасно губится на Земле морская фауна. Вывод – ждать больше нельзя, ждать некогда. Надо немедленно создавать упомянутую в докладе корпорацию и выделить для этой цели все необходимые средства. Первоначально на создание инкубатора в Охотском море планировалось 15 миллиардов долларов. Президент попросил её увеличить. Билли предложил кое-какие навороты и поднял сумму до 65. Сейчас наш Президент бухнул с трибуны, что Россия готова немедленно впрыснуть в дело более 100 миллиардов.
В зале зааплодировали.
Дальше все выступления шли только в поддержку. Это и рекультивации морской флоры и фауны, сохранение исчезающих видов, решение глобальных проблем голода, и т. д. и т. п. Кому интересно – читайте в газетах. А чего там нет, то и я не буду озвучивать: в политике должны быть тайны, иначе какая это политика.
Любочка в одночасье стала мировой величиной. Просто звездой. Пресс-конференции следовали одна за другой. Университеты с мировым именем предлагали бешеные гонорары лишь за часовой доклад (Любин, естественно) в своих аудиториях. Какой-то голливудский мен публично признался в любви и желании связать свою судьбу узами брака с моей законной.
Как тут не психовать? Короче, понял, что потерял жену, и уже смирился с этой мыслью, как вдруг перед самым отлётом Любин звонок.
– Гладышев, ты думаешь исполнять супружеские обязанности или как?
Спешу на зов. Переступаю порог, прикрываю дверь так, чтобы снаружи не открыли. Дальше ни шагу. Стою, смотрю.
Любушка в постели.
– Ну?
– Может, до Москвы потерпим или Курил, дорогая?
Люба тычет пальчиком в голое колено.
– Здесь и сейчас, а то когда мы ещё будем в Нью-Йорке.
Что поделаешь? Рву с шеи изрядно поднадоевший галстук….
Звонок патрона как всегда не вовремя.