И, зевнув, нырнул в землянку.
За дубовой рощей, где Харка вспугнул семью кабанов с полосатыми поросятами, глубокий овраг, как шрам на щеке, развалил косогор. Ручей по дну стремился к реке. Пологий склон был изрыт углублениями. Одновременно в двух кострах кривоносый, смуглый, будто подкопченный, плавильщик Суконжи поддерживал жизнь. Ростом он был невелик, но крепко сбит, на Харкин вопрос ответил:
– Тот, что дымит без огня, готовит пищу для другого костра, который жарко горит без дыма.
Обложенные дерном дрова чадили. В другом месте из камней обмазанных глиной был сложен очаг, в котором без дыма сиреневым пламенем горели чёрные угли. Суконжи на корточках сидел перед ним и шкуркой, натянутой на рогатульку, как опахалом, загонял внутрь воздух.
– А где твоя рысь? – осмотрелся Харка.
– С Гзамом в лес подались. Ну, и подручный у меня! Нет чтоб угли в лесу нажигать, он дрова сюда таскает. За рыбу спасибо. А ты бы пошёл ко мне, Харка, в помощники?
– Давай помогу.
В очаге под огнём стоял глиняный сосуд, закрытый глиняной крышкой.
– Думаешь, уха? – усмехнулся плавильщик. – Ага, уха из золотого петуха. Сейчас будем есть.
Он подтащил большой глиняный круг, на котором узенькая канавка будто змея свернулась спиралью.
– Ну, Харка, помогай.
Суконжи столкнул крышку с сосуда, под его выпирающие бока сунул медную рогатину, насаженную на древко.
– Держи, но не торопись поднимать – одному не поднять.
Такую же рогатину подсунул под сосуд с другой стороны очага.
– Ну, разом взяли, подняли, понесли…. Теперь медленно наклоняем.
Из-под серой накипи струя сверкающего металла хлынула в спираль на глиняной плите и вскоре всю её заполнила.
– Немножко ещё осталось, не рассчитал, – посетовал Суконжи. – Ну, ничего, не пропадёт, пригодится на следующий раз. А, впрочем…. Харка, у тебя ненаглядная есть? Сейчас мы кое-чего для неё сварганим.
Плавильщик приготовил плиту с канавкой маленького кольца.
– Ну, Харка, ещё раз поднимем, наклоним и самую малость плеснём.
Присел Суконжи, любуясь на свою работу.
– Золото – красивейший из металлов, все женщины без ума от него. А вот из этой сверкающей змейки получится несколько нашейных украшений.
Потом сказал, обращаясь к Харке:
– А это кольцо – будет подарком для твоей любимой. В него бы камень самоцветный вставить – девушка этой же ночью твоею станет.
Однажды, в реке купаясь, Харка нашёл зелёный кристалл, полный загадочного блеска.
– Это изумруд, – сказал Хранитель. – Тебе он не нужен – оставь его Бурунше, или девушке подари любимой.
Самоцвет Харка спрятал – Божеству пожалел, а Эоле отдать постеснялся.
– Я сейчас, – приемник Хранителя с места сорвался и быстрее ветра из оврага помчался.
Вернулся, когда Суконжи с толстым и неповоротливым Гзамом заливали водой тлеющий костёр.
– Теперь разгреби и расколи на небольшие куски, – поучал плавильщик помощника, – ну, ты знаешь как – я показывал.
Харка присел на корточки, дожидаясь, когда Суконжи обратит на него внимание. Крупная рысь, подкравшись, прыгнула ему на спину. Приемник Хранителя, упал навзничь, кувыркнулся, освободившись от зверя, и вооружившись медной рогатиной погнался за ним. Рысь в три лёгких прыжка выскочила из оврага, и вот уже её треугольная голова показалась на фоне голубого неба – зелёные, перевёрнутые глаза с азартом следили за юным охотником. Харка погрозил ей рогатиной. Потом присел на корточки у плавильни и, изогнувшись, провёл ладонью по лопаткам.
– Что за дикая тварь! – ворчал приемник, слизывая с пальцев кровь. – Лишь бы царапаться.
Рысь уже у него за спиной и шершавым языком облизывала кровоточащие следы своих когтей. Харка прикрыл глаза, млея от удовольствия.
– Слышь, Суконжи, стану Хранителем прикажу тебе её убить.
Летом, когда полно еды, мальчишки, охотники, женщины тащат в пещеру всё, что поймают – зайчат, лисят, волчат, медвежат…. Маленькие, они легко привыкают, но не все выживают зимой – только те, кто сбегает на волю, ибо в пещере их ждёт огонь и желудки хозяев. Прирученного и подросшего рысёнка перед наступлением холодов Суконжи унёс в лес, а он весной вернулся. Вот уже несколько лет дружат они – плавильщик и, ставшая уже матёрой пятнистая кошка, зимующая в лесу. К Харке рысь тоже привязалась, но дружба их больше на соперничество походила – ещё с тех времён, когда маленькому котёнку он щекотал живот, доводя его до злобного шипения.
– Слышь, Суконжи, стану Хранителем прикажу тебе её убить.
– Она перестанет на тебя бросаться, если ты перестанешь обзываться.
– А как к ней обращаться – Глая?
– Глаей звали мою жену, – омрачился плавильщик.
– Скажи, Суконжи, а у тебя сыновья были? – задал Харка давно мучивший его вопрос.
Плавильщик покосился на туповатого Гзама и, усмехнувшись, кивнул головой на рысь:
– Ага, только она прячет их где-то в лесу.
Выковырнул уже остывшее колечко из глиняной доски, положил на ладонь:
– Меняю жизнь пятнистой кошки на золотое украшение. Камень принёс?
Примерил изумруд к кольцу.
– Чуть-чуть маловат. Сейчас приладим – будет держаться, как влитой. Смотри, приемник Хранителя, какую штуку я придумал.
Суконжи достал из ниши приспособление из обожженной глины. На вертикальной стенке пристроил только что отлитое кольцо, поместил в него кристалл изумруда. Взял в руки медный колпачок с двумя трубочками.
– Гзам, уголёк поярче!
Когда помощник положил перед колечком рубиновый уголёк, Суконжи быстро накрыл его колпачком и дунул в одну из трубок – из другой синеватый язычок пламени лизнул кольцо.
– Вот так, – плавильщик подмигнул Харке, – делаются украшения.
Осторожно медным шилом подцепил его.